Именем Космоса. Часть 3. Глава 23

Глава XXIII

– Эсгебешники совершили налёт на Терцию. Нападение успешно отбито.

Кильрат стоял посреди фолкома, дверь была открыта, пропуская дневной свет и воздух. Даргол сидел, привалившись к стене. Он больше не ощущал ног и не мог вставать. Возможно, причиной было крайнее истощение – или результаты посещений амбалов стали, наконец, необратимыми.

«Пристрелка? Значит, скоро начнутся военные действия. Напрасно ты, Майран. Разбивать Терцию нужно не сейчас. Первой – Юнседу. Но ты ещё наивно надеешься меня найти...»

Если раньше он говорил что-то Кильрату и иногда отвечал на его выпады, то теперь воспринимал информацию молча: пока Кильрату интересна эта борьба, он будет поддерживать в истерзанном теле Капитана жизнь.

– Как видишь, Капитан, я вполне успешно справляюсь с положением главаря. Зря ты меня недооценивал.

Даргол мысленно усмехнулся. Он никогда не заблуждался насчёт Кильрата.

Кильрат видел равнодушие своего врага. Он уже сам не понимал, зачем ему это противостояние. Мучить Капитана было всё равно, что пинать дерево – если плохая обувь, то только отобьёшь ногу. Но и дать ему наконец умереть означало проявить милосердие.

Кильрат часто с ненавистью вспоминал собственное пребывание в фолкоме, когда его бросили туда по приказу Капитана, а освободили люди, тайно работавшие на Юнседу. Его держали связанным, даже не вытащив из скафандра, который обеспечивал ему безопасность, кормили и не трогали. И это великодушие мучило его гораздо сильнее, чем если бы Капитан его пытал: он и там отказался опуститься до уровня Кильрата, хоть по логике вещей должен был мстить и этим доказать, что ничем, в сущности, от него не отличается.

– В эфире не утихают споры, действительно ли вы погибли. Я и мои люди старательно распространяем мнение, что вы продолжаете пиратствовать – только уже под моим именем. Все кровавые дела группировки, а также наиболее удачные ограбления приписывают вам. Так что в умах широкой общественности вы не только живы, но и весьма активны.

Кильрат помолчал, ожидая ответа, усмехнулся:

– Нет, я не заблуждаюсь: ваши друзья, Капитан, наверняка хорошо информированы и не поверят в то, что носится в эфире. Но едва ли их положение позволяет им делиться своей информацией, и быть героем в глазах цивилизации я вам не дам.

«Да. Майран и Фарите знают правду, а больше я никого не интересую». – Даргол чуть усмехнулся, хоть в душе что-то отозвалось лёгкой болью при этом. Он и сам в бытность свою главарём старательно создавал себе кровавую репутацию – так что же теперь дёргаться, если такая память о нём продолжает жить?

«Тогда я не знал цивилизации. Мне действительно было всё равно, что станут обо мне думать: чем хуже – тем лучше. Да и сейчас должно бы быть всё равно. Доброй памяти о себе я оставить не мог. Всё справедливо».

– Кстати, я давно собираюсь спросить: не знаете ли вы, Капитан, какая судьба постигла гуллус, а вместе с ним ваш личный знак? Бутон розы – Звёзды, как трогательно!

Даргол ждал, что Кильрат рано или поздно вспомнит об этом. Но личный знак остался в сейфе и погиб вместе со штабом, а гуллус был далеко.

Став главарём, Даргол сделал своим символом то, что ценил и берёг, в чём ни перед кем не собирался отчитываться. Эйч Гривинстон терпеть не мог рутийского шара, и одно это уже являлось достаточным основанием, чтобы выбрать личным знаком шар, точнее, его суть, душу.

– Такие сентиментальности мне ни к чему! – в своей обычной издевательской манере продолжал Кильрат. – А вот гуллус мог бы пригодиться – он всё-таки символизирует верховную власть на Терции! Глядишь, мои идиоты стали бы посговорчивее!

«Значит, удерживать власть не так просто?» – подумал Даргол. Что ж, это тоже было закономерно. Кильрат напоролся на то, чего старательно, многие годы, добивался.

Капитан молчал, и в Кильрате снова поднялось бешенство. Чтобы не проявить его и не выдать Капитану, что снова чувствует себя проигравшим, он круто развернулся и вышел из фолкома. Дверь плотно закрылась, и он запер её на свой личный код.

В ста шагах его поджидали телохранители. Не те, что сопровождали в группировке, тем незачем было знать, где пребывает сейчас бывший, но до сих пор почитаемый главарь, и что он вообще не в могиле. Кильрата сопровождали его исполнители – любимая им тупая сила. Если им попадался кто-то, когда они шли к Капитану, они убивали свидетеля.

...Уже много времени Кильрат не мог избавиться от ощущения, что всё, к чему бы он ни прикоснулся, тут же начинает разваливаться. А после возвращения из СГБ это чувство обрело размер и стало просто пугающим. И дело было вовсе не в отсутствии Лок-Лана.

При побеге он оставил Лок-Лана в СГБ и не сожалел об этом. Слишком много потребовалось сил, и их могло не хватить на всех, с кем предстояло работать, пока окажешься на свободе. Но Лок-Лан – не самая незаменимая фигура. Есть Сонул, который очень старался его подсидеть. Так что сгодится Сонул – он тоже умеет повиноваться и не отказывается от выполнения любой работы.

