Недобрый Самарянин

   Когда я, истомившись в будничной вечерней пробке, выруливал с Нижней Масловки в сторону своего дома, у меня во внутреннем кармане "врезали Смуглянку"
- Хорошо, однако, иметь автомобиль с автоматической коробкой, - подумал я, нащупывая телефон, - одна рука всегда свободная.
- А можно Владимира, простите ? - послышался в трубке бархатный баритон, в котором мой слух различил нотки воскресного гласа «С миром изыдем» в исполнении отца Михаила- нашего приходского священника в  недавнем прошлом, а в далеком - инженера-авиаконструктора.

   С отцом Михаилом мы познакомились  в стенах древнего храма на Ордынке,  куда он пришел служить еще «во время оно», сразу же после окончания семинарии.  Усердный был батюшка,  внимательный всегда, правда, как мне казалось порой, чересчур практический, земной, а еще, не чересчур глубокий. И надо было тому случиться, что из тамошнего клира он чаще всех доставался мне на исповеди (или точнее я ему), хотя самого меня  больше влекло,  что естественно,  к священникам «теоретическим» и обстоятельным. Но cо временем мы с ним  "сработались".  Неуклюжесть отца Михаила в духовных вопросах я объяснял себе техническим складом его ума, а то, что приземлен- так семья ведь, семеро по лавкам, вечные суета-сует и мирские хлопоты.
   Потом он внезапно исчез куда-то без следа. Из доносившихся до меня обрывков разговоров записных матушек я сделал вывод, что иерей в одночасье был репрессирован, то ли за какой-то неблаговидный проступок, то ли вследствие неправильных политических взглядов. А тут, пожалуйста- объявился. Не помню только, когда  я успел ему номер свой дать.

- Отец Михаил, неужели! Где же вы, как вы сейчас? Что же это вы нас так осиротили? – начал я забрасывать его дежурными вопросами.
- А на приходе по этому поводу что слышно, сын мой?
- Да не особо что и слышно, если честно. Говорят, только, что в опалу вы к священноначалию попали. За диссидентство, вроде, говорят. Неужто правда?
- Что уж таить, был грех, - вздохнул он. - Спутался  Великим постом с оппозиционным движением одним.  Охмурили они меня, цинично воспользовались моей политической неискушенностью. Стал я, как водится, на митинги с ними ходить, на пикеты всякие.  Да так, что  вскоре слухи о моих похождениях до епархиального начальства добрались.  Там же ничтоже сумняшась, наложили запрет на служение, и вот уже  второй год за штатом обретаюсь. Вроде испытательного срока,  если по-вашему,  получил.
- Ну и как оно, есть ли жизнь за штатом?
- С Божьей помощью, Владимир. С Божьей помощью. Одно  лишь удручает- Какие у иерея могут быть, извини за фигуру речи, доходы без прихода? Требы только и остались для поддержания бюджета, да и то, в основном, по малости. Бывает еще, конечно, человек  какой неравнодушный поможет. Кстати, тебе ничего освятить не надо?
- Освятить, увы, не надо, но с другой стороны, я, как раз, и есть тот неравнодушный, отец Михаил.  Позвольте  внести свою лепту.
Он задумался. Какое –то время в трубке было слышно только его гулкое дыхание.
Судя по всему, ему с трудом давался этот разговор,  да только деваться все равно ведь некуда. Попадешь в переплет- и не так себя оседлаешь.
- Искренне, от сердца, - подбодрил его я и на всякий случай напомнил притчу о Добром Самарянине, - люди должны помогать своим ближним.
- Спаси Господи! - наконец вымолвил отец Михаил, но тут же поправился, -Только если в порядке исключения. Тем более, что я и так вернусь скоро к себе на Ордынку, к вам, то есть.  Был днями у местного Благочинного, тот сказал, что я могу смело приступать к сбору рекомендаций. Вроде бы наверху учли мое искреннее раскаяние и прошлые достижения. Короче- ждите.
- Вот и славненько. Хотите я вам сейчас же деньги подвезу, называйте адрес, где встретимся.

  Встретились. Было странно видеть батюшку за пределами храма, да еще без облачения. Куда только подевалась его стать, с которой он выходил к нам из алтаря держа в руках Крест и Евангелие. Передо мной стоял обыкновенный, интеллигентного вида мужчина, с растрёпанным клином на подбородке и немного мутными глазами. Впрочем, насчет глаз, возможно, я и обознался, ибо рассмотреть мне его толком не удалось. Он все время отворачивал в сторону свое лицо, стараясь не встречаться со мной взглядом.
 
