Смысловые метаморфозы

Не  так  давно  мне  нравилось  писать  рассказы.  Небольшие  тексты,  в  которых  какая-нибудь  простенькая  мысль  обретала  форму  такого  же  простенького  сюжета.  Меня  нисколько  не  смущала  их  угловатая  частушечная  простота,  поскольку  она  полностью  соответствовала  моей  сути  и  моим  авторским  способностям.  Более  того,  я  любил  их,  поскольку  все  они  были  моими  детьми.  Неважно  какими:  плохими  или  хорошими,  талантливыми  или  бездарными.  Важно  то,  что  все  они  были  живыми.  Да,  я  старался  оживить  всё…  Трухлявый  пень  у  дороги,  розовые  облака  над  горизонтом,  пляшущие  в  сентябрьском  хороводе  цифры,  умерших  людей  и  бестелесных  призраков…  И  даже  кусочек  навоза,  надев  очки  и  начитавшись  Блейка,  смог  вполне  успешно  сыграть  роль  злобного  персонажа  в  одной  из  моих  басен.  В  итоге  мои  старания  завершились  тем,  что  я  оказался  в  окружении  двух  миров:  реального  и  вымышленного…  Которые  проникли  друг  в  друга  настолько  глубоко,  что  порой  мне  бывало  трудно  различать  их  между  собой.  Являясь  хозяином  одного,  я  и  в  другом  стал  чувствовать  себя  гораздо  спокойнее  и  увереннее.  Именно  это  обстоятельство  я  непременно  учитывал,  когда  пытался  ответить  на  вопрос,  зачем  пишу.

И  всё  же  главным  мотивом  моего  творчества  всегда  являлся  сам  процесс,  где  удовольствие  одновременно  выступало  и  целью,  и  средством.  Я  творил  не  ради  славы  и  денег.  И  уж,  конечно,  не  в  угоду  широкой  публике.  Сочинял  я  для  себя  и  для  тех  немногих  читателей,  которые  находили  в  моих  произведениях  собственное  отражение.

А  ещё  я  любил  играть  в  шахматы.  Включал  компьютер,  и  моими  соперниками  в  большинстве  своём  оказывались  иностранцы,  что  создавало  иллюзию,  будто  я  сражаюсь  со  всем  миром.  При  этом  прямоугольный  триколор  рядом  с  моим  именем  усиливал  как  радость  победы,  так  и  горечь  поражения.  Несмотря  на  то,  что  я  чаще  выигрывал,  последняя  с  какого-то  момента  стала  преобладать  над  первой  и  как  бы  нивелировать  её.  После  проигранных  поединков  лицо  моё  покрывалось  красными  пятнами,  сердце  колотилось  подобно  барабанной  дроби,  давление  поднималось  до  ста  шестидесяти,  а  мысленное  перекраивание  партии  порождало  бессонницу.

Когда  от  недосыпания  мешки  под  глазами  стали  слишком  велики  и  заметны,  я  призвал  на  помощь  мысль.  Она  была  такая  же  простая  и  понятная,  как  и  мои  рассказы,  и  настойчиво  рекомендовала  мне:

-  Относись  к  игре  в  шахматы,  как  к  праздной  забаве  и  разминке  мозга.  Согласись,  что  ни  выигрыш,  ни  проигрыш  абсолютно  ничего  не  меняют  ни  в  твоей  жизни,  ни  во  вселенной.  Пойми,  что  в  основе  игры  лежит  тщеславие.  Оно-то  и  причиняет  тебе  страдания.  Борись  с  ним,  помня  о  том,  что  ты  всего  лишь  песчинка,  лишь  ничтожная  функция,  предназначение  которой  тебе  познать  не  дано.  И  не  забывай  повторять  эту  несложную  мантру  перед  каждой  игрой.

Весьма  ценным  в  этом  рецепте  оказалось  последнее  предложение,  поскольку  именно  неуклонное  следование  ему  обеспечило  эффективность  всей  терапии.  Всякий  раз  включая  компьютер,  я  словно  молитву  повторял  эту  формулу,  вдумывался  в  каждое  слово  и  одновременно  пытался  представить  равнодушную  бесконечность,  растворяющую  в  себе  жалкое  человечество  со  всеми  его  радостями  и  печалями…  Уже  точно  не  помню,  сколько  сеансов  её  (формулы)  внедрения  в  глубины  организма  мне  понадобилось  для  того,  чтобы  однажды  вдруг  заметить  отсутствие  былой  горечи  поражения.  Зато  хорошо  помню,  что  это  меня  здорово  обрадовало.
 
Однако  радость  была  недолгой.  Вскоре  я  понял,  что  и  выигрыш  перестал  доставлять  мне  удовольствие.  Полагаю,  произошло  следующее:

-  Мысль  о  суетности  побед  и  поражений  постепенно  завоевала  сознание  и  перешла  из  категории  понятой  в  категорию  осознанной,  тем  самым  изменив  реальность  и  обесценив  цель  игры.  Кроме  того,  ликвидировав  одну  из  противоположностей,  я  обрёк  на  гибель  и  другую.  Их  единство  перестало  существовать.  Всё  это  повлияло  и  на  сам  процесс  игры.  Он  потерял  смысл  и  больше  меня  не  увлекал.

Я  забросил  шахматы.  Но  мысль…

Она  будто  вышла  из-под  контроля  и  продолжала  жить  самостоятельной  жизнью,  обратив  свой  взор  на  моё  творчество.  Как  бы  шутя,  она  указала  на  мою  посредственность:

-  Ты  пишешь  немного  лучше  многих,  но  намного  хуже  немногих.  При  этом  твоих  читателей  можно  пересчитать  по  пальцам.  Так  стоит  ли  тратить  энергию,  терзать  себя,  манипулируя  словами,  напрягать  воображение  в  поисках  сюжетов,  страдать  от  всего  этого  бессонницей?  Подумай,  ответь  отрицательно  и  успокойся.  Ибо  покой  –  это  то  единственное,  к  чему  должен  стремиться  человек.  Не  верь  философам,  утверждающим,  будто  движение  абсолютно,  а  покой  относителен.  На  самом  деле  всё  обстоит  как  раз  наоборот.  Вся  наша  жизнь  есть  не  что  иное,  как  относительное  движение  к  абсолютному  покою.  Постарайся  максимально  приблизиться  к  нему  и  обрести  блаженство.

В  разных  вариациях  данные  рекомендации  отвлекали  меня  от  творчества  и  всегда  подкреплялись  известной  поэтической  строкой  о  том,  что  «счастья  нет,  но  есть  покой  и  воля».  И  в  конце  концов  это  сработало.  Даже,  если  писательство  является  моей  функцией,  однажды  подумал  я,  то  она  уже  почти  выполнена,  и  мне  пора  отдохнуть.

Я  перестал  писать.  Остались  только  прогулки  по  набережной…
Но  и  они  видоизменились.  Я  больше  не  прохаживаюсь  вдоль  берега,  предпочитая  подолгу  сидеть  на  облюбованной  мною  скамейке  под  старой  плакучей  ивой,  и  смотреть  на  соединённые  линией  горизонта  море  и  небо…

Смотреть  и,  ни  о  чём  не  жалея,  наслаждаться  наступившим  покоем…