Кильрат мечтал не только о власти, но о признании себя другими группировками – а контакта с ними теперь не было. СГБ не выпускала ни самого Кильрата, ни его людей за пределы владений Терции. Кильрата злило это, лишало ощущения свободы. Его люди роптали. Да что люди! Он сам любил поохотиться на чужой территории! Но даже на своей собственной передвигаться становилось всё труднее.

СГБ смелела, и пираты то и дело наскакивали на засады, рейды или одиночные эсгебешные корабли, которые сразу прицеплялись и навязывали бой. Эсгебешники не всегда побеждали, но в стычках с ними расходовались топливо и боеприпасы, пополнять которые было трудно: успешные ограбления стали редкими и по затратам подчас не окупали сами себя. Обстановка становилась всё тяжелее. Пираты, вместо того, чтобы бояться поднять голос против своего главаря, всё откровеннее высказывали недовольства. Бывшие сговорчивыми при Капитане, теперь они стали непокорной, вечно бурлящей массой, подобной стихии, которая снесла пиратскую базу при вхождении Кильрата во власть. И он знал, что у них есть излюбленная, хоть и тайная тема для обсуждений, возникающая всякий раз, когда они думали, что Кильрат не слышит.

– Гибель Капитана и вступление Кильрата во власть сопровождались природным катаклизмом, – рассуждали пираты. – Знак плохой. Новому главарю удачи не будет. И нам вместе с ним. Посмотрите, что происходит... – И далее начиналось перечисление неудач, преследовавших Терцию с того дня, как у власти не стало Капитана.

Кильрат восстанавливал базу медленно. Дело было не в том, что ему не хватало желания заниматься хозяйством. Люди повиновались ему неохотно, вяло, вполголоса отпуская ехидные замечания в ответ на каждый приказ. Если Кильрат забывал или не находил времени проконтролировать выполнение приказа, дело чаще всего оставалось несделанным. И это касалось всего – ремонта исследовательских домиков, восстановления топливных цистерн, расчистки космодрома.

Передвигаться по Терции после стихии надолго стало трудно. Почва раскисла и хлюпала, вся покрывшись бурым склизким налётом, многие места, где раньше жили пираты, оказались заболочены. Озёра, служившие источниками пресной воды, стали солёными, и вода в них опреснялась медленно. Флаеры погибли – их не успели загнать на большегрузные корабли и поднять на орбиту. Правда, теперь, спустя столько времени, эти трудности понемногу отступали – хотя бы эти... Но наваливались другие.

В самом мрачном настроении Кильрат подошёл к своему штабу. Дом был в несколько комнат, в нём постоянно находились люди, приближённые к новому главарю. По обе стороны от широкого, высокого крыльца стояли часовые – не один, как у Капитана, а несколько. Они встретили главаря недружным приветствием.

Приближённые его ждали. Это были не только пиолы, но и представители других цивилизаций. Пополнение приходило теперь на Терцию в основном с Удеги, которая осталась на её территории. Это были необстрелянные новички, мало что знавшие о пиратстве. Перебежчиков из других группировок практически не было – в большинстве своём они не могли пробиться через заслон СГБ. Собираясь вместе – на космодроме и вечерами у костров, – пираты ворчали:

– Одни пришлые на Терции, и вся прибыль им. А своим чуть что – по зубам...

Не отключая на скафандре силового поля, Кильрат прошёл в свой «кабинет», большую комнату, роскошно обставленную, но грязную – приближённые не хотели здесь убирать, а держать при себе уборщика означало допустить в штаб шпиона. Приближённые потянулись в «кабинет» за ним. Вдоль задней стены, по примеру Капитана, здесь громоздился пульт, стол стоял так, чтобы сидевший был спиной к пульту и лицом к двери. Кильрат уселся за стол. Нашёл взглядом лёгкого на помине Сонула, подозвал.

– Возьми людей и освободи ближний к космодрому фолком.

– А пленных? – спросил воурианец.

– Отведи к оврагу. Хватит уже. А то вернётся кто-нибудь с добычей – и запереть будет негде.

– Понятно, – буркнул Сонул равнодушно.

Кильрату нравилось, что, в отличие от Лок-Лана, Сонул не наглел перед ним и был сдержан.

Энтлэс действительно брался за любую работу, особенно если дело касалось пленных. Работа такого уровня была тяжела, и в первую очередь морально. Спасти удавалось не всех, а стоять с циничным видом среди прихвостней Кильрата при его разборках с пленными было невыносимо.

Застрелить Кильрата было реально, пусть и пожертвовав собой, но ему не давали разрешения. И Энтлэс понимал почему – теперь это ничего не изменило бы. Тот, кто придёт Кильрату на смену, не будет от него отличаться. Фактически, как главарь Кильрат был стандартен. Энтлэс не заблуждался насчёт своих сил и положения в группировке и понимал, что сам захватить власть не сможет. А второго Капитана Терции взять было негде.

Энтлэс стал хмур, зол, немногословен, с недругами разбирался жестоко и быстро, и даже его команда отметила, что нрав их предводителя ухудшился.

«Что ж, на то и Сонул – змея... – говаривали про него. – Сначала индифферентен, а потом наносит быстрый удар...»

Несмотря на некоторые садистские проявления, Сонул, в отличие от Кильрата, был справедлив, совершал небольшие, но удачные ограбления, которые кормили его команду, и пользовался уважением. Во время разгула стихии он проявил себя не в пример лучше Кильрата. Он был заранее предупреждён Майраном и сумел организовать людей и поднять на орбиту не только свою команду, но и тех, кто оказался поблизости, а также некоторое количество техники и кое-что из пиратского имущества.

