Лев Капитоныч

  Лев Капитоныч трудился в партийном отделе областной газеты, самом нудном из всех отделов. Промышленный, сельскохозяйственный, бытовой и другие отделы всё-таки были ближе к жизни. Поэтому в отделе не прекращалась текучка, и зачастую Лев Капитоныч тянул лямку один. Он стал воплощением отдела: тихим, как мышь, и невидимым, как воздух.
   Но это был живой человек, который ходил на партийные собрания. Сидеть в уголке с блокнотом на каком-нибудь партийном собрании (предприятия или организации) было главной обязанностью Льва Капитоныча.
   На собраниях обсуждался производственный план, выборы делегатов на районную или областную партконференции, работа с молодёжью, новая книга генсека. Лев Капитоныч поначалу давал отчёты с фотографической точностью, потом стал отделять главное от второстепенного и, наконец, стал допускать элементы критики.
   Редактор насторожился и вызвал его на беседу. Лев Капитоныч плохо спал ночь и явился тише воды, ниже травы, но всё обошлось. Старший товарищ лишь сказал, что сам он не имеет права критиковать фабричных или заводских партийцев, а если отдельные партийцы слишком резко высказываются, то это надо подать как «заострил вопрос», «привлёк внимание», или «пошёл вразрез с линий партии». Таким образом, была заложена основа для литературной болванки как отражения партийной жизни. Отчёты с собраний теперь выходили одинаковыми, а партийный отдел стал ещё скучнее.
   Но вот какая штука. На редакцию не так уж редко сваливались те или иные награды. Собирался местком в расширенном составе и почему-то не мог решить, кого наградить. Перебирая сотрудников, убеждались: некого. Каждый кандидат был с изъяном. Пьянков, вдумчивый, серьёзный журналист с острым пером недавно побывал в вытрезвителе. Он не умел отдыхать: работал до изнеможения, а потом срывался. Разгуляев хорошо пишет, самый оперативный из всех коллег, но платит двое алиментов и, стало быть, неустойчив в быту. Вольнодумов изъездил, излетал всю область, пробует себя в литературе, но отказался вступать в партию. Политически незрелый.
   В редакции существовало негласное правило: награждаются только рядовые сотрудники. Поскольку они были с изъяном, то кроме Льва Капитоныча награждать было некого. Местком впадал в ступор, когда приходила грамота или медаль. Но вдруг кто-то произносил: «А Лев Капитоныч?» И все облегчённо вздыхали. Так наш герой удостоился грамоты Верховного Совета РСФСР, бронзовой медали ВДНХ, нагрудного знака «Ударник девятой пятилетки», а похвальных грамот, городских и областных, там было не счесть.
   Подошло время Льву Капитонычу выходить на пенсию. В пенсионном фонде сказали, что его будущая пенсия может подрасти, если он получит звание «ветеран труда». Для этого нужно принести все имеющиеся награды и на основании их решить вопрос в пользу соискателя.
   Когда награды стали перебирать, то оказалось, что их нет в перечне для получения звания «ветеран труда». Сотрудница пенсионного фонда даже воскликнула: «Неужели у вас нет ветеранской цинковой медальки? Их мешками привозили в область, вручали кому не лень!»
   В редакции вспомнили, что такой случай был. В местком поступили ветеранские медали, но журналисты были молодые, они лишь посмеялись над тем, что их делают стариками, и…отказались.
   Лев Капитоныч опечалился. Всю жизнь его отмечали как лучшего работника, а ветеранского звания он не заслужил. Столько сил потратил, чтобы укрепить эту власть, а та повернулась к нему одним местом.
   Так бы и закончилась эта история, если бы не внучка. У Льва Капитоныча была внучка; когда она прослышала, что дедушке для счастья не хватает медали, она воскликнула: «Есть медаль!» И извлекла её из серванта. То была медаль «За освоение целинных и залежных земель». Она означала, что в молодые годы Лев Капитоныч не продавливал диван, а опять-таки укреплял государство, не щадя живота своего. Медали хватило для получения ветеранского звания, и Лев Капитоныч помолодел и приосанился.
   К медали попросили корочки для подтверждения, но оказалось, что корочки изгрызла собака. Лев Капитоныч, как выяснилось, жил в двушке с женой и семьёй сына, а собака была общая. Раньше корочки клеили столярным клеем, а он, как известно, сладкий. Видимо, собака не сдержалась.
   Наконец-то редакция навалилась своим мощным аппаратом на решение проблемы: восстановление корочек. Через московский архив это сверхбыстро сделали.
   Когда я встречаю Льва Капитоныча на улице, то справляюсь о его здоровье и интересуюсь, как поживает собачка.