Все уезжают. История для кино

Место действия.Советский Союз. Город  Ленинград.
Время действия 1987 год. Перестройка, про которую никто ничего не понимает. «Сухой закон» Горбачева, на который все положили с прибором.  Массовый отъезд из страны всех, кто может, и  куда могут.
Меня зовут Наташа, я родилась  в самом красивом городе мира - Ленинграде, который раньше назывался Санкт-Петербург, и идут разговоры, что может быть, нас опять переименуют.
Мы  не спрашивали, где нам родится. В Париже,  Нью-Йорке или в Советском Союзе.
В общем, где родился, там и пригодился.  Я выучила в Университете английский и финский языки, чем и зарабатываю себе на безбедную жизнь. Работаю в «Интуристе», это такая государственная организация по обслуживанию иностранных туристов.  Имею прилично денег, отовариваюсь  в валютном магазине «Березка» и всех жалею.

 Экскурсия. 
Сегодня  работаю на однодневном круизе. Большой красивый лайнер прибыл на Морской вокзал  на Васильевском острове. Несколько одинаковых красных автобусов выстроились в ряд на площади.
Перед автобусами стоят гиды,  держа в руках таблички с приветствием для туристов.
Я чуть не опоздала. Подбегаю  к старшему гиду.
- Опаздываешь, Наташа. Сегодня работаешь с поляками  на английском, но наверняка они знают русский.  Получи  наряды на музеи и билеты в цирк. Обед в гостинице «Астория».
- Почему всегда одним туристам балет, а…другим цирк?
- Это круиз по Балтийскому морю, сегодня все в цирк.
Старшая выдает мне табличку «Witamy». 
- Не задавай лишних вопросов, бегом к автобусу  номер четыре.
Я пробегаю мимо автобусов. Машу рукой Леночке с табличкой «Willkommen zur;ck»,
У автобуса «Welcome»  стоит моя подруга Иванова.
- Иванова, привет! 
- А я больше не Иванова!- кричит она мне в след.
Я притормаживаю, но останавливаться некогда.
- На Стрелке расскажу!- кричит в след Иванова.
Рядом с моим автобусом  стоит автобус друга Пентинена с табличкой на финском «Tervetuloa».
- Пентинен, привет,- кричу я ему. – А что вообще с Ивановой?
- Летим на Стрелку, она обещала рассказать.
Из здания Морского вокзала вываливается многоязычная толпа туристов. Весёлые, красиво одетые. И, судя по аромату, немножко «поправившие голову» на завтраке. Рассаживаются к нам в автобусы. Отправляемся в путь.
- Dear guests, welcome to Leningrad. My name is Natasha, I am your guide, our driver -Igor. Today's program is: a tour of the city, a visit to the Hermitage, lunch, and a visit to the circus.
The day of the founding of St. Petersburg on May 27, 1703, when Tsar Peter the First laid a fortress at the mouth of the Neva River on Hare Island. And for over 200 years St. Petersburg was the capital of the Russian Empire.
In August 1914, in the wake of anti-German sentiments, the city was renamed Petrograd.
In 1924, after the death of Vladimir Lenin, the leader of the proletarian revolution and the founder of our state, Petrograd was renamed Leningrad.
Лидер группы, сидящая за мной, хлопает меня по плечу.
- Девочка, не мучай себя напрасно. Мы в Польше в школе учили русский  язык больше, чем английский. И, слушай, в Эрмитаже мы уже были, нам нужно в ювелирный магазин, в кондитерский магазин, и в «Детский мир», поэтому распустишь нас до обеда на Невском проспекте.
- Отлично,- говорю я, - только на Стрелке остановимся.
Я распускаю  туристов на фотографирование у Ростральных колонн, откуда очень красивый вид 
на Неву, Петропавловскую крепость и Эрмитаж. Тут же подъезжает Иванова, и мы бежим вниз к Неве курить. К нам присоединяется  чем-то расстроенная Леночка.
- Короче, девчонки, я теперь не Иванова, а Пускельман. Вчера получила новый паспорт. Взяла бабушкину фамилию.
- И что? – ахнула я, - в Израиль?
- Нет, зачем мне в Израиль? Там все Пускельманы. Мои друзья перебрались в Америку. Буду к ним прорываться.
- А там не все Пускельманы?- спросила Леночка.
Тут подъехал автобус Пентинена, из него стали выходить веселые финны, распевая хором народную финскую песенку.
- Как вы думаете, он вообще изучал когда-нибудь архитектуру или музеи?- задалась вопросом Леночка.
- А зачем ему учить? У нас весь финский отдел – его тётки - Айли, Эйни.
Пентинен спустился к нам.
- Угостите сигареткой!
- Ты что припозднился?
- А мы заехали в «Берёзку», пивом отоварились.
- Будь другом, - прошу я его,- похоже,  что я сегодня без «Березки». Ты, наверняка, туда еще раз поедешь, купи мне пару книжек, Бунина, Пастернака, потом рассчитаемся. А наша Иванова, теперь не  Иванова, а  Пускельман. И собирается в Америку.
- Мои мама с братом  на прошлой неделе переехали в Хельсинки,  я подал документы на выезд.
- Начинается,- вздохнула я.
- А у тебя, почему глаза на мокром месте?- Пентинен щелкнул Леночку по носу.
- Такое сейчас было... Веду экскурсию, показываю  Исаакиевский собор, Петропавловскую крепость, а  толстый старый немец из середины автобуса кричит «Ja Ja! Ich erinnere mich! Ich habe es gesehen!», дескать, он это помнит, потому что раньше видел. Сейчас выходим из автобуса, я его вежливо спрашиваю «Haben Sie Leningrad bereits besucht?». Вы уже были в Ленинграде?
 А он отвечает  «Видел, видел, в сорок первом году, с высоты своего бомбардировщика».
 - Дать ему,  что ли по роже?- задумался вслух Пентинен.
- Ну, куда ты-то? – скептически произнесла Иванова-Пускельман.
- У тебя документы на рассмотрении - добавила я.
Леночка, вздохнула.
- А у меня вся семья казахстанские немцы, их сейчас Германия забирает к себе. Что мне тут одной оставаться?
- Поехали, девчонки, встретимся на обеде. И запел финские частушки «Хей луй-я ил-лала, вайка он кайталуйнен».
Мы побежали к автобусам.