Никто из Гепардов (также предупреждённых Центром) не пошевелил бы пальцем к спасению группировки – окажись она уничтожена, и ничего лучшего нельзя было бы желать, – но эвакуацию поддержали другие предводители. Чтобы не утратить своего положения, Гепардам надо было всегда находиться «в струе» – жить тем же, чем другие пираты и при этом проявлять себя.

При Кильрате работать на Терции стало не в пример тяжелее. Пираты возомнили поначалу, что наступила вседозволенность, и пустились во все тяжкие, захватывая и привозя на Терцию пленных, и не сразу поняли, что кормить их нечем и Кильрат не собирается решать этой проблемы. Уже разохотившиеся, что каждый из них имеет право хотя бы на женщину, пираты не могли смириться с крушением такой иллюзии, и на Терции начались драки за женщин, которые уже имелись в наличии. Кильрат не собирался разнимать этих драк и рассуживать их участников. Закона не стало.

Энтлэс работал всегда со своей командой. И, заняв место Лок-Лана, он не изменил этому правилу. Все предводители так делали. Многие в группировке задавались вопросом, что случилось с Лок-Ланом и не имеет ли Сонул отношения к его исчезновению. Но Кильрат привечал его, и его не трогали.

Команда Энтлэса, вдвое сокращённая во время злополучного преследования Кильрата на катерах, за истёкшее время выросла в несколько раз. Пираты знали, что Сонул, подобно Бену, относится к подбору людей осторожно и кого попало не берёт. Энтлэс старался собрать вокруг себя отморозков, за которыми требовалось особое наблюдение.

...Получив приказ, Энтлэс вышел из штаба. Его команда полным составом находилась поблизости. Вместе они двинулись в сторону космодрома и означенного фолкома.

У фолкомов в обязательном порядке стояли теперь часовые. Энтлэс передал им приказ Кильрата. Часовые отперли дверь, включили свет. Энтлэс не стал заходить внутрь – это было дело его команды. Пираты начали выгонять пленных. Обессиленные, измученные люди едва стояли на ногах. Здесь были только мужчины – женщины попадали в фолком редко, пираты сразу забирали их себе. Энтлэс обвёл пленных безразличным взглядом, увидел среди них лаурка и, сохраняя на лице прежнее равнодушие, усмехнулся:

– А ты-то как сюда попал, божество? Ты здесь один – или с женой и детками?

На лаурке сохранился пояс родителей.

Лаурк поднял медленный взгляд – и присмотрелся внимательнее. Энтлэс знал, насколько проницательны лаурки, но он должен был выяснить, не попали ли на Терцию вместе с ним его соотечественники. То, что делали с ними пираты, вообще не поддавалось никакому описанию.

– Один, – ответил лаурк.

– Что же, ты не мог поколдовать, чтобы пираты не напали на твой корабль?

– Мы не главные во Вселенной. И мир не вращается вокруг нас. Быть орудием Великого Космоса – высшее предназначение, и мы умеем быть благодарными.

– Ну-ну... – цинично хмыкнул Энтлэс.

Он обвёл взглядом пленных. Они поддерживали друг друга, прикрывая глаза от дневного света, и выглядели настолько истощёнными, что вставал вопрос, выдержат ли они перегрузки при старте. Надеяться на то, что кто-то из них сможет в таком состоянии управлять кораблём, было нельзя. Но среди них оказался лаурк – лаурки выносливы и самоотверженны и не живут без Космоса. Умение управлять кораблём для них непреложно. Он найдёт в себе силы, необходимые для спасения людей, чего бы ему это ни стоило.

Пленных было двадцать шесть человек. Усмехаясь, Энтлэс кивнул. Он чувствовал, что обмануть лаурка не сумел, но это не было опасно – лаурк ни в какой ситуации не выдаст его пиратам.

Пленных повели в лес. Пираты шли с плазмерами наизготовку, окружив свои жертвы со всех сторон. Энтлэс шёл последним, так лучше было видно всех – и пленных, и пиратов. Пленные спотыкались, с ненавистью оглядывались на конвоиров. Пираты злословили, чувствуя своё всевластие и силу. У Энтлэса шумело в голове. Он знал, что здоров – но так проявлялась в нём ненависть. Он должен был лучше контролировать себя и не давать этим чувствам возникать в душе, чтобы они его не разрушали, но это не всегда удавалось.

Овраг находился глубоко в лесу, в стороне от мест, где обитали пираты – широкий, глубокий, заросший колючками и густым кустарником. Место это выбрал когда-то давно сам Капитан, и Энтлэс не мог не согласиться, что для исполнения смертных приговоров оно было удобно – и как нельзя лучше отвечало его, Энтлэса, планам.

Энтлэс обогнал своих людей, встал, прислонившись к древесному стволу, вытянул из кобуры бластер – мощное оружие, немного неэкономичное, но зато внушающее справедливую опаску даже искушённым личностям в группировке. Пленных остановили шагах в двадцати от оврага и по одному стали выталкивать к обрыву. Энтлэс, никому в команде не уступавший этой привилегии, равнодушно нажимал на спусковой крючок. Он смотрел своим жертвам в лица – у него хватало сил не отводить взгляда и при этом сохранять циничный, скучающий вид.

