Русско-франко-еврейская щедрость

Я, работая в Питере в немецко – российской фирме, был послан на один год для стажировки в Германию. Местом моей работы была Университетская клиника в маленьком немецком городке в земле Саарланд, что на самой границе с Францией. От фирмы мне была на месяц предоставлена комната в медицинском общежитии, с расчётом, что за это время я сниму какую-нибудь квартиру для проживания, которую я должен буду оплачивать сам из своего оклада. Сумма за жильё могла отнимать большую часть моего заработка. Немецкий язык я знал довольно сносно и не имел больших трудностей в общении с коллегами.
Как-то я поделился своей проблемой со снятием недорогого жилья с Сабиной, моей немецкой коллегой, предки которой были выходцами из России. Девушка меня успокоила, пообещав, что переговорит со своей бабушкой Адель Боннер , которая живёт в доме одна и возможно сможет приютить меня за небольшие деньги. Единственное, что меня насторожило, так это то, что дом в котором живёт бабушка Сабины, находится, хотя и в 10 км от клиники, где мы работали, но уже на территории Франции. Сабина рассказала, что её родители погибли в автокатастрофе, когда она была маленькой девочкой и её воспитала бабушка именно в этом доме. Но теперь Сабина живёт в Германии, недалеко от клиники, в доме своего дедушки немца, отца её папы. Бабушка, его жена, недавно умерла, а он совсем старенький и уже не может жить один. Но голова у него работает лучше чем у молодых.

Уже на следующий день Сабина сообщила мне, что её бабуля очень обрадовалась, что у неё будет жить молодой мужчина, да ещё и из России. Бабушка даже предложила, что если я буду с ней общаться по-русски, то не нужно вообще платить за проживание.  На это я с радостью ответил, что готов оказывать бабуле максимальное внимание. Услыша мои слова, Сабина громко рассмеялась, сообщив, чтобы я хорошо подумал, поскольку её бабушка Адель чрезвычайно болтлива.

Уже в ближайшую субботу мы с Сабиной и большим букетом цветов, приехали в гости к её бабушке, к моему предполагаемому месту проживания.
Мадам Боннер была сухонькой, высокой пожилой дамой, с умными молодыми глазами. Женщина показала мне уютную небольшую квартирку находившуюся на втором этаже под крышей, которую она может отдать в полное моё распоряжение. Мы общались с ней на немецком языке.

Затем Мадам Боннер сказала, что приготовила для нас настоящую французскую еду и пригласила отобедать с ней.
Она приготовила сегодня на первое луковый суп. Как второе блюдо, мидии со спаржей. На столе стояла бутылка старого красного вина из погреба хозяйки. На десерт несколько сортов сыра с вином и кофе с настоящими эклерами.
Чувствовалось что мадам Боннер с трудом сдерживается за обедом, чтобы не начать беседу со мной.
Но вот всё было с удовольствием и особой благодарностью с моей стороны, съедено. Пожилая дама начала свой рассказ с просьбы, чтобы я отбросил всякие там «Мадам Боннер» и обращался к ней исключительно по имени - Адель.

- НиколЯ, со слов Сабины я знаю, что вы приехали из Петербурга, что ваш дедушка герой и воевал против фашистской Германией. Мои бабушка и дедушка переехали во Францию из России. Они жили в Петрограде до революции. Мой дедушка был инженер, русский, православный. Моя бабушка со стороны мамы, соответственно и моя мама, были верующими еврейками. Я же, если так можно выразиться, умеренно верующая еврейка по наследству – и улыбнувшись добавила — так что, дорогие мои, «Шабат шалом».  Хорошей Субботы.

Как я попала жить в этот провинциальный французский городок? Так сложилась жизнь. Я с родителями жила в Париже, но выйдя замуж за французского офицера, переехала с ним сюда, к месту его службы. Он служил на известной на весь мир "Линии Мажено", построенной на границе с Германией. Эти укрепления и сейчас существуют, уже как музей. Вы, Николя, можете их посетить.
Там, в подземных туннелях, даже ходили поезда. Но эти укрепления не уберегли Францию от нападения гитлеровской Германии.

Жизнь во Франции для евреев до войны была довольно сносная, происходили лишь мелкие выпады в их адрес. Но когда Франция в 1939 году объявила войну Германии, отношение французов к нам, евреям, резко поменялось. Казалось бы, что если враг Франции, Германия, сделала жизнь евреев у себя просто невыносимой, французы должны бы были помогать своим и тем евреям, которым удалось бежать к ним из Германии. О том, что творится в Германии я знала от моего дяди, брата мамы, жившего там. То, что я хорошо говорю на немецком объясняется тем, что я в детстве часто гостила в доме дяди, где говорили по-немецки.