Вместо цирка.
У цирка на Фонтанке.
- Пентинен!  У меня пол-автобуса слилось с цирка, может быть, продадим билеты?
- Мои почти все пошли в варьете "Тройка". Давай продам.
Он начал предлагать желающим наши свободные билеты, и вокруг него сразу образовалась толпа.
Я звоню из автомата своей школьной подруге, которая живет совсем рядом на Моховой улице. 
- Юля? У меня билеты в цирк, быстро присылай Мару с Соней, а я к вам зайду.
К цирку на встречу  Пентинену бежит высокая девушка, и тащит за руку белобрысую курносую девчонку, вылитая Пентинен.  А мне на встречу бегут Соня и маленькая в черных кудряшках Марочка.
Дверь открывает Юля.
- Привет! Ну как вы?
- Собираемся, проходи.
Голос бабушки.
- Кто пришел? Юля, кто пришел?
- Наташа, бабушка, пришла, что-то нам принесла.  Глохнет с каждым днём. Я уже осипла. Скорее бы уехать, говорят в Израиле хорошая медицина.
Бабушка не унимается.
- Наташа из мясного магазина или из овощного? 
- Нет, бабушка, Наташа, школьная подруга. Наша бывшая соседка.
- Я люблю Наташу, - констатирует бабушка.
Из комнаты выходит Юлин брат Фима.
- Фимка, привет, я тебе принесла.
Достаю из сумки две книги.
-  Фейхтвангер, Бунин.…  Пастернак был?
- Были только стихи.
- Идиётка! Наташа, ты идиётка! Стихи Пастернака – самое дорогое на рынке. Что ты себе думаешь? Я торгую  этими книжками, рискуя нервами, из  любви к советской читающей публике? На что я, как ты думаешь, буду вывозить всех на историческую родину? Бабулю, сестру Юлю, жену Соню и маленькую Мару?
- Фима, не истери, я через день в «Березке». Куплю Пастернака.
Мы пошли на кухню пить чай. Бабушка выползла из своей комнаты и села к нам за стол.
- Юля! Ты меня слышишь? Почему никто со мной не разговаривает? Вы хотите, чтобы я не дожила до нашего еврейского счастья?  Наташа, как вам живется в новом доме?
- Ужасно, мы  хотим обратно в центр.
- Фима, как ты думаешь, нам в Израиле дадут бесплатное новое жильё?- не унимается бабушка.
- Кто знает…- пожал плечами Фима, - Слушайте, рассказали анекдот «Объявление на стене в ОВИРе: «Еврейская жена не роскошь, а средство передвижения!»
- А этот слышали? -  хихикает Юля. «Сколько у нас всего евреев? - спрашивает Горбачев своего помощника. Тот отвечает: Миллиона три - четыре. Горбачев: А если мы им всем разрешим уехать, многие захотят?  Ответ: Миллионов десять – пятнадцать».
Тут вступает глухая бабушка.
- Это всё фуфло. Вот я сегодня в булочной услышала хохму. «Разговаривают  между собой два еврея, к ним подходит раввин: «Я не знаю, о чём вы здесь ведёте речь, но ехать надо!»
Юля, Фима и бабушка провожают меня до двери.
- Хоть бы бабушка дожила до отъезда.- сказала Юля - У  нас на неё одну надежда,  пенсию будет получать и там и тут. Мне нужно подтверждать свой диплом врача на иврите. Кошмар. Что мы там будем делать? Жить на пособие? Что там будет делать Фима? Книжками спекулировать?
- Да, что там будет делать этот шлимазл? -  вставила бабушка.
- Не знаю. Пусть откроет магазин русских книг.- Предложила я.- А я налажу поставки. А, Фимка?
- Наташа, я ничего не понимаю. Пока нужно собрать денег, обернуть их в какие-то цацки или валюту. В общем, сплошной криминал.
- Фима, я сама – сплошной криминал. Спасибо, дорогие. Пошла. Надо туристов после цирка встретить и отвезти в порт. Потом домой на другой конец города.
- А они сами не доедут?
- Ты что, Юля! Момент прощания с группой – то ради чего я положила молодые годы на изучение языков.
- Всё-таки интересная у тебя работа,- вздыхает Фима.
- Как сказала моя подруга Таня Иванова, которая теперь Пускельман, интересно первые три группы, а потом начинается стяжательство. Учите иврит!

