Без названия пока. Август

Лето в Милабурге перевалило за середину. Благодаря солнцу и обильным дождям никем не контролируемая зелень яростно затянула парки и аллеи, газоны и садики. А местами стала прорастать и сквозь асфальт. Несмотря на это немногочисленные выжившие горожане организовали временное, довольно слабое правительство и начали готовиться к предстоящей зиме.

Прибившиеся в силу разных причин к госпиталю люди сформировали что-то вроде общины и съехались в корпус для персонала. Только я и Вишня по известным причинам остались квартировать в терапии.

То, что госпиталь был отгорожен от города надежным высоким забором сослужило ему и общине хорошую службу. Почти все вокруг было разграблено, а госпиталь оставался островком относительного благополучия. Население островка занялось разного рода полезной работой. Кто мыл, кто убирал, кто кормил, кто лечил, кто за детьми следил, кто охранял, кто пропитание добывал - каждому нашлось дело по способностям.

Зуев с головой ушел в отлаживание медицинской помощи. Благодаря ему терапевтический корпус вернул себе статус больницы. Кроме него врачеванием занимались еще четверо докторов разного профиля. Им помогали два медбрата и четыре сестрички. Однако груз общего руководства Алекс покорно и ответственно продолжал нести один.

После тех кратких путешествий по параллельным мирам, после нервного срыва в последнем, Зуев стал спокойнее и легче, словно оставил там нечто мешающее ему дышать. Закрыл свой гештальт.
Громов и Йорик влились в отряд самообороны.

Вишня выздоравливала медленно, словно выбирая последние резервы своего организма. Она запретила приходить к ней всем, кроме Зуева. Только Крис навещал ее безо всяких проблем. А мне ничего не оставалось делать, кроме как тоже занять себя чем-то, чтобы не маяться. Я напросилась в помощницы Алексу, но очень быстро выяснила, что все медицинские манипуляции в виде выкачивания из пациента крови или штопки открытой раны вызывают во мне физическое отторжение.

Тогда я примкнула к ребятам. Мы выезжали на стареньком фургончике в город за провизией и другими полезными вещами. Следовало не только раздобыть пропитание для общины на ближайшие дни, но и начинать делать запасы для долгой зимы.




Объезжая город по внешнему кольцу, мы наткнулись на заправочный пункт с бензином и дизельным топливом. Тут же блестели своими синими глянцевыми головками несколько электроколонок. Только заправиться здесь ни бензином, ни электричеством было нельзя. Электронные мозги системы самообслуживания были погружены в глубокий анабиоз, оставшись без оператора.

Но топливо в городе было. Кто-то из выживших, имеющий доступ к этим мозгам, довольно быстро сориентировался и, сколотив банду, наладил крайне прибыльный бизнес, торгуя чужим добром.

Мы выбрались за город, к фермам. Вот уж, кто почти не пострадал, так это фермеры. Их автономные хозяйства продолжали свою неторопливую привычную деятельность. Но вируса они боялись, поэтому задолго да подъезда к фермам на дорогах сварганили блокпосты из шин и мешков с песком, поверх которых воткнули шесты со щитами. На щитах восклицали предупреждающие надписи: “Внимание! Выезд из зараженной зоны запрещен! По нарушителям будет открываться огонь без предупреждения!” Готический шрифт надписей пугал своей безапелляционностью.

Под щитом обычно сидел дозорный.

Фермы были обеспечены водой из собственных скважин и автономным электричеством, но электрогенераторы работали на дизтопливе, поэтому отшельникам волей-неволей приходилось контактировать с горожанами меняя на солярку продукты фермы.

Дозорный вскочил, завидя наш фургончик, замахал руками. Громов остановил машину. И винтовка в руках дозорного была здесь совсем ни при чем. Вдвоем с Йориком они принялись выгружать из фургона канистры.

Это была простая, древняя, как мир, система натурального обмена - мы меняли лекарства на топливо, чтоб обменять топливо на еду... А были и те, кто просто приходил и брал, то, что им нужно. Оружие - довольно веский аргумент в любом диалоге.






По возвращении ребята отправились выгружать коробки с курами, яйцами и помидорами на кухню. А я решила не заходить в душное помещение и посидеть немного пред сном на воздухе. Подходя к любимой скамейке, я увидела Вишню.

- Что ты здесь делаешь? - бросилась я к сестре, - Тебе еще рано...

Вишня отстранилась, достала из кармана халата сигареты, прикурила и сказала:
- Сегодня рано, а завтра поздно. В промежутке нужно успевать.
- И курить...
- Не будь занудой. Может это последняя моя сигарета.
- Да ты что! - чуть не крикнула я.
- Ничего... Меня только и держала цель - найти тебя. Теперь я могу расслабиться.
- Теперь ты можешь просто жить.
- Разве это цель - просто жить?
- Это самая лучшая цель на свете!
- Ты сама-то давно это поняла? - усмехнулась Вишня, и я вспомнила, какой она впервые увидела меня в Милабурге.

Смутившись, я не нашлась, что ответить. Вишня встала, опустила окурок в урну.

- Пойду... Прилягу... Голова кружится...

Я вскочила чтоб помочь, но Вишня сделала предостерегающий жест рукой. Потом достала из кармана картонку и протянула мне:

- У меня тоже есть для тебя подарок. Можешь не благодарить.

И, кутаясь в халат, поковыляла старушечьим шагом в сторону терапии. А в след ей гасло красноватое солнце. 


Когда я взглянула на то, что дала мне Вишня, солнце уже потухло, только кромка горизонта еще алела. Но я, кажется, даже в полной темноте разглядела бы эти родные лица. Ника... Тина... Голубка... Йорик... Жорис... Скиф... Мелих... И Марк.


Что-то горячее пробежало по лицу и капнуло на фотографию... Потом еще и еще... Я быстренько протерла ее рукой и прижала к груди.