Берегущие голубой мяч

Стоял обычный и немного хмурый летний день. Вовка сидел на углу деревянного борта песочницы, словно на носу лодки и, свесив ноги в воду, рисовал носком сандалии рыб, камушки и водоросли. И никто из прохожих не обращал на него внимания, потому что люди вообще редко замечают друг друга, когда спешат по своим делам, предаваясь внутренней болтовне. А ведь Вовка вполне мог бы считаться уникальной личностью: дело в том, что вот уже полтора года он был совершенно и абсолютно счастлив.
Раньше всё было наоборот. Вовка топтал землю уже почти половину в идеале отведённого всем нам чело-века и в прожитых годах мало что помнил кроме суровых зим. Вьюги выбелили прядь волос на его чёлке, от жгучего мороза заиндевели виски, а щетина на впалых щеках превратилась в колючие серебряные снежинки. Промёрз он не только до костей, а до всех внутренних органов, среди которых по преданиям незримо обитает и душа. Много лет Владимир, пытаясь хоть как-то согреться, порой неделями пил горячительные напитки. Это помогало лишь ненадолго. Когда же горькое горючее заканчивалось, становилось ещё хуже – просто невыносимо зябко: от внутреннего мороза кожа лица синела, и тряслись руки. Некогда страстно любимая жена из царевны превратилась во всем недовольную жабу, повзрослевший сын оказался почему-то совершенно чужим и непонятным человеком. И вот, когда Владимир уже находился на краю отчаяния и собирался сделать решающий шаг в пропасть, судьба-кукушка подкинула им с женой маленький тёплый подарок. Крохотное Солнышко согрело и осветило всю их жизнь, раскрасило постылое жилище розовыми красками вкусно пахнущих постиранных ползунков и пелёнок. От этого всё вокруг похорошело и наполнилось смыслом. Молодой отец распрямил плечи, сменил причёску и стал бриться каждый день, чтобы ничто не напоминало о минувших зимах, ведь к нему пришла долгая и невероятно радостная весна. Он даже перестал считать себя Фёдрычем, как звали его мужики на работе, и снова стал просто Вовкой для всех, а для жены – Володей: весёлым, добрым и оптимистичным «своим» парнем, у которого всё ещё впереди. И по мере роста Солнышка сильнее молодел её отец, согреваясь от вечного огня своей неугасимой радости.
Вот и сейчас Вовке было тепло и светло несмотря на погоду, потому что рядом копошилась в  песке его персональное самое лучшее на свете Солнышко. Она сидела так, как умеют только гимнасты и младенцы – по-кукольному широко расставив прямые пухлые ножки – и что-то лепетала на своём языке, время от времени то кивая, то мотая головой со светлыми пушистыми кудряшками. Мимо песочницы грациозно продефилировала пушистая трёхцветная кошка, ведя за собой на поводке-шлейке тощую зевающую девчонку.
- Киса! – закричала Солнышко, узнав животного с картинки из любимой книжки.
С необычайной быстротой она перекатилась через борт песочницы и, размахивая совочком, пошлёпала за кошкой. Вовка не сразу сообразил, что надо спасать маленького домашнего хищника от возможного солнечного удара, но уже через несколько секунд в пару шагов догнал дочь, подбросил к небу, покружил и потащил своё хохочущее счастье на освободившиеся качели.
В это время на тропинке, ведущей к детской площадке, появился высокий сутулый старик в изрядно поношенном коричневом пиджаке. Лицо деда почему-то напомнило Вовке урюк, который в его далёком детстве присылали родственники из Киргизии. Самые обычные фанерные ящики с южными лакомствами тогда пахли летом, жарой, волшебством и какой-то иной жизнью, находившейся за гранью вовкиной реальности. Он осторожно подсовывал отцу нож, чтобы тот мог отогнуть крышку, и сквозь частокол гвоздей скорее бы потекли ароматы чуда. Содержимое этих посылок неизменно вызывало у паренька огромный, ни с чем не сравнимый восторг: сушёные фрукты и ягоды, какие-то травы, липкие бордовые рулоны пастилы и – неизменно – обожаемый Вовкой урюк.  Лицо встреченного сейчас незнакомца сплошь покрывали такие же глубокие узоры морщин, оно так же светилось изнутри, словно бы впитало частичку сказочного юга из детства, а в самом старике чувствовалось твёрдое ядро, крепкое, как абрикосовая косточка.