Дома.
Еще на лестнице, открывая дверь в квартиру, я слышу, как папа играет на пианино и поёт «Мы летим, ковыляя во мгле. Мы ползем на последнем крыле. Бак пробит, хвост горит и машина летит. На честном слове и на одном крыле...»
Я заглядываю к нему  в комнату.
- Папа, хватит расстраивать моё пианино! Поздно, соседи милицию вызовут. Порисуй лучше свою любимую Манчжурию.
Я прохожу на кухню, где мама сидит за столом. Перед ней горит свеча.
- 8 сентября, день начала блокады. Мы немножко выпили.
- Я помню. А  песни, почему не советские поёте?
- Мы советские военные песни уже все перепели, - вздыхает мама.
Я вынимаю из лифчика доллары и рубли.
- Наташа, тебя посадят…
- С круизниками работала, им рубли с собой обратно не нужны.  Мама, зачем ты это говно пьешь?
- Что папа гонит, то и пьём. Теперь все гонят! 
- Слушай, он в прошлый раз хотя бы дождался, когда созрела его томатная паста, а тут уж начал отливать с середины процесса.
Я открываю нижний шкаф, там мамины пятилитровые стеклянные банки, набитые  хлебными корочками и горбушками, и моя припрятанная бутылка финской клюквенной наливки.
- Может быть, передадим сухой хлеб бабушке в деревню, курочек кормить?
Наливаем по рюмашке.
- А вдруг блокада? - говорит мама, смахивая в ладонь упавшие на стол крошки  и отправляя их в рот.
- У нас теперь не блокада, у нас пэрэстройка. Хочешь анекдот про Горбачева? «Что будет после перестройки? Перестрелка!»
- Наташа, тебя посадят!
- А вот еще. «Когда закончится перестройка в СССР? Никогда. Потому что никто не знает, что должно получиться в результате».
- Ты никому не рассказывай!
Отец  прошмыгивает мимо нас в ванну, где стоит бак большой металлический бак с крышкой, там зреет его самогонка из томатной пасты.
- Наташа, скажи, зачем теперь строят дома с такими тонкими стенами? Как спасаться? Дома же сразу рухнут, если будут бомбить. В сорок первом году летом  начались такие страшные бомбёжки и обстрелы. Мы сначала спускались в бомбоубежище. Мне – шестнадцать, сестре Ане – восемнадцать. Летом мы еще бегали на крышу, клещами ловили упавшие зажигательные бомбы, и закидывали их в ящики с песком. А к началу зимы, когда кончилась еда, кончились и силы спускаться в подвал. Мы вставали в простенок между окон, на подоконник, держались за стены, потому что, если в дом попадала бомба, то рушилась внутренняя часть дома, а стены оставались целыми…потому что у старых домов очень толстые стены.
Папа с кружкой в руке заглядывает в щелку двери.
- Девочки, давайте опять вернёмся  в центр!
Мы выпиваем. Папе наливку не наливаем. Он прихлёбывает из свой кружки.
- Юля с семьёй, наши старые соседи, уезжают в Израиль. Все уезжают…
- Девочки! Сегодня только восемь! А вчера было двенадцать.- хитро произносит папа.
- Кого двенадцать? - спрашиваю я.
Мама: «Каждый день считает в автобусе еще не уехавших лиц еврейской национальности. С каждым днём всё меньше.  Бэла звонила. Просила тебя завтра зайти  к ней в Музей. Есть какая-то работа».
- Хорошо. Завтра выходной.
Мама запела, а  мы подхватили.
Домино, домино
Будь веселым не надо печали
Домино, домино
Нет счастливее нас в этом зале
Видишь, я с тобой
Друг любимый мой
Домино, домино
Слышишь, счастье стучится окно