После каждых пяти-шести выстрелов он лениво и небрежно, поглядывая на свои жертвы, напоказ перезаряжал оружие. Лаурк был последним. Дёрнув плечами, чтобы пираты не держали его, он вышел на край оврага сам. Обернулся к Энтлэсу, встретился с ним взглядом. Приготовившись к очередному всплеску сжимающей боли в душе, Энтлэс надавил на спусковой крючок. Лаурк покачнулся, упал вниз. И, словно в ответ на его падение, в памяти Энтлэса встало лицо Нэдис – настолько чёткое, будто перед глазами поставили стереографию. Девушка смотрела с участием, словно желая разделить и облегчить его боль. Энтлэс привалился затылком к стволу и прикрыл глаза.

«Ты здесь? Ты что, не отказалась от меня? – спросил он. – Ты понимаешь, что происходит со мной по ночам после таких расстрелов?»

Это длилось мгновение. Энтлэс вернулся к реальности. Боли не было. На душе было спокойно и ясно.

«Это лаурк, – мысленно улыбнулся, всё поняв, Энтлэс. – Не тратил бы силы, я сам...»

Он бросил «тела» в овраге. Расстрелянных никогда не хоронили, даже при Капитане.

Заниматься дальнейшей судьбой «расстрелянных» он, практически не остававшийся один, должен был крайне осторожно, таясь от своей команды. Приходилось изворачиваться, чтобы пленные, пришедшие в себя по окончании действия спецзарядов, не попали снова к пиратам – не погибли сами и не выдали того, кто их «расстрелял». Но вскоре Энтлэсу дали помощника.

Глядя на него, Энтлэс никогда не подумал бы, что это – Гепард. Опустившийся забулдыга и пьяница, он ошивался в компаниях, где попахивало спиртным, был груб, часто лез в драки и совсем не следил за собой.

Этот человек был великолепен. Он находил и подготавливал корабль, оказывал «расстрелянным» первую помощь и помогал им добраться до корабля. Пленные и не понимали, что случайно наткнувшийся на них в овраге пират, пьяно болтающий про планетарку Терции и оставленные без присмотра корабли – на самом деле эсгебешник.

На Терции был вечер, и команда заговорила об ужине.

– Идёмте, – легко согласился Энтлэс. Он чувствовал освобождение, какого давно уже не было, и команда, уловив хорошее настроение предводителя, тоже оживилась.

– К штабу, – сказал Энтлэс. – Я могу ещё сегодня понадобиться... главарю.

Он криво усмехнулся в сторону, и кое-кто ответил такой же усмешкой. В его команде ощущалась определённая настроенность против Кильрата, которому не могли простить, что всегда и всех он готов бросить ради спасения своей шкуры.

Они расположились у ближнего к штабу костра, вытеснив тех, кто пришёл сюда раньше. Штаб светился всеми окнами, в которых мелькали фигуры приближённых Кильрата. Но у крыльца, кроме часовых, не было никого. Во времена Капитана пираты толпились у штаба почти круглые сутки, но Кильрат не брал на себя забот, с которыми к нему приходили, и люди отучились обращаться к главарю за помощью.

Пираты принесли котёл, подбросили дров и принялись готовить ужин. Энтлэс привычно наблюдал за ними, заодно отмечая, что происходит вокруг – у других костров и в штабе.

Пираты готовили еду, разговаривали. Костры располагались далеко один от другого, того, что там говорилось, не было слышно, лишь иногда долетали раскаты смеха. Энтлэс следил, чтобы у каждого из костров стояли его маячки. Многие пираты умели их находить и уничтожать, но Гепардовская техника была на уровень выше того, чем обычно пользовались пираты, и его маячки страдали редко.

Пираты обсуждали ограбления, обстановку в Галактике и на Терции.

Из штаба вышел Кильрат. Его, как обычно, сопровождали около десятка человек, большей частью пиолы.

– Куда это он направляется? – негромко спросил Энтлэс.

Пираты оглянулись на штаб.

– Да мало ли! Вся Терция – его вотчина.

– Сейчас – не важно, – сказал Энтлэс. – Меня интересует, куда он исчезает иногда днём. Не берёт своих телохранителей, не оставляет информации часовым. Я хочу знать, где он бывает. Бак топлива тому, кто удовлетворит моё любопытство.

Бак топлива был щедрым вознаграждением на испытывающей острый энергетический голод Терции. Пираты заговорили, высказывая предположения.

В это время к костру подошёл ещё один пират, никого не спрашивая, присел в стороне. Пираты заворчали – продовольствие было в дефиците, и никакая оплата не компенсировала трудностей, связанных с его добычей, – но Энтлэс сделал им знак замолчать.

– Ты кто такой, седина? – спросил он. – Садись поближе к огоньку, поговорим.

– А чего ж, и подсяду, – отозвался пират со скупой усмешкой.

Он пододвинулся к костру, и его осветило пламя.

– Рукав завязан. Значит, ты Ланиус? Ланиус Экскубитор, как ты сам себя называешь? Почему не носишь знак группировки?

– А ты – Сонул? Наслышан о тебе.

– Ты живёшь отшельником. Пират ты – или нет?

– Зато ты – пират, никаких сомнений.

– Да, я умею выживать. Но меня удивляет, что и у тебя это получается.

– Ну да, – усмехнулся пират, – и у меня.

Такое начало разговора встревожило Ллэйда. Появилось нехорошее чувство, будто Сонул владеет явно лишней информацией о нём.

