Детство Толяна. Сцена

Появился недавно у меня знакомый по имени Анатолий. Повстречались мы с ним случайно, прогуливаясь теплеющим майским днём во дворе.

- Анатолий Богданович Ангелов! – густо и гулко пробасил он, и вдруг хохотнув добавил: - Ой да… Толян, короче!

Сложение Толян имеет богатырское, метра под два ростом, кряжист как дуб, а плечи столь широки, что ведёрная голова его смотрится на них весьма пропорционально. Общее впечатление монументальности дополняет объёмный живот. Вобщем, человек-гора.
Оказалось, что живём мы в соседних домах, и так как общение сложилось лёгким, продолжили его на следующих прогулках. Прогулки наши заключаются, немалой частью, в посиделках на скамейках во дворе и близлежащем парке и разговорах на совершенно разные темы. Собеседник мой словоохотлив и любит предаваться воспоминаниям, запросто рассказывая истории своей жизни. Некоторыми, с его разрешения, я поделюсь с вами.

***

Случился однажды поход на какой-то концерт. Дело для Толяна было совершенно новое, по причине чрезвычайного малолетства, и потому крайне интересное. Не просто ж так заставляют почистить зубы в неурочное время, одевают во всё лучшее и причёсывают по последней моде!

Прибыли в концерт, как водится, заранее. Не пристало культурному человеку вламываться в переполненный партер и давя мозоли более культурных ротозеев пробираться к своим местам «по головам».

До концерта было далеко, публики не набралось пока и половины. Разглядывать зрителей неярко освещённого зала быстро наскучило. Мотание ногами не сильно улучшило ситуацию и найдя им более очевидное применение Толя решил пройтись. Ходить без цели тоже интересно, но не сильно долго, да и ходить особо негде, сиденья кругом. Самым заметным и притягательным местом в зале была сцена… Залитый приглушённым светом, бархатисто-бордовый занавес казалось пах шоколадом. Неясные звуки, доносящиеся из-за него, манили всё ближе давая надежду на раскрытие какой-то тайны для чего нужно было только пробраться в кулисы. Зрители были заняты исключительно собой. Кто-то читал программку, кто-то откровенно дремал, кто-то искал своё место. Дама в переднем ряду перекапывала содержимое малюсенькой сумочки создавая магическое впечатление погруженности в клатч с головой. Обстановка располагала.

Шесть высоких боковых ступенек, заклинание невидимости «меня тут нет» и Толя уже под столом в кулисах у самого занавеса. А там! По режуще ярко освещённой сцене порхают дивных красок костюмы переливаясь драгоценными каменьями разноцветного стекла, блёсток и бисера. Сливаются в единый поток, расцветают огромным цветком, бурлят рядами-волнами, вихрятся хороводом. Глаз не оторвать!

В кулисах, недалеко от стола, что-то металлически громыхнуло и тут же перекрылось несдерживаемым словесным набором на незнакомом Толе языке. Язык был очень похож на родной, и даже пара слов казались ясными, но по факту Толя не понял ни чего, хотя отчётливо осознал, что «иностранцу» отчаянно больно.
Встречаться с «иностранцем» не хотелось, и лазутчик прошмыгнул глубже на пару кулис. Тут обнаружилась большая, распахнутая дверь за которой смеялось, всхлипывало, бубнило, стояло, сидело, шевелилось множество совершенно разных людей. Неведомая сила, пропев над ухом: «Посторонись.», перенесла Толика ещё глубже в сцену и за распахнутую дверь быстро и весело прошелестели костюмы только что блеставшие за спиной.

Сцена тут почти закончилась, поперёк висела огромная картина с людьми в костюмах, похожих на те что только что сбежали. Ещё на картине были буквы. Букв было много. Например «А»…

- Албуз. – тихонько прошептал Толик.

За картиной была сокровищница! Тут помещался целый мир! Деревья, замки, скалы, мебель, избушки, многоэтажки, облака, птицы, пара солнц. А надо всем этим, на задней стене, висело огромное, выпуклое лицо с одним правым глазом! Глаз сурово и неотступно следил за нарушителем… Мир за картиной был столь огромен, что почти не оставил прохода на ту сторону. Кое как просочившись Толя наконец перестал ощущать на себе пристальный, одноглазый взор.

В этом углу было почти пусто, лишь что-то крупное, на трёх высоких ногах, блистало полировкой коричневых боков. Наброшенная мягкая материя, не прикрывала ничего кроме совершенно плоского верха. Скользя пальцами по глянцу прохладного бока, Толя добрался почти до самого угла, оставалось совсем чуть, когда из-за последнего блестящего изгиба появился он! Левый глаз!

Из-за распахнутой двери громко крикнули: «Пора!», свет на сцене изменился, «Левый глаз» укрался в темноте. «Пора», подумал Толя и кулисами добравшись до занавеса выглянул в зал. Свет в зале ещё немного потускнел, центральную часть занавеса освещал яркий луч. Зал жил своим ритмом. Шуршал, приглушённо переговаривался, чавкал, сопел, чесался, ёрзал. Зал был занят своим делом. Зал был занят собой. Он сидел тут, и ничего не знал! А там!..

Анатолий вошёл в луч! Зал немного затих.

- Товалищи! – В голосе Анатолия звучал призыв!

Зал почти замер в предвкушении неожиданного начала и даже слегка аплодировал.
Выдержав академическую паузу которой позавидовал бы сам Станиславский, Анатолий возвестил:
- Товалищи! – Он рвался к потаённой сути человека-искателя, к тому, кто есть в каждом сопящем и шуршащем зрителе этого зала, где-то там, глубоко внутри, но есть!

Зал начал нервно похихикивать и снова, немного ожив, зашуршал.

- Ну товалищи!!!

Зал раскололся, растрескался прямо над головой Толика ужасным громом хохота.
Под шквал аваций, с надрывным: «Мама», Толя прыгнул прямо со сцены в такие своевременные объятья.