 Музей Достоевского  в Кузнечном переулке.
Я спускаюсь по ступенькам в Музей Достоевского. Потом по узкой лестнице поднимаюсь на второй этаж в его квартиру. Прохожу через столовую, детскую с игрушечной лошадкой и куклой. В кабинете – группа экскурсантов слушает гида. Дверь с табличкой «Директор музея».
Бэла сидит в старинном кресле. Вся в дыму. В норковой жилетке, в ушах и на пальцах винтажные  украшения, но не бриллианты. Она грустна,  синяки под глазами.
- Привет! Ой, на Вас лица нет. Что-то случилось? - с тревогой спрашиваю я.
Подхожу к окну и открываю форточку.
- У вас экскурсии по квартире ходят, а из-под двери дым валит.
- Дорогая, помоги…Голландские   телевизионщики сняли  в Баден - Бадене фильм  о страсти  Достоевского  к рулетке и  сумасшедшим женщинам.  Вот, передали кассету, возьми, переведи.
Через неделю они приедут, я буду делать в музее презентацию. Денег не вы выделено.  Выбора у меня нет кроме тебя. Поможешь?
- Опять очень хочется в Баден-Баден. А что, Вы там уже были? Нет, я уже хотела. Анекдот.
 Помогу, конечно, если скажите, почему вы плачете - это раз, и возьмёте меня работу экскурсоводом, когда меня турнут из «Интуриста» - это два.
Бэла достает из-под стола бутылку коньяка.
- Возьму, возьму. Давай по рюмочке. Слушай! Только никому, клянись! Сегодня ночью, часа в три… я спала… звонит телефон. В трубке  моя подруга, директор Летнего сада. «Спишь, сука?» 
Я, говорю, не сплю, жду мужа. И почему, я - сука? А потому, - говорит она, - что я не сплю всю ночь, ношусь по городу, вынимать из милиции твоего мужа – ****уна. Я ей говорю, что они с товарищами собирались отмечать на Кафедре его диссертацию «Профилактика туберкулёза в Советской армии». Как же! - кричит она!- Ты, старая дура! Его сейчас накрыли в моём Летнем саду, пьяного с бабой на скамейке, практически уже на ней. Ага-га! Это она так демонически ржет.  Я спрашиваю, от растерянности, наверное,  «Под статуей Марса? Или Венеры?»
Она орёт с матюгами: «Под трехсотлетним дубом, посаженным царем Петром Первым! Зачем он пробрался ночью в мой Летний сад? Сработала сигнализация, приехала милиция с собакой. Меня выдернули из кровати. Повезли в отделение, писать объяснение. Я его спасла от позора на весь город! Нас только что выпустили из милиции. Жди  домой». И, как ты, Наташа думаешь? Он сразу приехал домой? Не-е-ет! Он появился только утром!
- Прелестно! Генерал под дубом! Он романтик,- успела вставить я. Мы выпили еще коньку и закурили.
- Какой на хрен романтик? Бабник и картежник. Как этот, этот! - Бэла  стучит кулаком по креслу Достоевского. А некоторые снимают про него фильмы, которая ты должна бесплатно переводить.
А я должна сидеть здесь и греть жопой его кресло и выпрашивать у чиновников новые унитазы для его квартиры. Нет, ну, почему мне судьба подсовывает все время одинаковых мужиков? Ненавижу!
В кабинет без стука врывается  самый известный  журналист Ленинградского телевидения. Красивый.
От неожиданности я ойкнула  и опрокинула на юбку рюмку коньяка. Известный стрельнул в мою сторону глазом и кинулся к Бэле.
- Божественная!- он целует ей руку,- Вы призвали меня! Я у Ваших ног!
 Бэла зарделась.
 - Дорогой, помогите!- с кокетством молвила она. У меня в Музее через несколько дней презентация голландского фильма о страстях Достоевского. Должны быть  Консульские работники и наши чиновники из Управления Культуры. Сделайте анонс об этом мероприятии в Вашей вечерней программе. Мне нужно собрать публику. И Вы, конечно же, приедете и сделаете потом сюжет  для Вашей программы. А это-Наташа, она будет делать перевод фильма, - представила меня Бэла.
- Не сомневайтесь! Только не заставляйте меня любить Достоевского. Я люблю Толстого.
 От растерянности, или потому что уже была «под мухой» я  брякнула.
- Если бы  Анне Карениной под руку попался не паровоз, а топор, то она изрубила бы любовника Вронского в котлету.
Бэла кивнула головой. И мы с пониманием посмотрели друг на друга.
- Какая умная крошка. Можно я заберу её с собой? Мы обсудим детали перевода.
Бэла ревниво посмотрела на него. Но потом махнула рукой, дескать, ладно.
На выходе из музея мы встретили мужа - Генерала. Он стоял под окном Бэлы. Под мышкой  держал большую коробку с женскими сапогами, а в другой руке - розу.
 