Уже много месяцев Ллэйд жил на Терции. Он по-прежнему появлялся вечерами в группировке, подсаживался к кострам, слушал разговоры и на основании услышанного вредил пиратам чем мог. Последнее время он большей частью специализировался по диверсиям – у него был шестилетний опыт такой работы. Он знал многое из того, что происходило в группировке, и в глубине души тихонько гордился, подсмеиваясь над собой, что по меньшей мере троих крупных заводил, к которым не удавалось приблизиться на расстояние выстрела, сдал в СГБ, открытым текстом сообщая в эфир, что они вышли на ограбления. Он делал это с умом. Не выкрикивал обращение к эсгебешникам, а имитировал болтовню пирата, который сплетничает в эфире с приятелями.

Он немного освоился в группировке, оборудовал себе постоянную базу на разбитом корабле глубоко в лесу, отремонтировал там накорд и некоторые экраны обзора. Даже сделал небольшой запас продовольствия, которое удалось прихватить с пиратских кораблей. Днём он спал и занимался подготовкой к предстоящим вылазкам, вечером и в первую половину ночи собирал информацию, а когда пираты засыпали, проводил свои операции.

Он по-прежнему хотел встретиться с Кильратом, но его уже не устраивала мысль застрелить его из-за дерева или соседнего корабля. Он хотел встречи глаза в глаза, чтобы напомнить Кильрату о себе, заставить точно знать, кто и за что его убил, а это было трудно – негодяй и раньше практически не оставался один, а став главарём, и вовсе заболел манией преследования.

Ллэйд был наслышан о преступлениях Сонула. Он знал, что вечерами негодяй отирается возле штаба, потому что выполняет личные приказы главаря. Он не удивился встрече – но никак не ожидал от пирата такой проницательности.

– По Терции ходят разговоры, что ты подслушиваешь у костров, седина, а потом происходят убийства.

– Я подслушиваю? Пираты сидят у костров и сплетничают. Разве находиться в это время рядом – значит подслушивать? Тогда подслушивают все.

– Что ж, ты умный, и переговорить тебя, пожалуй, непросто. Думаю, ты поэтому до сих пор жив. Но скажи, Ланиус, почему ты здесь? Разве у тебя нет места, где тебя ждут – дома, семьи, что ты ищешь смерти у пиратов? Ведь ты не считаешь себя неуязвимым, а тем более старинным суперменом, которыми пичкали деток в не очень здоровые времена у вас на Земле?

Ллэйд растерялся, кашлянул, глянув в сторону.

– Не твоё это дело, верно? – сказал он, вдруг охрипнув.

– Почему же? – прежним ровным голосом продолжал Сонул. – Семья для многих – главное. Другое дело, когда тебя предали. Не дождались или сделали по-своему, а не так, как ты мечтал. Тогда можно и уйти. Куда угодно, хоть и в пираты – но с гордо поднятой головой. И мстить. Мстить за это всем. Не разбираясь, не спрашивая. Можно не тем, с кем не хватило мужества поговорить. Есть другие. Такие, кто негодяи по определению. Это создаёт иллюзию законности, справедливости. И можно жить, чувствуя себя непонятым героем, а не глупцом.

– Что ты несёшь, пират? – спросил Ллэйд, лишь бы только заставить его замолчать. – Бред какой-то. Может быть, у тебя на скафандре нарушен терморегулятор и ты перегрелся?

– Да нет, – мягко усмехнулся Энтлэс. Он понял, что попал в точку. – Со мной всё в порядке – в отличие от тебя.

– В порядке? – повторил Ллэйд. – Так ты считаешь нормальным то, что делаешь вместе со своими людьми?

Сонул взглянул ещё пристальней:

– А что я делаю?

– Расправляешься с пленными, например.

– И что? Есть пиратство – и есть цивилизация. Нам надо выжить, им надо не дать нам этого сделать. На войне как на войне – это же ваша, земная, истина? Ты и сам ею руководствуешься.

У Энтлэса засигналил шлемофон. Не без внутренней досады, что прерывается этот разговор, он ответил. На связи был Кильрат.

– Сонул? Приди к моему кораблю на космодром, есть работа. Я тоже сейчас подойду.

– Приду, – ответил Энтлэс и встал. – Трое со мной, остальным на всякий случай быть наготове, – распорядился он. – Да пожрать чего-нибудь оставьте, а то с этими поручениями с голоду сдохнешь.


Сонул ушёл, и Ллэйд не стал задерживаться у костра. Шансов оплатить ужин у него практически не было – последнее время пиратское продовольствие резко подорожало, и рассчитываться за него всё чаще требовали топливом, а оставаться у костра, где из уст местного «царька» прозвучали подобные заявления, было опасно. Кроме того, у Ллэйда появилось, кажется, дело.

Ему не требовалось возвращаться на свою «базу». Всё необходимое было у него с собой. Он отошёл подальше от штаба и остановился за кустарником, оглядывая в сгущающейся темноте окрестности, и увидел четыре фигуры, движущиеся по тропинке к космодрому. Стараясь не выпускать их из виду, другой тропинкой он пошёл в ту же сторону.

Он не знал, где обитает Сонул, и поэтому не мог подкараулить его там одного. А пока этот негодяй с компанией, стрелять в него рискованно – не факт, что удастся сделать всё чисто, могут остаться свидетели, которые поднимут тревогу. Нет, он уже знал, что сводить счёты с палачами надо, когда те находятся в одиночестве.

Он пришёл на космодром, неравномерно и скупо освещённый прожекторами кораблей. Раньше космодром освещался лучше, но теперь везде, где можно, старались экономить энергию. Сонул со своими негодяями потерялся ненадолго, потом Ллэйд увидел его поднимающимся по трапу пиолийского корабля вслед за несколькими пиолами, среди которых, возможно, был Кильрат.