Когда немцы оккупировали наш район, французы стали выдавать немцам евреев. Казалось, что и на меня стали косо посматривать соседи. Появилось опасение, что скоро и на меня донесут.
Всем французам старше 16 лет стали выдавать картонные карточки, новые удостоверения личности. У французских евреев на этих карточках стояло красным слово «еврей», Такую же карточку получила и я. Было понятно, что наш арест, это лишь вопрос времени. Мне стало очень страшно за маленькую дочь, за себя. Я не знала что делать и пошла за советом к старому раввину. Он дал мне необычный для той ситуации совет: поскольку я хорошо знала немецкий язык, то должна поехать в Германию, поработать там несколько месяцев и вернуться с документами, которые выдадут мне там немецкие власти. Он сказал, что одна мадам уже воспользовалась его советом. При въезде в Германию у неё не проверили удостоверение личности, поскольку я порекомендовал ей опрокинуть в сумке баночку меда. Она так и сделала, и немецкий офицер на границе побрезговал брать в руки перепачканные и слипшиеся от меда документы. Раввин сказал, что мне нужно придумать что-то другое, особенное. И я придумала следующе: положила в сумку с документами разные неподходящие для евреев, не кошерные, вещи и среди них стеклянную банку со смальцем, перетопленным свиным салом. Заранее перед пограничным переходом я разбила в сумке эту банку, перемазав свои документы смальцем и специально порезала себе палец осколком стекла. Обвязав тряпкой кое-как рану из которой обильно шла кровь, встала в очередь на проверку документов. Когда передо мной к проверяющему документы немецкому офицеру оставалось всего два человека, я с восклицанием ужаса, и как бы неожиданно, роняю из рук сумку. Раздаётся глухой звук разбившегося стекла.  Офицер махнул мне рукой, пригласив, чтобы я прошла к столу для показа документов без очереди. Я с замиранием сердца, с трясущимися от страха руками, делая вид, что пытаюсь вытащить из сумки документы при этом незаметно содрав тряпку, которой был завязан порез на пальце, взвизгиваю словно только что порезалась.
Офицер сочувственно спросил по-немецки:«Мадам, что случилось?»
На что я ответила тоже на немецком, что вот везла гостинец своему отцу, который служит пастором в евангелической кирхе, на день рождения, баночку самодельного смальца да кусок свежего копчёного сала от зарезанного недавно своего поросёнка. И в подтверждение своих слов, стала вытаскивать из сумки на стол: осколки разбитой банки, протестантскую библию на немецком языке, кусок сала и различные документы. Всё это было сильно вымазано смальцем и залито моей кровью. Немецкий офицер, с сожалением и участием посмотрев на всё это, не захотев пачкать перчатки, не стал брать в руки бумаги, пропустил меня через границу.

Мой муж в ту пору уже был на фронте, примкнул к корпусу генерала Шарля де Голля и моя дочь, мама Сабины, эти четыре месяца жила у знакомых, а потом я вернулась из Германии с немецкими документами и никаких подозрений в еврействе со стороны соседей больше не возникало.
Как мне удалось прожить эти месяцы в Германии одной, ведь мой дядя с семьёй к тому времени успел уехать в Америку?
Если коротко, то после перехода границы я сразу пришла в дом к своей немецкой подружке детства. Я была в ней уверена. Подруга помогла мне устроиться сиделкой к пожилой больной фрау, чей сын работал заместителем бургомистра того города. Он то и выправил мне правильные немецкие документы...
Вы спрашиваете, что стало с тем раввином, по сути спасшим меня и моего ребёнка?
Он спас меня, я спасла его. Всё время оккупации Франции этот достойный человек и его жена прятался в погребе этого, моего дома
Вы, Николя, хотите знать, что ещё происходило во Франции во время войны?
Ну ничего хорошего. Правда нужно отдать справедливость, что у нас немцы не бесчинствовали, но по рассказам людей, на юге шли ожесточённые бои. Много об этом рассказал и мой муж, вернувшийся после войны домой...
Но я вас кажется совсем заговорила. У вас ещё будет время послушать рассказы пожилой дамы. Если, конечно, вам это интересно...

Так когда вы, Николя, переезжаете ко мне? О деньгах можете не беспокоиться. Я давно мечтала почитать Пушкина на русском языке и вы поможете освежить язык, на котором я говорила в детстве со своей матушкой. Николя, вы мне будете иногда давать уроки русского языка, это и будет платой за проживание. Если вы согласны жить в моём доме, то и Сабина наверняка будет чаще теперь навещать свою бабушку. А если она захочет остаться у нас с ночёвкой, то неужели вы не позволите ей переночевать с вами в квартире? - при этих словах Адель, хитренько улыбнувшись, подмигнула мне.- Простите за французский юмор. Конечно же я найду моей девочке место для ночёвки на первом этаже. Ах, да, я же вам не показала место, где вы сможете парковать свой автомобиль. Как, у вас нет автомобиля? Ну да, конечно, на один год командировки совсем не имеет смысла покупать машину. Вы собираетесь ездить на работу на велосипеде? Ах, милый мальчик, давайте мы сделаем так: мне ведь моя машина нужна лишь для поездки в магазин и к доктору. Да и то я чаще беру такси. А знаете что, мой милый русский дружок, вы можете пользоваться моим «Ситроеном» для поездки на работу. Её же, мою машину, тоже нужно иногда выгуливать...

От этого неожиданного предложения я даже воскликнул по-русски: «Блин! Вот она, русско-франко-еврейская щедрость.»