    Прошло сколько-то времени. И вот я замечаю у себя сразу три пропущенных вызова. – Отец Михаил?
«Интересно, как у него сейчас обстоит с работой? Служит, поди, уже вовсю. А звонит- наверняка, пристыдить меня хочет, за то, что в храме не бываю.»
- Владимир, у меня есть хорошая новость, - начал он без прелюдий, едва заслышав мой голос, - Побывал у Правящего архиерея недавно. Он сказал, что вопрос мой решен положительно. Заверил, что вот-вот назначат штатным клириком в Храм всех Святых на Кулишках. Но, правда, просил подождать немного. Пока место не освободится.
- А причем тут Кулишки, отец Михаил? Вы же вроде как обратно на Ордынку собирались, еще у Благочинного были, рекомендации, помните? Вопрос же решенный.
- В смысле? Ах да, у Благочинного. На Ордынке все несерьезно оказалось. Место чтеца только и смогли предложить. Мое политическое прошлое, знать,  покоя там кому-то не дает. Так ведь принес же покаяние-то. Я бы, если честно, и в чтецы пошел, да только много ль в том корысти. Ни чад тебе духовных, ни крестин, ни отпеваний. Кстати, в чада ко мне не желаешь пойти?
- Какие чада, - думаю, - когда ты сам чадо еще в духовных вопросах, - и уклончиво ему отвечаю,
- Давайте я вам лучше так помогу.
- Ну если только в порядке исключения…
Спустя еще три месяца мне снова довелось пообщаться с батюшкой Михаилом.
- Был днями у Митрополита на приеме. – заверил он меня, - Тот счел срок моего искушения достаточным, и объявил, что скоро снимет все запреты и направит служить в Люберцы. Хоть и не так хлебно, конечно, как в Москве, но надо же с чего-то начинать. Так что я третий день вне себя от радости. Не хожу, а летаю.
- А как же Правящий архиерей, а Храм всех Святых?- удивился я.
- Епископ Серафим что ли? Он-то сам обеими руками был за меня. Но, как оказалось, Владыко ничего решить без санкции Митрополита не в состоянии, да еще ко всему прочему и дело мое потерялось. Вот сейчас снова мотаюсь по всем инстанциям- собираю характеристики. То еще, знаешь ли, мытарство, один проездной сколько стоит.
Тут я все понял сразу, не дурак потому что.
- Сколько?
- Да сколько не жалко, Господи,- воспрял он,-... Но желательно чтобы никак не меньше пятерки. Мы старшую вчера в лагерь в пионерский снарядили, а мне на зубы уже не осталось.
- Я на карту брошу...

  С тех пор прошло лет десять. За эти годы я уже привык, что каждую последнюю декаду квартала меня тревожит звонком отец Михаил и путанно рассказывает о невероятных прорывах в своем трудоустройстве. При этом я очень смущался, если порой случалось чудо и он мне не звонил. Не стряслось ли что? - переживал я. Но, как потом оказывалось, напрасно.
Зато, когда мы с ним общались в следующий раз, то он ненавязчиво намекал, что на мне еще висит должок за прошлый отчетный период. И тогда сумма моего взноса естественным образом удваивалась.
 