Через некоторое время Сонул со своими парнями вышел из корабля и направился в сторону северного леса. Стараясь держаться в темноте, Ллэйд последовал за ними. Они пересекли космодром, вошли под деревья. Здесь следить за пиратами было легче – каждое дерево могло служить укрытием. Пираты углубились в лес.

Шли долго. Обойдя скалы, взяли на северо-восток. Наконец, вышли к длинному, километров десяти, но узкому озеру. По его берегам раскинулся большой пиратский «городок», состоящий в основном из разбитых, не подлежащих восстановлению кораблей.

 Немного не доходя до него, Сонул со своими прихвостнями подошёл к каменному глухому строению. Это был фолком. У двери стояли человек пять охранников. Сонул сказал им что-то, они открыли дверь. Сонул обернулся к своим людям, отдал какое-то распоряжение. Те, кажется, возразили, и Сонул снова что-то сказал. Пришедшие с ним пираты развернулись и направились в обратный путь. Сонул вошёл в фолком.

Чувствуя, что начинает задыхаться от ненависти, Ллэйд посмотрел по сторонам. Но перебить у фолкома охрану и освободить пленных, к которым вошёл этот палач, в одиночку было невозможно. «Городок» располагался рядом, и в нём вовсю веселились пираты. Они оказались бы здесь сразу после первого выстрела – стоило кому-то из охранников отскочить в сторону и поднять по шлемофону тревогу. Если бы у Ллэйда была хоть небольшая, но своя группа бойцов, тех, кто мог бы поддержать, он сумел бы составить план, как отбить этот фолком и освободить пленных. Но что он мог один!

Сжимая зубы и кулаки, Ллэйд тяжело опустился за деревом и принялся ждать. Этот гад отпустил своих сопровождающих, и значит, возвращаться, скорее всего, планировал один.


Кильрат приказал допросить пленного эсгебешника. Энтлэс взялся за «работу» охотно – хорошо, что она досталась именно ему. До сих пор он не получал таких приказов.

Он вошёл в фолком, осмотрелся. Здесь находились и другие пленные – невольные свидетели того, что должно было произойти.

Что ж, отвернуться и закрыть уши их не заставишь.

Энтлэс придерживал в запасе вариант забрать пленного из фолкома, пообщаться с ним где-нибудь в лесу и потом привести обратно. Но это было однобоко. Если Кильрат преследовал цель не получить информацию от эсгебешника, а через жучки проследить, как будет выполнять задание Сонул, то всё должно быть совершенно легально.

Перешагивая через ноги пленных, прицепленных к мононити за руки, Энтлэс подошёл к эсгебешнику. Это был землянин, цветом волос и молодостью напоминавший Майрана.

Энтлэс отпер замки, поднял пленного за плечо и перетащил его в угол, где снова хотел пристегнуть, на этот раз стоя. Но пленный сориентировался и, развернувшись, попытался кинуть Энтлэса через плечо. Он был эсгебешник и имел хорошие навыки. Но не лучше тех, какими владел Энтлэс. Кроме того, пленного продержали на мононити неизвестно сколько времени, и движение причинило ему боль. Без особого труда Энтлэс повалил его в угол.

– Сиди здесь, если не хочешь, чтобы за твою глупость пострадал кто-нибудь из них, – кивнул на пленных Энтлэс. – Впрочем, можешь встать – ни у меня не возникнет желания тебя пнуть, ни у тебя – дёрнуть меня за ногу.

Пленный встал, испепеляя Энтлэса взглядом.

– Итак, меня интересует усиление баз СГБ – и твоей в частности. В связи с чем это происходит? Все базы усиливаются – или только на каком-то одном участке? Что слышно там у вас об этом?

Пленный усмехнулся.

– Вам следовало бы захватить Джона Уэлта – думаю, он владеет полной информацией.

– Острить передо мной не надо, – улыбнулся Энтлэс. – Ты вполне заменишь мне Джона Уэлта, я постараюсь.

Он принялся повторять вопросы Кильрата, стараясь тем временем войти в нужный настрой. Он неплохо освоил в Гепарде некоторые воздействия, близкие к гипнозу – в том числе и массовому. Пленные не должны помнить подробностей того, что здесь будет происходить. Защитить эсгебешника от допроса в стиле Кильрата он не мог, но мог до предела смягчить его впечатления об этом. А также – избавить от расследования, которое ожидало его на месте службы, если он вырвется отсюда. Энтлэс передаст в Гепард, что никакой информации пираты от этого эсгебешника не получили. Не узнали даже имени, вместо которого придётся передавать его биоструктурные данные.

Надо только обязательно преодолеть сопротивление эсгебешника, который обучен защите от вмешательства в своё подсознание.


Вымотанный до предела, Энтлэс брёл через лес, выбрав маршрут в обход космодрома. Кильрат ждал отчёта утром, и оставшуюся часть ночи можно было посвятить отдыху. Он специально отослал людей, зная, что после такой работы у него не хватит сил на их общество.

Деревья стояли неплотно, но никаких просветов между ними видно не было – ночь перевалила за середину. Терция уже должна была успокаиваться. И вдруг какой-то шорох до предела обострил его утомлённое восприятие – где-то поблизости, возможно, был человек. И похоже, что он прятался, не желая быть замеченным.