Это сравнение пожилого незнакомца с урюком произошло как-то мгновенно, причём не на ментальном уровне, а значительно глубже, так, что Вовка наполнился той самой мальчишеской радостью от посылок из далёкой и незнакомой, но такой родной республики. Он тут же принялся вспоминать, как звали тех родственников из Киргизии, и через кого они приходились ему роднёй. Дед же почти уже подошёл к качелям, но неожиданно свернул с тропинки и поднял из невысокой травы что-то светлое.
- Простите, пожалуйста, это не Вы обронили? – показывая свою находку, обратился он к спешащей куда-то женщине с коляской.
- Фу, какая мерзость! – бросила в ответ молодая мамаша и помчалась дальше по своим делам.
- Это случайно не Ваша пропажа, милая леди? – спросил старик у юной служительницы пушистой трёхцветной кошки.
Девчонка брезгливо поморщилась, помотала головой и, схватив свою королеву, быстро зашагала прочь.
- Молодой человек, Ваша дочурка ничего не потеряла? – урючный незнакомец взялся за свободную жердь качелей, на которых сидела Солнышко, и протянул к лицу Вовки зажатый в узловатых пальцах другой руки грязный носовой платок.
- Нет, у нас такого не было. Думаю, его не случайно уронили, а просто выкинули специально. Смотрите, какой он испачканный и гадкий. Так что не ищите хозяина, а бросьте платок в урну и забудьте о нём.
- Как у вас, молодых, всё легко и просто, - устало вымолвил старик после некоторой паузы. – В наше время отношение к вещам совсем другое было. Вот Вы что видите в этом платочке? Только лишь грязную тряпку и ничего более? Но ведь столько людей вложили сюда частичку себя: те, кто сеяли, растили, убирали хлопок, пряли его и ткали, те, кто кроили и шили эти носовые платки, кто их пересчитывал, вёз в магазин, продавал и много других специалистов. Что ж их всех на мусорку, в помойку определить? Из-за какой-то грязи, которую вполне можно отстирать?  Нет-нет, простите, пожалуйста, но я так не могу. Да и помимо этого на платке могут быть чьи-то слёзы, а мало что на свете есть дороже них.  Они ведь не только снаружи горячие, а и внутри нас обжигают и потому делают людей крепче, чище правильнее… Слёзы обтёсывают человека, придают ему огранку, форму. И если внутри Вас изначально был алмаз, то эти маленькие солёные капли будут раз за разом вытачивать из него бриллиант… Хотя, конечно, неправильно сравнивать живое сердце с камнем, пусть даже и очень дорогим…
Незнакомец замолк и устремил свой взгляд в какой-то другой, видимый лишь одному ему мир. От речи деда в душе у Вовки возникли сразу три наисильнейших и, казалось бы, несочетаемых чувства: жалость, радость и стыд. Он наклонил голову и заметил, как над притоптанной травой возвышается тонкий сутулый стебелёк ничем не примечательного маленького фиолетового цветочка, в народе называемого мышиным горошком. Почти инстинктивно Вовка сорвал его и протянул странному старику со словами:
- Вот, возьмите, пожалуйста! На таких как Вы Земля держится!
- Благодарю, - растерянно ответил незнакомец, вставил подаренную былинку  в петлицу пиджака и побрёл дальше искать хозяина платочка.
Солнышко почти ничего не поняла из того, что говорил старичок, зато слова отца были ей ясны. Она хоть и была очень мала, но уже давно знала, что Земля – это голубой мяч у папы на столе, который нельзя пинать и бросать, а только осторожно крутить на его чёрной ножке. Правда, от тихой плавной речи и мерного покачивания голова и веки девчушки отяжелели, и голос отца она слышала уже откуда-то издалека. Заметив, что дочь стала крайне медленно моргать, Вовка взял её на руки и понёс домой. Солнышко уткнулась своим маленьким носиком в его плечо, привычно пахнущее заботой и надёжностью, и увидела во сне, как несколько добрых дедушек бережно несут голубой мячик к двери, из-за которой льётся очень-очень яркий, добрый, тёплый сказочно-волшебный свет.