Страсти по Фомичу 2 - Ангел

Достав из ледника сутунок потрошеного сома, развалив его топором в сенях, пахнущий морозом и рыбой Фомич сел на лавку в горнице. Посидел, глядя на жену, занятую у печи. Достал оловянный штофчик, налил и выпил. Закусил капустой.

Мария покосилась, ничего не сказав. Стукнула сурово горшками, посадила внучку мешать закваску. Глянула еще раз, прикидывая, как пристроить Фомича к делу, но, не придя к чему-то, оставила его вольницей.

На том малом счастье Фомич определил себе выходной, неспешно опрокинул вторую, похрустел, потянул суставы, чижом осоловел и незаметно для себя, как оно бывает с немолодыми, задремал, привалившись к печке.

Снилось ему поначалу поле, затем лес, холмы, степь со степняками на горизонте, мельница на реке, чудной скомороший домик, устроенный кузнецом – другом его отца, для забавы у ворот под большой березой. Дети верили, что живет в нем домовой Кузька. И Фомич верил. Ходил глядеть на рассвете, как Кузька возвращается с миской каши, чтобы отдыхать, наевшись, после заполночных трудов по обширному кузнецову дому. Крестился потом, что видел, и слыл героем. Еще двое тоже видели, но те после – уже не то.

Вспомнил старый сухой колодезь, бывший у распадка, где нет домов. С каменным оголовком, какие в селе не делали, и чугунным воротом. Страшное, нежилое место. Говорили, в нем мертвая сухая вода, в которой черти варят, кого поймают, а он все живой – даже когда съедят, только весь обглоданный. Черти оставляют ему язык и заталкивают по шею в топи. Поэтому на болотах слышатся голоса. До сих пор Фомич их боялся.

Картинки все менялись, плыли… Пока Фомич не оказался на облачке. Эко диво! Так с ним еще не было.

Осмотрелся, повертел головой. Сощурившись, поглядел на солнце. Большущее, совсем рядом – прыгнув, рукой достанешь. И не жжется, не режет глаз, будто бы ласкает.

Решил посмотреть на землю. Пошел по облачку, словно по щекотной траве, и бесстрашно высунулся за край. А там – мамочки мои! – вся держава! Будто на большой карте, с Московским Кремлем по центру.

– Эй! – окликнул кто-то Фомича сзади.

Фомич вздрогнул, обернулся на голос. Ангел!

Ну все, думает, смерть пришла. Даже пирога не вкусил.

– Не по чину влез! Кыш, пройдоха!

И ну Ангел ему пинка.

Летит Фомич – зад горит, впереди земля, а на душе – благодать. Так и прилетел сам в себя.

Вздрогнул как укушенный, опрокинул штоф, стукнулся о стену затылком. Испугал жену, и внучку испугал, и кота.

Счастье!