В пиратской группировке всегда приходилось быть готовым к нападению. Энтлэс не сбил шага, ничем не показал, что насторожён. Но каждым нервом, каждой глубинной нитью, которые связывали его с окружающим миром и с Космосом, он ждал, что теперь будет. Едва ли его умений могло хватить на то, чтобы почувствовать, откуда будет выстрел или прилетит нож – но шорох выдал того, кто находился неподалёку.

Лес осветился коротким лучом выстрела. Энтлэс откачнулся – и в один прыжок оказался там, где прятался нападавший. Он повалил человека в траву, выбив бластер. Он не успел разглядеть ни его лица, ни фигуры, но уже знал, кто перед ним. И раньше, чем тот успел опомниться, Энтлэс внушил ему программу:

– Меня нельзя трогать. Ты не будешь на меня нападать. – И добавил, выпрямляясь: – Иди.

Человек поднялся на ноги и послушно пошёл прочь.

– Через двадцать секунд ты очнёшься, – сказал ему вслед Энтлэс.

Он встал за дерево, стараясь слиться с темнотой, чтобы не выдать своего присутствия этому человеку.

Не совсем зрением он видел, как человек очнулся, остановился, прижал ладони к поясу в поисках бластера. Постоял, пытаясь понять, что произошло, и, не вспомнив о пирате, которого минуту назад хотел застрелить, ушёл в темноту. Энтлэс знал, что теперь этот мститель-самоучка потеряет интерес к Сонулу и направит свои усилия на кого-то другого – на Терции масса негодяев, на ком можно сосредоточиться.


Ллэйд пришёл на свою «базу». Чувствуя усталость и какое-то опустошение, лёг в каюте на нал. В голове путалось. Отчётливо вспоминался разговор с Сонулом: слово за словом, и не столько сказанное Ллэйдом, сколько всё-таки пиратом:

«Но скажи, Ланиус, почему ты здесь? Разве у тебя нет места, где тебя ждут – дома, семьи, что ты ищешь смерти у пиратов?»

Теперь нет – и на веки вечные нет, потому что простить такого нельзя.

«Ведь ты не считаешь себя неуязвимым, а тем более суперменом...»

Не считаю. Но и трусом не считаю тоже.

«Другое дело, когда тебя предали. Не дождались или сделали по-своему, а не так, как ты мечтал. Тогда можно и уйти. Куда угодно, хоть и в пираты – но с гордо поднятой головой. И мстить. Мстить за это всем. Не разбираясь, не спрашивая. Можно не тем, с кем не хватило мужества поговорить. Есть другие. Такие, кто негодяи по определению. Это создаёт иллюзию законности, справедливости. И можно жить, чувствуя себя непонятым героем, а не глупцом...»

Да, вот так – цинично, грубо.

Много ты понимаешь, негодяй. «В пираты»! В пираты – это уже про тебя.

Но в чём-то, может быть, верно?..

«С кем не хватило мужества поговорить...»

Не хватило! О чём говорить после этого?

«На войне как на войне – это же ваша, земная, истина? Ты и сам ею руководствуешься».

Ллэйд встал.

Как ловко пытаешься ты меня запутать! То, что ты говоришь – не правда, а подделка под правду.

Ллэйд рассердился. Он прошёл туда-сюда по каюте, вышел в отсек управления корабля, приблизился к мёртвому пульту.

Ну, пусть нет у меня семьи, но где-то есть племянницы. Они живы – и это самое главное. У них никого нет – одни на свете. Не оттолкнут они родного дядьку? Вот туда я и направлюсь после Терции. Только сведу счёты с этим выродком Кильратом. И поменяю, раз нужно, документы.

«Со мной всё в порядке – в отличие от тебя»...

И со мной – в порядке. И не лезь в мою душу!

...Он маялся весь остаток ночи, а перед самым рассветом уснул. Проснулся через несколько часов – злой и голодный. Перебрал свои продовольственные запасы – не расшикуешься. Но и начинать умирать с голоду рано. Пока готовился завтрак, он составлял план действий на ближайшее время.

Освободить бы людей из фолкомов – вот был бы отряд! Но люди там истощённые. Хорошее будет дело: вызволить их, привести сюда – и здесь дать умереть с голоду. Нет, прежде чем предпринимать такие операции, нужно найти продовольствие, оружие и боеприпасы. Именно то, чего острее всего не хватает на Терции. Задачка не из простых...

Размышляя, Ллэйд сел к пульту, положил перед собой лист бумаги и принялся чертить схему пиратского становища на Терции. Первым делом разметил стороны света, нанёс космодром, штаб, топливные цистерны, исследовательские домики и заменяющие дома корабли. Крохотными прямоугольниками вычертил фолкомы. Итак, это то, что он знает о Терции. Первым делом, если не считать встречи с Кильратом, хорошо бы выяснить, возле какого фолкома самая плохая охрана и в котором меньше всего пленных – меньше народу легче прокормить на первых порах. Потом люди окрепнут. Кто-то захочет сразу вернуться домой – и это понятно. Но те, кто останется, помогут добывать необходимое и освобождать других пленных.

Значит, надо сосредоточиться на Кильрате и фолкомах.


Кильрат не собирался идти сегодня к Капитану. У него не возникало желания лишний раз появляться там и снова чувствовать себя побеждённым. Но от пульта в штабе обернулся наблюдатель, мальчишка-пиол, боявшийся своего главаря как огня и потому преданный:

– Кильрат, ваш пленный, кажется, умирает. Пойдёте?

Кильрат обернулся.

– Да, – сказал он коротко.