 Известный журналист
Мы лежим в кровати его холостяцкой квартиры, курим одну сигарету на двоих.
- Хочешь анекдот? Встречаются в аду русский и американец, выясняют -  у кого в каком аду чего происходит. Американец говорит «Ну, у нас, в принципе терпимо. Съел с утра ведро говна и целый день свободен». А русский говорит « А у нас как всегда, то говна не подвезли, то вёдер не хватает». - Смешно.
Вдруг Известный  соскакивает с кровати и лезет под кровать. Достает с пола упаковку от презерватива.
- Ого! Дирех! Это ты где достала?
 - Дюрекс. А нам туристы часто дарят, чего у нас не продают. Иногда даже такие маленькие дамские тампончики с хвостиком. Знаешь для чего?
- Нет.
- А моя мама нашла, стала их в уши вставлять на ночь, еще и подругам раздарила. Слушай, а у меня все друзья уезжают…Чего делать?
- Знаешь, крошка. А не надо никуда уезжать. По крайней мере,  ради тампончиков  точно не надо уезжать. Здесь только всё начинается. Самое интересное только начинается. И будут большие перемены. Я точно знаю.
- Потому что с «ними» сотрудничаешь? Так говорят…
- Пусть говорят. Они-то и готовят большие перемены. Будет интересно. Пусть все уезжают, мы к ним потом в гости будем ездить.
- Очень хочется в Баден-Баден.
Витя – афганец
Сижу дома, перевожу кассету, которую дала Бэла, с видеомагнитофона. Почти закончила.
Звонок в дверь, на пороге стоит заплаканная соседка тётя Надя.
- Наташа, зайди к нам, мне с   Витькой, не справится. Он с ума сходит.
Витя – сын тёти Нади, сосед и моя школьная любовь. Он вернулся из Афганистана без обеих ног до колен. Подорвался на мине. Сидит в коляске у окна и ничего не хочет кроме пива и водки.
Я вытаскиваю из запасника  пачку финского кофе - тёте Наде, блок «Мальборо» и упаковку пива в банках. Отключаю видеомагнитофон и беру с собой.
Витя:  Что живешь, Наташка? Мама,  уйди…
- Витюша, скажи, тебе хотя бы помогают из военкомата или из больницы? Льготы ты оформил? Пенсию?
- Мне ничего не надо. Последний раз звонили из военкомата полгода назад.
- Я схожу туда, может быть тебе какая-то помощь положена.
- Иди ко мне!
Он хватает меня за руку и сажает к себе на колени. Я не могу не целовать его.
- Брезгуешь? А в десятом классе не тошнило от меня?
- Вить, ну ты что? Мы же в детстве только тренировались…мама  за стеной…
Я чувствую, как напрягается его тело.
- Подожди…Вить, не надо…  Я придумаю, чтобы тебе помогали. Они обязаны вам не помогать Подожди, - я глажу его голову, - у мне я друзья разъезжаются по миру. Все разъезжаются, кто в Израиль, кто в Америку, и в Германию…узнаем,  где лучше ноги делают,… Потерпи, малыш.
Я подключаю видеомагнитофон и вставляю  кассету с  «Греческой смоковницей».
- Тётя, Надя, Вам в магазин не надо? - и мы оставляем его одного.
Спускаясь  по лестнице,  я вижу в окно девчонок из нашей школы, которые курят во дворе на детской площадке. Выхожу вниз.
- Эй! Люся! Привет! Подойди на минутку.
Люся - чулки  в сетку, на голове «взрыв на макаронной фабрике»
-  Ты Витю-афганца из нашей школы помнишь?
- А, чё его не помнить? Он в окно целый день смотрит. Красивый был парень.
- Не был, а есть! Люська, давай так. Я знаю, чем ты подрабатываешь. Слушай меня. Я буду тебе платить, а ты, будешь к нему ходить…ну, как бы прикрепленная от  Союза воинов – афганцев…типа помощь благотворительная…Ты поняла? Ему нужна любовь…ты понимаешь, какая любовь? Тебе ведь без разницы  как зарабатывать.
Я буду тебе платить… раз в месяц, как зарплату.
Я говорила и трясла её за плечи.
- Да,  я всего два раза вышла на проспект, А на что нам жить? Маме, сестренке,  на что? Я, может быть, вообще, замуж в Швецию уеду.
- Ты, понимаешь, о чем я говорю? Какая Швеция, дура? Ты, меня слышишь? Он должен жить!
К подъезду подошла тётя Надя.
- Вот, тётя Надя, эта девочка - Люся, она из нашей школы,  будет Вам помогать, и я буду Вам помогать. Мы не дадим Вите пропасть. Она разберётся с этим союзом афганцев.
- Ты поняла?- Люся кивнула головой.
В общем, выбора я ей не оставила.

 Свадьба.
Мы с другом Пентиненым подошли к кафе почти вовремя. Петров с невестой поднимаются по ступенькам кафе, гости с двух сторон  бросают в них смесь риса с мелкими монетами. В толпе много сокурсников по Университету, и почти все парами.
 -  Хорошо, что ты согласился со мной пойти,- шепнула я ему.
Молодых  перед входом встречают родители с хлебом на подносе, и тётка  в парике - Ведущая свадьбы.
 - Дорогие молодожены!- объявляет она, - Ваши друзья и родные устроили для вас этот дождь для того, чтобы ваша жизнь была сытной и безбедной, яркой и прекрасной!  А теперь настало время получить поздравления от ваших родителей. Ваши мамы встречают вас с хлебом и солью. Отломите же каждый по кусочку от каравая и хорошенько посолите.  Посолили? А теперь покормите друг друга. И пусть это будет первый и последний случай в вашей семейной жизни, когда вы друг другу насолили.
Я шепчу Пентинену на ухо «Б…никогда…»
Ведущая  продолжает.
- Примите из рук ваших отцов бокалы. Это не простой напиток. Он сделан на основе меда, чтобы жизнь ваша была сладкой, как мед. Его настаивали на лепестках изысканных цветов, чтобы всегда неотразимой была невеста,-  сокурсники  закричали «Оля, мы с тобой!!»,- В него добавлен корень дуба, чтобы сильным был всегда жених, - девчонки закричали «Да-а-а!!! Петров, ты наш! Не сдавайся!»
- Испейте сей волшебный эликсир и пусть все ваши мечты и желания исполнятся! А теперь разбейте бокалы. Сейчас мы сможем узнать пол вашего первенца. Если осколки будут крупными, то родится мальчик, если мелкими – то девочка.
Петров с невестой едят хлеб, пьют компот и бьют бокалы.
Ведушая продолжает стихами.

