Внизу пищевой цепочки

 --Неееет! – кричала она, понимая, что привязана к креслу и не может пошевелиться.

--Дааа! – шепотом отвечала ей медсестра, почему-то облизывая ей лицо длинным раздвоенным змеиным языком.
--Нет, нет, нет! – умоляла она. Вдруг в руках медсестры появился блестящий стеклянно-металлический советского образца шприц.
– Знай свое место, падаль, -- произнесла сестра и приставила шприц к её вене.
--Не нааадааа! – прошептала Варвара Петровна и проснулась от звука своего голоса.

«Господи, приснится же такое, - подумала она, мелко крестясь. – Всё этот ящик". И она медленно, кряхтя, поднялась с кровати, охая нащупала ногами тапочки и направилась заваривать чай с твердым намерением никогда уже не смотреть на ночь РенТВ.

Пенсионерка Варвара Петровна прожила героическую жизнь. И все это знали. И все так и говорили. Особенно бабушки да дедушки, седящие на лавочке около дома. Сорок пять лет отдала  она школе. А молодежь … молодежь  вообще о ней не думала. Есть она и есть эта Варвара Петровна. «Здрасьте!» у подъезда - и на том спасибо.

  Сначала недооцененность её заслуг повергала её в печаль, потом она перестала замечать неприятные моменты, а замечала только хорошие. А вскоре, и вовсе убедила себя в том, что все люди в районе знают и восхищаются, но из скромности – не показывают вида. Поэтому, у неё на лице появилась таинственная заговорщицкая улыбка.



Жемчужным ожерельем приближаются к земле нити космической пыли. Перламутровым сияньем сверкают они на солнышке. То совьются они в колечки, то рассыпятся павлиньим хвостом, то незримой завесой, паутинкой, слегка переливающейся всеми цветами радуги, окутают они сознание, чтобы уже никогда не выпустить его из своих порочных сладострастных объятий.

   Доктор Бородулина, очень полная, обнаженная, как Даная, была в собственной спальне захвачена врасплох водопадом сверкающих мыслей. Ей мерещился золотистый дождь из сияющих пылинок! Они щекотали её между грудей, опускались ниже, уже готовые проникнуть, и вдруг, как бы передумав, поднимались вверх, превращаясь в гибкого, с кошачьим взглядом юношу. Его крепкие пальцы держат её за бедра, а её полные ноги согнуты в коленях, она совершенно беззащитна, и ах! –Ты будешь безжалостна сегодня! – пронеслось в её разгоряченном уме прежде, чем сладкая истома пронизала всё её естество.

"Приснится же такое",-- подумала она, пробудившись! И ещё долго не вставала, нежась в постели, потому что прием начинается в два, а вид этой серой нудящей о своих болячках очереди уже давно вызывал у неё только отвращение.



  Годы давали о себе знать, и от постоянного просмотра телевизора у Варвары Петровны ослабло зрение. «Не волнуйтесь, голубушка! - сказал ей доктор, - вылечим мы вашу катаракту». Дал ей список узких специалистов, а вскоре - умер. Просто умер доктор. Этого тоже почти никто не заметил. Что толку от мертвого доктора? Он даже анализ не выпишет. Долго Варвара Петровна блуждала по обшарпанным лабиринтам поликлиник, да подземельям лабораторий. Много вынесла унижений  в очередях. И, наконец, ей осталось получить последнюю подпись – и можно отправляться в больницу. Но доктор, к которому она заранее взяла самый настоящий талончик, который должен был поставить эту последнюю подпись – умер. Ей объявили, что все пациенты, у которых есть талончик к мертвому доктору – перенаправляются к живому. И Варвара Петровна заняла очередь к доктору Бородулиной...


  Медленно идут часы в районной поликлинике. По-хозяйски шныряет туда-сюда младший медицинский персонал в белых халатах. Вонь, духота, да крашеные стены с плакатами про ВИЧ да туберкулез наводят тоску. Отсидев свои 2 часа, Варвара Петровна зашла в кабинет доктора Бородулиной, тучно возвышавшейся из-за своего стола.

"Ты будешь безжалостна сегодня", - снова почему-то пронеслось в уме у врача. Она тряхнула головой, потирая виски и почему-то улыбнулась, будто вспомнила что-то приятное.
 --А у вас талончик к мертвому доктору, - с улыбкой произнесла тучная врач Бородулина, крайне напоминавшая в этот момент Ведьму пустоши из мультика Миядзаки, - так что посидите, пока я приму всех «своих». А, как освобожусь, приму и вас.


  Медленно идут часы в районной поликлинике. В косых лучах солнца, падающих сквозь окно второго этажа, искрится и сияет столб перламутровой пыли.

"Почему же здесь так пыльно", -- вкралась мысль в голову Варвары Петровны. И вдруг другая: "Знай своё место, падаль!", и - медсестра с раздвоенным языком.
"Господи, да что же это!?" - испугалась Варвара Петровна и наложила на себя крестное знаменье. Вдруг громко хлопнула форточка и раздался звон разбитого стекла. На пороге внезапно возникла медсестра: «Прием окончен! Кого доктор не приняла сегодня – подходите завтра».

  А назавтра - всё то же самое.

  Неделю ходила Варвара Петровна в поликлинику, но так и не получила заветную последнюю подпись. А потом у неё гипертонический криз. «Зачем тебе глаза, бабушка, когда ты уже одной ногой в могиле?» - пошутил молодой врач в машине скорой помощи… "Почему мое место всегда в конце очереди? -- дрожащим голосом спросила его Варвара Петровна, - я же всю свою жизнь..." - она хотела поднять указательный палец кверху, но не смогла.  "Бредит!" -- констатировал доктор.

  На похороны не собрался весь район. Пришли человек 10. И толпа разгневанных учеников не ворвалась в поликлинику, и не вытащила из кабинета «Ведьму пустоши», и не забила ей осиновый кол туда, где должно располагаться сердце.

И только ветер в этот полуденный час всё поднимал и гнал, гнал куда-то целые столбы дорожной пыли. Пыль слепила глаза, попадала в рот, хрустела на зубах, и летела, летела, кружась и поднимаясь ввысь, будто смеясь над мертвыми и живыми...

  А через год, когда поставили памятник, на нем не было слов, что она пала жертвой вселенского, нечеловеческого равнодушия…

  А только хорошее.