Je suis content

  Представьте, вы попали на сцену. Идёт спектакль. В зале публика. Она не знает, что вы – случайный элемент, но актёры поняли, что что-то не то, они в недоумении и от неожиданности замолкают. С одной стороны, вы находитесь в замешательстве от того, что оказались в глупом положении, с другой – вам интересно, чем всё это кончится. Поскольку пауза затягивается, артисты принимают решение покинуть сцену. Вы остаётесь один на один с публикой, но сказать вам нечего, и вы тоже уходите.
   Примерно в таком положении оказался я, когда попал в одну из комнат Дворянского собрания. Искал нужного мне человека, и вдруг моему взору открылось сходящее на нет застолье, около десятка присутствующих и речь на французском языке. То, что это французский, я понял сразу, потому что учил его в школе.
   Сидела пара, она – молоденькая, аккуратненькая, он – седобородый, тоже аккуратненький, и отвечала на вопросы. Вопросы были простые, ответы – тоже. Спрашивали, почём коммуналка, можно ли прожить на пенсию. Старичок оказался пианистом, и я отважился спросить его, производит ли Франция рояли или приобретает немецкие? Я так спросил, потому что французские рояли, если они есть, до нас не доходят, а доходят немецкие и чешские. Старичок задержал на мне взгляд и ответил, что Франция сама всё делает, и сама на всём играет. Мне захотелось узнать, концертирующий ли он пианист или преподаёт, то есть, педагог. Если концертирующий, то как попасть на его концерт, если педагог –  на мастер-класс.
   Пока я готовился к вопросу, пианист и переводчик встали и ушли. Вслед за ними поднялись спрашивающие. Я остался один на один с аккуратненькой француженкой с лицом актрисы Анни Жирардо. Она мило улыбнулась и произнесла: «Наташа».
   Я растерялся. Мне надо было по-французски или по-русски назвать себя, но я этого не сделал. На меня надвинулась чёрная, непроницаемая туча в виде тупого незнания. Я даже русский забыл. Мозг высох, как ручей в пустыне. Мне легче было общаться с папуасом на языке жестов, чем с этой милой девушкой.
   Наступила гнетущая тишина. Впервые я оказался в таком положении. Мои отношения с французским языком начались с пятого класса школы, начались хорошо, потому что нравилась учительница, как она грассировала, плывя в кубатуре класса, и как грассирование делало её красивой. Учительница эта в школе не задержалась; пришла другая, нетерпеливая, резкая, и интерес к языку пропал. Во время учёбы в институте вышло совсем смешно: вместо французского впарили немецкий, потому что преподавательницы французского не нашлось. Приходилось переводить с немецкого на французский, с французского – на русский. В итоге ни во французском, ни в немецком я не продвинулся. У меня и посейчас много словарей и разговорников, да что толку?
   Наташа, видя, что пауза затягивается, выручила:
   - Je suis contente. И перевела: «Я рада».
   Чтобы мне ответить, подсказала:
   - Je suis content. «Я рад».
   Гора с плеч! Я ухватился за подсказку и стал с большим жаром «жёсюикать», а Наташа с улыбкой – отвечать. Детский сад, ей богу!
   Но и он продолжался недолго. Открылась дверь, и пианист поманил девушку пальцем. Наташа встала и ушла. Вдогонку я крикнул ей несколько французских слов, которые внезапно пришли на память: «Бонжур!», «Лямур!», «Тужур!», «Абажур!» Мне показалось,  Наташа прыснула в дверях.
   Кем она приходилась пианисту? Как они оказались в русском провинциальном городе? Я пять лет учил французский и из этой учёбы ровно ничего не вынес, а французская девушка обучила меня языку за пять минут.