Все прошло по закону –
Скрепили брак хрустальным звоном.
И наконец-то час настал
Всем пройти в банкетный зал.

Мы по осколкам, рису и монетам продвигаемся в толпе к входу в кафе. Кое-кто подбирает монетки.
 В зале на стенах  портрет  Горбачева и плакаты «Пьянству - нет!»,  « Алкоголь - враг производства!»,  «Алкоголь - природы боль». Столы, накрыты  закусками  и бутылками с лимонадом. Вдоль стены длинный «чайный стол» с самоварами, кружками и чашками.
Ведущая призывает:

Ой, вы, гости-господа,
Занимайте все места,
Потому что вас сегодня
Здесь собрали неспроста!
Было двое — он, она,
А теперь — семья одна!

Но гости-господа сразу выстроились в очередь к «чайному столу».
Мы, конечно тоже. В самоварах обнаружились водка, коньяк и вино - красное и белое.
 -Веселая свадьба без наличия спиртного на столах станет проверкой, кому из гостей молодожены дороги и интересны, а кому важнее выпивка!- мечется между гостями Ведущая.
Гости расселись за столами,  и сразу стали закусывать, прихлебнув из чайных чашек.
Мы собрались в конце стола студенческой компанией. Через час все уже были хорошо навеселе.
Включили магнитофон и начались танцы. Невеста, поднабравшись, пытается подняться со стула. Пищит «писать… писать…»  Мать повела её в туалет.
Петров выдергивает меня от Пентинена, тащит в какую-то кухонную кладовую и набрасывается 
с поцелуями.
-  Петров, что ты делаешь? Зачем ты меня бросил? У нас так все было хорошо!  Мы же вместе со второго курса. Почему ты женишься на этой дуре? Почему не на мне?
- На тебе? Не смеши меня. Ты что, не знаешь, где её отец служит? Я же подписал контракт после Университета. Где я карьеру сделаю, если не у них? Сейчас документы на рассмотрении на отправку в Германию. Туда холостых не берут.
 Петров завалил меня на ящик и  начал расстегивать штаны.
- Значит, ты тоже уезжаешь?
- Не завтра. Слушай, Наташка, а ты не хочешь мне помогать? И мы никогда не расстанемся. Нам же было хорошо? Было же хорошо. Я тебя сегодня увидел и понял, что хочу тебя, как раньше…
- Помогать? Как помогать? Стучать?
-Ну... рассказывать…Вокруг вас же крутятся торговцы валютой, проститутки. Наверняка, предлагали тебе обменивать доллары на рубли?
- Никто особо вокруг меня не крутиться,- мне вдруг стало ужасно противно, даже затошнило.
- А, знаешь, Петров, что скоро всё переменится?  Ваша власть кончится.
- Что-о? - Петрова начал душить смех. - Наша власть кончиться? Где кончиться? В России кончиться?
Я оттолкнула его, со всего размаха ударила его в пах ему ногой  и убежала из кладовки, а в туалете меня вырвало.
В зале все уже были пьяные, танцевали, обнимались  по углам.
Трезвая бабушка по бумажке читала стихи.

…И чтоб отчизну защитить,
Должны программу ускорения
Быстрее мы осуществить.
Поэтому всех вас я призываю
Как бабушка, как женщина, как мать
За мир! За дружбу! Ускорение!
Всем честным людям голос свой поднять!

Кто услышал, тот закричали  «Всё поднимем!», «Ускоримся!», и, как  положено на русских свадьбах,  начала завязываться драка.
Я оторвала Пентинена от повисшей на нём девахи.
- Пошли отсюда…
- Не-е-е …не хочу.
- Пентинен, ты уже в дрыбадан, а дальше вообще ориентиры потеряешь.  Тут «органы» не дремлют, а у тебя документы на выезд.
На ступеньках кафе сидела Ведущая свадьбы, пьяная, в съехавшем на бок парике, курила и, увидев нас, выбежавших на улицу, погрозила пальцем  «Я  работник культуры высшей квалификации!»