   Не знаю сколько бы это все еще могло продолжаться, но в какой-то момент я понял, что морально устал. Понял я это, кажется, после того, как он позвонил мне под Рождество и уговорил встретиться, чтобы лично поведать удивительную новость.
Как обычно он начал с доклада о проделанной работе по трудоустройству, рассказал, что секретарь Патриарха, который все это время курировал его вопрос ушел на покой, и теперь дело отца Михаила передали другому большому начальнику.
Но это, если взглянуть трезво, очень даже здорово. Новый секретарь в отличие от предыдущего совершенно аполитичный человек, а ,следовательно, обязательно рассмотрит его прошение беспристрастно и обстоятельно. Так что дело Отца Михаила практически  уже в шляпе, и он  со дня на день пригласит меня к себе на службу в Собор Живоначальной Троицы, что в Подольске. И по этому поводу мой собеседник  сейчас, как никогда, счастлив.
   Пока он держал  свою речь, я не сводил с него удивлённых глаз: " - Боже, как он постарел и съежился за последнее время!
Передо мной, понуро втянув голову в плечи, стоял жалкий, растрепанный доходяга, с красными пятнами на щеках и блуждающим отрешённым взглядом. Несмотря на кусачий мороз, на нем была видавшая виды легкая джинсовая курточка, явно доставшаяся ему с чужого плеча и летние кроссовки. И, что самое главное- запах, от него исходил тяжелый и устойчивый запах сивушных масел. Как бы он при этом не отворачивал от меня свое лицо." Сейчас меня к нему исполняла в равной степени жалость и какая-то непонятная брезгливость.
- Только я сегодня на мели, совсем как Иов,- наконец перешел к делу он, - Вот если бы ты пожертвовал мне тысяч десять- пятнадцать я бы точно не обидел тебя отказом.
     И тут я, совершенно неожиданно для себя, ответил ему с глубоким вздохом:
- А у меня, как назло, сплошные неприятности, - соврал я, не моргнув глазом, - Работу свою потерял, сократили вчистую, после стольких лет. Драма. Но при этом у меня есть и хорошая новость- я того и гляди должен устроиться на новую. Надо всего-то только, что подождать немного.
- Хочешь сказать, Владимир, что ты сейчас не в состоянии оказать мне материальную поддержку? - занервничал он. Пальцы рук его, при этом, мелко дрожали.
- Увы, покачал головой я, - Надо немного подождать, пока все устроится.
- Ну что ж, Бог в помощь тебе, - вздохнул отец Михаил, неловко осенняя меня крестным знаменем.
И тогда он честно подождал.

   Прошло не  меньше двух месяцев, прежде чем я снова услышал в трубке его голос.
Первой фразой у него, вместо обычного- «А у меня хорошая новость!» было нетерпеливое- «Ну так как, как успехи твои, удалось уже занять место?»
Мне в какой-то момент даже стало неловко за свое поведение. Человек интересуется, переживает, а я тут перед ним комедию ломаю. Но заставить себя прекратить этот балаган я не смог. Во мне как будто что-то оборвалось в прошлый раз, сломалось.
- Пока никак, - ответил я ему, с чувством легкого омерзения к себе, - Работодатель оказался той еще гнидой, пристроил на обещанное место своего родственничка. Представляете? Развели, понимаешь, кумовство. Но ничего, я на днях встречался с его начальником, и он практически гарантировал мне место этого зарвавшегося чинуши, которого вот-вот должны турнуть за финансовые махинации. Осталось только дождаться окончания служебного расследования.
- Что ж выходит я и на этот раз набрал тебе зря?
- Почему же зря, пообщались по крайней мере…
- А толку, - сухо ответил он.

  После чего Отец Михаил звонил мне еще трижды, и всякий раз первым делом интересовался, не устроился ли я на новую работу. Однако неизменно получал от меня мотивированный отрицательный ответ, который я щедро украшал заверениями, что "уже вот- вот" и «буквально на днях».  Он, однако ж, все равно ходил вокруг да около, клял злодейку- жизнь,  напоминал мне про Доброго Самарянина, но я был все равно непреклонен …

***
   На днях я, делая ревизию в своем телефоне, случайно наткнулся на его номер. Отец Михаил живо предстал перед моими глазами таким, каким он запомнился мне во время последней нашей встречи- помятый силуэт в куцей молодежной куртке и линялых тренировочных штанах, всклокоченная заиндевелая бородка, припухшие слезящиеся глаза.
И тут я, наконец-то, понял, почему его в свое время отстранили от службы и почему никак не возвращали обратно "- Ни за какую не за политику, е- мое!"
   Когда же это было-то все, дай Бог памяти? Кажется, лет пять назад, или быть может еще больше. Знать бы, как у него обстоят дела теперь, он  ведь мне с тех пор так и не звонил ни разу.  Очень надеюсь, что по причине своего трудоустройства. Хотя не исключено, что осознал мой воспитательный прием. А мне что помешало самому ему набрать? Забыл? Не смог?
   Увы, Доброго Самарянина из меня не вышло. Конечно, можно сколько угодно кивать на то, что я хотел, как лучше, что он «сам дурак». И я, пожалуй, так и сделаю… но потом. А пока же мне просто стыдно.