Встреча в кулуарах съезда

               

                К 100-летию со дня рождения друга               
    
     Мы не могли не встретиться, а встретившись, не подружиться. Прежде всего, мы были земляками - саратовцами. Затем, мы оба были книголюбами и книгофагами. Разве этого мало?

     Разница в возрасте не была препятствием, хотя и была существенной. Факт говорит за себя. Когда моего будущего друга призвали в армию, мне было всего два годика, а ему, студенту мединститута, все двадцать. Когда я только-только вставал на ножки, он уже ампутировал солдатам ноги в медсанбате.


     И, как он утверждал, ему здорово повезло, что его «забрили» чуть ли не в первый день войны. И вот почему. Тут маленькое замечание: всякие события, как для государств, так и для отдельных лиц, могут происходить из-за совершенно неожиданных, порою непонятных событий, хотя, как посмотреть. Например, выстрел Гаврилы Принципа и судьба Йозефа Швейка. Впрочем, что из того?

     События, вошедшие в основу нашего рассказа, именно тогда и произошли, очевидно, из-за ошибки какого-то писаря. А не сделать эту ошибку уже было трудно – началась война, то есть, всеобщая бестолковщина, обычно приписываемая только нашей стране, а произошла она в немыслимо упорядочненной стране, такой, как Франция.
- Как это может быть! – воскликнул я, поскольку был знаком с менталитетом этой страны, разумеется, по литературным источникам.
- А вот и случилось, – возразил на моё многословное рассуждение мой друг, сын известного саратовского профессора медицины. Из чего понятно, что мы принадлежали всё же к разным социальным группам и, возможно, никогда бы не встретились в Саратове, но жизнь иногда находит способы уравнять людей. Мы оба оказались в глухом саратовском Заволжье, где довольно трудно отыскать человека твоих убеждений. Мой отец (отчим) был трактористом в колхозе. А наша дружба более всего походила на фронтовое братство.

     Впрочем, это всё равно, как говорил очень известный литературный герой. Однако же к делу.

     В четырнадцатом году прошлого века отец моего друга был студентом медицинского факультета в Сорбонне. Вот тут-то и скрывается интрига повествования: не граждане Франции не могли служить во французской армии. Иностранный легион – пожалуйста! А его – к тому же русского еврея, и это объясняет почему он учился в Париже, а не в Саратове, я повторюсь, его зачислили санитаром в самую что ни на есть французскую армию. Не бардак-с ?!

     И тут вступает в действие случай. В батальоне, где выпало служить Ефиму Юльевичу, служили два известных французских литератора, и тоже санитарами – Роман Доржелес и Анри Барбюс. Впоследствии первый написал два романа о войне. Их очень ценили в своё время на Западе, а потом и забыли. Ефим Юльевич их очень любил и считал, что они интереснее ремарковских. Как знать? Возможно, он был по-своему прав.

     Когда я прочитал их, они не произвели на меня особого впечатления. Хотя, может быть, Доржелес тут и не при чём. Шедевр создаётся совместно писателем и читателем. Мне показалось более интересной послевоенная публицистика Доржелеса. В двадцатых-тридцатых годах он яростно предупреждал мир о грядущей «жёлтой» опасности. Пока не сбылось.

     Что касается второго писателя, основателя соцреализма во Франции, или одного из таковых, то в его известности в СССР сомневаться не приходится. К тому же он был большим другом нашей страны. «Огонь» действительно выдающаяся и жестокая книга о войне, и полезно бы время от времени её перечитывать. На Западе она пользовалась не очень большим успехом.

     Я не пишу рецензии на роман, ни на всё творчество Барбюса, в котором, если его рассматривать в историческом плане, не всё так однозначно. Но одну книгу я не мог достать и прочитать, даже имея доступ в спецхраны. Леона Фейхтвангера – выдавали, Андре Жида – выдавали, Уэллса – выдавали, а «Сталина» Барбюса – никогда. Хотя все знали, что есть такая книга. Возможно, я был мало настойчив в своих поисках.

     Однако, вернёмся к медицине. В тридцатые годы прошлого столетия в Москве происходило множество всесоюзных профессиональных съездов, в том числе и медицинских. Делегатом одного из них был и Ефим Юльевич.

     В кулуарах съезда и произошла незабываемая встреча двух ветеранов Первой мировой войны. Солдатское братство священно для людей любой национальности. Французы особенно трепетно относятся к собратьям по оружию. Наши герои бросились навстречу друг другу, но обняться или просто пожать руки им не дали литературоведы в штатском. Они каким-то образом материализовались из воздуха, как любил говорить М. Булгаков, взяли писателя нежно под локотки и увели его в неизвестном направлении.

     Могла ли иметь какое-либо отношение эта встреча к судьбе профессора Махлина, неясно. Но ведь могла быть и отложенная акция – всему свой черёд. Черёд пришёлся на канун Отечественной войны.

     В 1941 году Александра Махлина стали вызывать в известные органы и требовать, чтобы он написал заявление об антисоветских взглядах своего отца. В этом случае ему были обещаны многие льготы и долгосчастливая жизнь, в противном случае неизбежные и тяжёлые кары. Студент оказался упрямым и отца не предал. Хотя и предавать нечего было. Отец был вполне советским человеком. Уже были приняты меры и подключён комсомол – исключить! Но тут, к счастью Саши разразилась война. И судьба сделала крутой поворот.

     Мой друг всю войну провёл за операционным столом невдалеке от переднего края, но остался жив.

     Пикантное добавление к нашему рассказу. У Александра был идеальный музыкальный слух и изумительный тенор. После школы он собирался поступать в консерваторию. Это псевдоготическое здание украшает самый центр Саратова.

     Отец убедил сына не делать этого. Как выяснилось весьма своевременно. Мудрые родители понимали, что в случае ареста и лагеря, врач – это единственный шанс на жизнь.

     Об этом же где-то писал и врач Василий Аксёнов, ставший впоследствии писателем.