 Страшно.
Работаю сегодня в финском автобусе. Петри, он же сын хозяина турфирмы, он же водитель собственного автобуса. Хороший парень, мы уже пятый раз работаем вместе. Кажется, влюблён в меня, дурачок. Хороший. Вообще не в моём вкусе. Петри немного русский, его дед – матрос Балтийского флота Пётр Чернозёмов, после разгрома восстания в Кронштадте, ушел вместе с другими матросами по льду Финского залива в Финляндию, и сменил фамилию на Мустамаа. По-фински  - «чёрная земля». Петри даже знает русский язык от деда.
В автобусе весёлые финские тётки из профсоюза текстильной промышленности.
Мы вырули с Невского на Суворовский проспект. По плану остановка у Смольного Собора.
Я рассказываю (по-фински, конечно): «Сейчас мы увидим великолепное здание Таврического Дворца, который императрица Екатерина Первая подарила своему фавориту князю, полководцу Григорию Потёмкину в награду за присоединение Крыма к России. В правом крыле здания расположена Оранжерея, в которой выращивали, цветы, овощи, фрукты для хозяина Дворца, Оранжерея открыта для посетителей».
Весёлые туристки вдруг закричали «Хотим в Оранжерею! Хотим в Оранжерею!»
Петри остановил автобус. А я сама-то там никогда не была. Говорю «Подождите, я схожу и узнаю».
Побежала на вход и у дежурной выяснилось, что вход-то бесплатный.
Я рванула обратно к автобусу, но, поднимаясь по ступенькам, вдруг, черт меня дернул за язык.
Захожу и говорю « Вход  - две марки». Это было моё роковое решение. Потому что, то, что позволено товарищу О. Бендеру, не позволено другим!
Тётки быстро собрали горстку железных монеток, сунули мне их в карман на юбке (юбка моя «рабочая» с большим накладным карманом), и мы побежали в Оранжерею.
Их впустили бесплатно, а я с полным карманом финских железных марок пошла обратно к автобусу. И увидела, стоящие за нашим автобусом «Жигули», из которых вышел парень в сером костюме.
Он пошел в мою сторону. Заскочив в автобус, я крикнула «Петри, закрой дверь! Скорее!»
«Серый»  подошел  и постучал в окно.
Сообразительный  Петри нажал на кнопку, и дверь автобуса прижалась плотнее.
«Серый » стоял  у двери  и манил меня пальцем.
- Пока ты в автобусе, ты на финской территории. Не бойся.
Страшно. Полный карман финских монет.  Я же не могу сказать Петри, что вход бесплатный, а денежки я прикарманила. Стыдно.
«Серый» стоял у окна, пока туристки не вернулись в автобус, и мы тронулись дальше. На остановке у Смольного Собора я не вышла из автобуса. «Серый» бродил между туристами и посматривал в мою сторону.
- Выходи за меня замуж, Наташа – сказал Петри.
- Я не представляю, где ещё можно жить кроме Ленинграда. Вот, если меня выгонят с работы, то я начну думать. Все уезжают…
- Если тебя выгонят, я буду возить тебе автобусы туристов напрямую, без всяких «интуристов».
- Правда? А ведь уже, кажется,  теперь можно открывать частные лавочки. Надо узнать, как это делается.

Мы подъехали к гостинице «Москва». Весёлые туристки выходили из автобуса и еще пихали мне в карман железные марки. Господи, они же от души, а не на бедность, нельзя отказываться.
Когда я вышла из автобуса, кто-то из-за спины крепко взял меня за запястье. Сердце рухнуло в живот. Конечно, это был «серый».
- Проследуйте за мной.
Маленькая комнатка на «минус - первом»  этаже гостиницы около туалетов. Я знаю, что там.
За столом сидит Петров.
- Ну, драчунья? Попалась?- ехидно спросил он.
И я сама вывалила ему на стол из кармана мелочь. Всё равно бы стали обыскивать.
- Это всё? – разочарованно хмыкнул Петров.
Вдруг без стука в кабинет ворвался Известный  журналист со своей телевизионной бригадой.
- Нам звонили. Кто Петров?  Ну, где тут проститутка в валюткой? Кого снимаем?
Петров кивнул головой в мою сторону.
- Э! Крошка! Ты что тут делаешь?
- Это я – проститутка, а вот валютка.  И указываю на горку мелочи на столе.
- Ясно.
Он презрительно смахнул ладонью со стола горсть монет в  Петрова, прямо ему на яйца.
- Сходи, бедолага, в валютный магазин, купи себе презервативов Дюрекс, а жене тампонов…с этими, с чем там, крошка?
- С хвостиками!
Он взял меня за руку.
- Пойдем отсюда.
А когда мы вышли из кабинета, сказал «Увольняйся ты из этой конторы. Беги вперёд!»

 Галя-йога.
В грустном настроении после получения трудовой книжки в «Интуристе», я шла домой, размышляя, стоит ли доносить эту новость до родителей  или нет? Проходя мимо соседней хрущобы, увидела свет в окне на первом этаже. Там живёт моя знакомая Галя. Она - йога, приписала себя к какой-то секте и теперь учит желающих медитировать, и вообще, жизни. Зайду.
Дверь долго не открывают, но я знаю, что она дома.
- А…привет! Ты чего без предупреждения?
- Привет! Так у тебя, Галя, телефона нет.
В приоткрытую дверь комнаты, я увидела сидящих на полу в позе лотоса еще двух «йог».
- Т-с-с-с.…Проходи на кухню.
На маленькой кухоньке стоит большой мешок картошки.
- Родители из Белоруссии передали посылку.
- Поэтому эти йоги у тебя пасутся?  Они всей сектой будут по очереди ходить, пока  всю твою картошку не схарчат?
- Нельзя, Наташа, так рассуждать.
- Злая я сегодня. Уволилась.
- Ой! – всплеснула руками Галя,- Что же ты будешь делать?
- Делать что, найду. Другой вопрос. Если я скажу своим, они решат, что меня выперли из-за того, отец всю молодость в лагере на Дальнем Востоке  сидел. Он думает, что я не знаю, а мне мама шепнула, когда я сдавала анкеты на поступление. Там, знаешь, такие вопросы были - кто из родных сидел, кто был на оккупированной территории…
- Мои были, поэтому меня не взяли на работу в один хороший Институт.
- Как-то тогда проскочило, но мама меня на всякий случай предупредила, чтобы я не обольщалась.
- Ты прорвёшься, потому что правополушарная. Таким надо в Москве жить. Уезжай в Москву!
- Галя! Уезжай! А ты  обратно в Белоруссию не «уезжай»? - я скосила глаза на мешок картошки - Или ты будешь тут  на холодном полу, голодная до пенсии в позе лотоса сидеть? Слушай,- осенило меня,-  А уезжай-ка в Индию! Там тепло. И фрукты.
-Я очень хочу, и наши оттуда  помогают выехать в ашрам. Но  на какие деньги?
- А я у тебя квартиру  сниму и буду как-то деньги высылать. А ты  там замуж выйдешь! - закатив глаза, изрекла я.
- Замуж? Откуда ты не знаешь?
- Знаю. Ты же сама мне сахасрару открыла. А что не знаю, то  предчувствую … Ладно, пока.
Не буду я своим ничего говорить, вместо работы буду у тебя отсиживаться… в позе лотоса.

