Пополнение

Серая тень отделилась от стены дома и приняла облик высокого крепкого мужчины в плаще до пят и с капюшоном, опущенным на лоб. Подросток, как раз открывавший входную дверь, дёрнулся от неожиданности, но тут же справился с собой и махнул рукой с зажатыми в ней ключами:

– Заходите.

Ночной гость усмехнулся нижней половиной лица:

– Нечасто меня так приглашают.

– Ну не здесь же! – подросток старался держаться твёрдо, но было заметно, что его нижняя губа предательски начинает подрагивать.

Внутри оказалось просторно, бедно и очень чисто. Ничего лишнего, каждая вещь на своём месте. Ни приоткрытой дверцы шкафа, ни сдвинутого стула, ни брошенной на столе книги. На первый взгляд комната напоминала хорошо убранный гостиничный номер, но уже второй подмечал отсутствие тех мелких деталей, которые неопровержимо выдают, что живут здесь одни люди, а убирают – другие. Обстановка была цельной, гармоничной, несомненно жилой – просто спартанской. Хозяин дома сбросил куртку, разулся, после небольшой заминки пожал плечами, поставил на плиту сковородку и полез в холодильник. Гость убрал с головы капюшон, открыв ёжик редких коротко стриженных волос над усталым немолодым лицом.

– Ты знаешь, кто я. – это было произнесено спокойно и равнодушно. Без вопросительной интонации, просто как необходимая вводная.

– Судия.

– Высший судия.

– Надо же, какая честь! – в голосе подростка прорезался неприкрытый сарказм. – Именно там, где Вас не хватало.

– Именно там. Я рад тому, что ты не пытаешь убежать или сопротивляться.

– Бежит тот, кто неправ!

– А ты, стало быть, прав.

– Прав! – закусив губу, подросток снизу вверх пронзил гостя отчаянным взглядом, и, казалось, с трудом удержался от того, чтобы стукнуть кулаком по столу.

– Почему? – ответил гость спокойным, холодным, нелюбопытным вопросом.

Хозяин дома открыл рот для ответа, сглотнул, сделал паузу, набираясь решимости, и в конце концов смог тихо, по слову, выдавить из себя:

– Эта... тварь... не должна была жить.

– Это не тебе решать. – гость по-прежнему бесстрастно констатировал факт.

– Верно! – в выкрике подростка прозвучало всё горевшее в нём возмущение. – Вам это решать, вам! Только вы этого взяли и не решили!

– Мы решили иначе. – кивнул судия. – И ты не знаешь, почему.

– Не знаю. – снова насупился хозяин дома. – Только знаю, что вы решили неправильно. Знаю, что не смог бы жить с ним в одном мире. Мире, где он дышит воздухом… ходит среди людей… ждать, когда он снова сделает это с кем-то только потому, что я побоялся…

– И поэтому мне теперь приходится судить тебя.

– Ну так судите. – подросток раздражённо дёрнул плечом. – Может, хоть на этот раз сделаете свою работу как следует. Вы знаете, я не скрывался. Мне как, стать у стенки или просто отвернуться, чтобы Вам было легче не смотреть мне в глаза?

Гость без тени сомнения взглянул ему в глаза, немного помолчал, потом спросил:

– Ты знаешь, почему наша система именно такова?

Парень выразительным жестом показал, насколько ему всё равно.

– Причина, оправдывающая существование любой более или менее сложившейся структуры, заключается в том, что она работает. Ещё мои родители застали время, когда система была другой. Полиция, адвокаты, суды… Следователи, прокуратура… Апелляции, повторные слушания, присяжные, правила работы с уликами… уголовный кодекс, процессуальный, административный… налоговый, прости Господи! правила работы со свидетелями… права подсудимых… права жертв… патрульные, детективы, местная полиция, транспортная, водная, полиция штата, ФБР, шерифы, маршалы, правила подсудности и юрисдикции… служба собственной безопасности… всё это можно перечислять без конца. Стараясь сделать систему чёткой, беспристрастной, безошибочной и справедливой, люди добавляли в неё всё больше сложностей, всё больше правил, всё больше людей – и чем дальше они так делали, тем хуже всё становилось. Даже в самых очевидных случаях человек, обычный человек, оказывался практически беспомощным, и его судьба зависела лишь от того, кто из участников суда над ним лучше знает свою работу и умеет повернуть эту карающую махину в нужную ему сторону. А уж если в решении суда был заинтересован человек, обладающий достаточными возможностями – тем, кому не повезло оказаться на другой стороне, оставалось только молиться. И так было до тех пор, пока наиболее честным, умным и смелым людям из числа работников системы не стало окончательно ясно, что они вынуждены день за днём наступать на горло своим принципам, и, если они действительно хотят порядка и справедливости – рассчитывать могут только на себя и на таких же, как они сами. И тогда оказалось, что сравнительно небольшая сплочённая группа единомышленников, готовых целиком отдать себя благородному делу, пожертвовать карьерой, семьёй, а зачастую и жизнью, способна на то, что не под силу всей огромной ораве, живущей по запутанным правилам и мечтающей о тихом семейном ужине и солидной досрочной пенсии. Что только став самостоятельной и независимой от государства, она может сделать правосудие действительно справедливым, равным для уборщицы и президента. Соединить в себе самую страшную диктатуру и самую честную демократию.

– Можно без школьных лекций?

– Как думаешь, чем высший судия отличается от обычного?

Подросток пожал плечами.

– Просто судия работает с преступниками. С преступниками и преступлениями. Высший занимается тем же самым. Иначе нельзя. Каждый из нас, какую бы высокую должность не занимал во внутренней иерархии, с первого и до последнего дня большую часть времени занимается тем, что составляет суть нашей работы. Но помимо этого высший судия работает с другими судьями. Действующими, бывшими и потенциальными. Определяет, кто готов для этой работы, а кто – не готов. Смотрит, кто способен на большее. Кому надо помочь. Кому – подсказать. Кого – предостеречь. Если когда-нибудь судия совершит преступление – за ним пойдёт высший судия, хотя главная его обязанность – предотвратить такое преступление задолго до этого дня. Ты прав, та тварь действительно не должна была жить. Единственная причина, по которой приговор был другим – она ещё могла сослужить обществу пользу. И поэтому мне теперь приходится судить тебя.

Судия сделал паузу и ещё раз тяжёлым усталым взглядом нашёл упрямые глаза обиженного подростка:

–  Приговор суровый, справедливый, окончательный и обжалованию не подлежит. Завтра в девять ноль-ноль явиться для прохождения службы, курсант.

(c) Softwarer,
май 2021