Этот мальчишка пришёл на Терцию недавно и не имел представления, кто этот пленный и где находится. Ему на экран поступали медицинские данные на какого-то – одного из многих – пленного. И его задачей было предупреждать главаря сразу, как только показания начинали резко ухудшаться.

Кильрат вышел в соседнюю, пустую сейчас, комнату, закрыл дверь, включил звукоизоляцию и только тогда через шлемофон вызвал своих амбалов.


На одном из экранов, на который было выведено изображение штаба, Ллэйд увидел, как Кильрат спускается с крыльца.

«Куда это он опять?» – насторожился Ллэйд.

Уже несколько раз он замечал, как Кильрат уходит куда-то, не взяв с собой охрану. Это было настолько не свойственно подозрительному и страдающему целым списком «маний» главарю, что Ллэйд старательно выжидал случая выяснить, с чем это связано. Но экраны разбитого корабля не были настроены для просмотра всех территорий пиратской базы. Кроме того, лес мешал обозрению.

Затаив дыхание, Ллэйд наблюдал за передвижениями Кильрата. Тот направился к исследовательским домикам, но, не доходя, свернул и вскоре скрылся в лесу.

Он шёл в сторону корабля Ллэйда! Схватив бластер и энергетические батареи к нему, Ллэйд выскочил на трап, забыв отключить экраны, которые теперь зря расходовали дорогую энергию.


Амбалы ждали Кильрата в лесу. Когда он подошёл, молча встали позади него, оружие взяли наизготовку. Под такой охраной Кильрат чувствовал себя в безопасности и уверенно пошёл вперёд, он хорошо знал дорогу.

...Даргол приходил в себя тяжело. С каждым разом эти возвращения давались ему всё хуже. Кильрат. Не один – значит, на этот раз я успел уйти далеко, и не так просто было меня остановить.

– Подождите снаружи, – приказал Кильрат амбалам. – Далеко не уходите, можете понадобиться.

Амбалы равнодушно вышли.

Даргол лежал на полу. Он хотел подняться, чтобы прислониться к стене, но, предприняв попытку, обнаружил, что не может пошевелиться. Так. Что ж, значит, эта встреча с Кильратом и его подданными последняя? И то, сколько же можно...

Кильрат тоже видел, что медикаментозная помощь себя исчерпала. Тащить его на корабль к регенерационной камере? На чём? Корабль здесь не посадишь и нигде поблизости тоже. Носилки соорудить можно, но как пронести его незамеченным, чтобы не увидел никто в группировке? А потом, когда он будет восстановлен и здоров, как тащить его сюда снова?

А он-то каков! Уже ни рукой, ни ногой – а смотрит!

Кильрат подошёл.

– Ты вообще слышишь меня, Капитан? Ещё способен воспринимать информацию? У меня есть для тебя кое-что, к чему, я думаю, ты даже сейчас не сможешь остаться равнодушным. Ты же ещё помнишь своего Эсгебешника? Я понимаю, что провалы в памяти в твоём состоянии уже естественны, но постарайся напрячь то, что ещё осталось.

Кильрат не хотел рассказывать Капитану о том, что он побывал в руках СГБ, но, во-первых, нестерпимо было отпустить своего врага, не наплевав напоследок ему в душу, а во-вторых, невозможно было держать в себе такую информацию.

– Ты не знаешь, Капитан, а между тем у меня произошла недавно одна очень небезынтересная для тебя встреча. В результате небольшого недоразумения я попал в руки эсгебешников. Со мной несколько раз случалось такое, так что ничего особенного в этом факте нет...

Даргол рассмеялся.

– В самом деле? – сказал он. – И там, на Удеге, тебя допрашивал лаурк, и Майран присутствовал на допросе?

Капитан впервые заговорил за последние недели, заговорил в таком состоянии, но от ударившей в голову ярости Кильрат в первый момент не осознал этого.

– Ну уж такого я точно тебе не говорил! – взревел он. – И никто не говорил, потому что никто не знает! Никто!

– Как видишь, знаю я, – невозмутимо, словно в штабе когда-то, заметил Капитан.

– Откуда?!

– Мы уже обсуждали с тобой это.

– Так ты что, знал, что этот интеллигентик...

– На самом деле эсгебешник? Ну, разумеется, знал. Ты поносишь Майрана, а между тем ты обязан ему жизнью. Если бы не он – ты перестал бы существовать как личность ещё когда сидел у меня в фолкоме. Это он заступился передо мной за вас с Лок-Ланом.

Если бы Капитан встал сейчас и избил его ногами, Кильрат пережил бы меньший шок.

– Что ты болтаешь? Зачем Эсгебешнику было за меня заступаться?

– Затем, что люди поступают по-человечески не для того, чтобы красиво выглядеть перед кем-то, а потому что они люди.

Только теперь осознав, что умирающий Капитан говорит с ним и снова оставляет его в дураках, Кильрат ринулся к двери:

– Эй! Вы! Работайте, чем зря болтаться без дела!

Амбалы вошли, не спеша приблизились к Капитану.

– Не выдержит, – лениво процедил один из них.

– Давно пора!


...Даргол не слышал, как над ним наклонились.

– Кажется, всё... Что, снова реанимировать?

Кильрат помедлил.

– Да хватит уже. Сколько можно?

Он окинул долгим взглядом своего врага, победы над которым так и не сумел одержать, и болезненно поморщился. Потом повернулся и вышел в распахнутую дверь. Амбалы вышли за ним, и дверь захлопнулась.