 Проводы.
Мы стоим на перроне Финляндского вокзала у поезда Ленинград-Хельсинки «Репин».
Я, Пентинен, высокая девушка и белобрысая девчонка.
- Передай маме привет и подарочек от меня, - я протягиваю ему маленький пакетик с тёпленьким пуховым платком.
- Спасибо. Её устроили в дом для пожилых, там медицинский уход. Плачет по дому и огороду, но говорит, что ей хорошо.
- А ты куда? – спрашивает девушка.
- Пока разрешили к ней, но скоро обещают работу со служебным жильём.
Поезд  вздрогнул,  и Пентинен прыгнул на подножку вагона.
- Хей,  луйя- илла-ла, вайка он кайталуйнен,- весело пропел он,-  Пока девчонки! Не грустите!
- Папа, а ты нас к себе возьмёшь? - крикнула малышка.
- Не знаю пока, - пожал плечами  Пентинен из уплывающего от нас вагона.
Мы остались на пустеющем перроне и  махали вслед уходящему поезду.
- А меня на работу в Нарву приглашают,- сказала девушка, вытирая малышке сопли.
- Ну-у,  Нарва не заграница! Конечно, поезжай. Там хорошие молочные продукты  для ребёнка.

 Аэропорт «Пулково». Мы стоим в зале отправлений - Я, Юля, Фима, Соня, маленькая Мара и бабушка. Объявляют посадку на рейс «Ленинград - Тель-Авив». Мы обнимаемся, целуемся.
- Наташа, а ты к нам приедешь? – хлюпает носом Мара.
- Не знаю,- пожимаю я плечами, - Но ты меня не забывай.
Я достаю из сумки книжку «Агния Барто. Стихи детям» и протягиваю Маре.
- Фима! – я притягиваю его к себе и шепчу на ухо. – В книжке найдешь телефон Петри, когда устроитесь, позвони ему в Финляндию. Он переведет  оттуда  твои деньги.
- Не кинет?
- Не кинет, он надеется, что я за него замуж выйду.
Вдруг входные  двери  распахнулись, и в зал влетела бригада вечерних новостей во главе Известным журналистом. Они бежали мимо нас, и вдруг он увидел меня.
- Э! Крошка! Ты всё-таки уезжаешь?
- Нет, провожаю.
- Ты не уезжай!- погрозил он пальцем.
- А вы на вылет?
- Нет!- крикнул парень с камерой,- Губернаторшу ловим!
И они скрылись за дверью «Служебный вход».
- Мeyn kinder, hinter mir! – скомандовала на идише бабушка. И они двинулись на паспортный контроль.
- Учите иврит! – кричу я им в след. И машу, машу рукой, пока они не скрываются из виду.

 Всё сбудется.
И быстро - быстро все Наташины предчувствия начнут сбываться.
Она зарегистрируется как индивидуальный предприниматель, и Петри будет возить к ней туристов напрямую, без всяких «интуристов».
Леночка не уедет в Германию к казахстанским родственникам, а присоединится к Наташе, и турбизнес у них пойдёт в гору.
Через год Люська, посмотрев кино про «Интердевочку», передумает уезжать замуж в Швецию, а наоборот, возьмёт в свои руки Витю, и  они примут участие в организации фонда инвалидов и семей воинов, погибших в Афганистане. Мы отправим Витю в Израиль в клинику к Юле, и там ему сделают новые ноги. И у них всё будет очень хорошо. А Фима, конечно же, откроет магазин русских книг.
Пентинена возьмут на работу  государственные железные дороги Финляндии, и его голос будет объявлять названия станций, когда запустят новый скоростной поезд Хельсинки-Санкт-Петербург.
Иванова-Пускельман уедет в Америку, и пропадет из виду навсегда.
Петров не успеет уехать в ГДР на службу, потому что он развалится.
Бэлу переведут в другой музей, и в её кресло сядет подруга Губернаторши.
В девяносто первом  разрешат приватизацию. Наташа купит Галину квартиру.  Та уедет в Индию
и будет там счастлива.
И, конечно, Наташа переберётся жить обратно в центр своего любимого города, который вскоре переминируют в Санкт-Петербург.