Огни святого Эльма

   Именно так мореходы называют яркое свечение, которое часто появляется на мачтах и других острых предметах во время грозы. Эти огни возникают при большой напряженности электрического поля в атмосфере и являются, по сути, коронным разрядом. Они могут возникать не только на кораблях, но также и на других острых предметах: деревьях, острых вершинах скал, фонарях и даже на самолетах.  Наблюдаются они не только во время грозы, но и перед ней, а также зимой во время метелей. Когда наши моря бороздили парусные корабли, это явление  связывалось со святым Эльмом – покровителем мореходов. С тех «темных» времен к нам и пришло название «Огни святого Эльма».
                ***
   Летать над морем – это «ещё то» удовольствие! Когда нам рассказывали в училище, что полёты над водой добавляют особую психологическую нагрузку на экипаж, мы внимательно слушали, согласно качали головой, типа «Ну да, ну да… Понимаем…». Ни черта мы не понимали! Потом, когда началась повседневная работа, то через несколько часов полёта над морем, я вдруг осознал, что до ближайшего берега три – четыре часа на скорости 450 километров в час. А если вплавь? По спине поползли мурашки, и стало как-то неуютно. Нет, со временем это притупилось, но сознание того, что если что-то случится, то найти экипаж в море гораздо сложнее, чем иголку в стоге сена… Особенно это стало ощущаться после одного полёта над морем, зимой и ночью. Я в то время был правым лётчиком, а командиром у меня был Валера Костин. Мы летали тогда на патрулирование в Чёрном море. Маршрут пролегал от северной части (ну там, где Одесса) и на юг, практически до Босфора (Как у Есенина - Никогда я не был на Босфоре…), потом вдоль Турецкого берега (Как в песне - Не нужен мне берег Турецкий…) в направлении Сухуми и обратно вокруг Крыма. Как мы говорили – по сапогу. Полёт в этот раз был какой – то бестолковый. Во – первых нас «загнали» на большую высоту. Для нас это было плохо. Кабина у нашего аппарата была не герметичной и нам пришлось, надев маски, дышать кислородом. Нет, когда в маске сидишь тридцать или сорок минут – ну ладно, куда ни шло. Но когда время идёт на часы, то это ой как не интересно. Во – вторых мы попали в сплошную облачность. Ночью, когда и так ничего не видно, в облаках темно, как… ну, в общем, очень темно. Ритмично мигают АНО (аэронавигационные огни) зелёный и красный и вокруг них в облаках возникают такие шары, похожие на большого ёжика. А тут ещё сухой снег пошёл и началось очень мощное обледенение. На самолёте установлена система, которая подаёт горячий воздух в переднюю часть крыла и хвостового оперения по очереди. Включается она автоматически. Обычно, когда появляется обледенение – загораются красные лампочки. Система начинает работать и лампочки гаснут. В данном случае обледенение было такое, что лампочки практически не гасли. Система не справлялась… Это грозило тяжкими последствиями. Как у нас «юморили» о таких процессах - можно было выпасть из этой тучи в виде дров… А тут ещё и началось… Вдруг всё начало светиться каким – то мертвенным синим светом. Светились крылья, винты, антенны, все выступающие в поток части, но самое страшное, что на лобовом стекле возникли электрические разряды. Они, эти маленькие электрические человечки извивались, танцевали и сливались в каком - то экзотическом танце, который никак не заканчивался. Всё это навевало какую – то душевную жуть. Главное, мы не знали, что это такое и что делать. Мы смотрели друг на друга, лица были синие и по лбу и вискам обильно тёк холодный пот. В кабине тоже стало очень холодно. Обычно кабина отапливается горячим воздухом, но теперь весь воздух уходил на обогрев крыльев. А тут ещё куски льда, срываясь с передних кромок, начали колотить по крыльям, рулям управления и элеронам. Вроде как кто – то снаружи стучится и хочет войти. Какие там ужастики! Это не кино смотреть сидя на диване! Стойки и поплавки обрастали льдом. Самолёт становился всё тяжелее и уже совсем вяло реагировал на рули. Мы поняли, что с этим безобразием надо срочно кончать. Валера связался с диспетчером и, рассказав про обледенение (про святого Эльма рассказывать не стал), запросил изменение эшелона для выхода из облаков. «Да – говорит диспетчер – выходите из облаков. Когда займёте эшелон, доложите. Там сейчас никого нет». Действительно, какой дурак попрётся в три часа ночи, в декабре летать над Чёрным морем? Мы начали снижаться. На трёх тысячах первым делом сняли маски. Стало легче дышать, но облака не кончались. Пошли ниже. Две тысячи, тысяча, пятьсот метров. Мы так и не вышли из облаков и обледенение продолжалось. Не буду объяснять, что мы испытывали. Лётчики знают, насколько сложно определить высоту до поверхности, ночью, над морем. Крадучись, как тать в ночи, мы продолжали снижаться с минимально возможной вертикальной скоростью. Наконец мы выскочили из облаков! Сколько было до воды – один Бог знает. Темно, хоть глаз коли. Но стало легче. Обледенение не пропало, но видимо, за счет того, что море ещё полностью не остыло, оно стало менее интенсивным и система начала справляться. И Эльма эта проклятая пропала. Кстати о том, что это такое и как называется, мы узнали уже потом, на земле. Под утро, когда мы  прилетели домой, техники первым делом показали нам на поплавки. На них нарос лёд сантиметров по двадцать. Это было очень похоже на то, как будто кто – то налепил пчелиные соты. Лёд был твёрдый и не прозрачный. Взяв по куску, мы зашли к Валерке в гараж, и выпили по сто грамм спирта, побросав туда кусочки этого льда…