Спасти его любой ценой. Глава 14

       Вечереет. Довольно прохладно. Я кутаюсь в тоненький плащик, стараясь сохранить тепло внутри него. Мы сидим на скамейке в парке. Под небольшими порывами ветерка, деревья постепенно теряют листья. Они беззвучно проделывают свой последний путь и ложатся нам под ноги. Напротив нас я вижу какой-то памятник. На высоком постаменте из белого камня с барельефами стоят женщина и ребенок. У женщины в руках крест, у мальчика – икона. Я, вроде, очень хорошо знаю и место, и этот памятник. Рядом со мной – парень. Он горячо что-то мне доказывает. Его глаза лихорадочно горят. Он сильно возбужден разговором. Всплывают слова:
- Ты даже не представляешь, какие это деньжищи! Мы сможем сделать все, о чем мечтали: купить квартиру. Нет, даже целый дом! Машину, много хороших шмоток. Светка! Не капризничай! Я предлагаю тебе шикарную жизнь!
Я так же эмоционально доказываю:
- Это грязные деньги, Глеб, пойми! Они замешаны на смерти людей! И не принесут нам счастья!
- А ты хочешь, чтобы я за копейки вкалывал? Нищету плодить собираешься? А потом мне мозг выносить, что я не могу обеспечить семью? А тут такая возможность! Продал три пакета с дурью, и можно жить безбедно несколько месяцев!
- Ты не понимаешь, что убиваешь людей, продавая им наркотики? Ты же не дурак!
- Никого я не убиваю! Не мели ерунды! Это их выбор. Они сами этого хотят. Не у меня купят, так у другого найдут. Все равно ширнутся.
- Нет, я так не могу.
Он отшатывается от меня.
- Сдашь?
Я качаю головой.
- Не сдам. Но если ты не одумаешься и не бросишь этим заниматься, между нами все кончено. Я так не могу. Знать, что ты продаешь наркотики и делать вид, что все хорошо. Тем более жить на эти деньги. Прощай. – Порывисто встаю и решительно ухожу прочь по одной из дорожек парка. Как со стороны вижу его сгорбившуюся фигуру на скамейке.

Неужели напротив меня сейчас тот самый парень? Трудно в это поверить. Он встает со своего кресла, обходит стол, приближаясь ко мне. Долго стоит за моей спиной. Я слышу его дыхание. Головы не поворачиваю. Жду. Он кладет мне на здоровое плечо руку, и она скользит к моей шее, потом вверх к лицу. Его ладонь ложится на мой подбородок, словно обнимая его. Прикосновение ласковое, а у меня мелькает мысль: «Сейчас резко дернет в сторону и все. Интересно, я услышу звук ломающихся позвонков?» Но мужчина неожиданно нежно поворачивает мое лицо к себе и прижимается губами к ямке рядом с моим ухом и проводит дорожку из легких поцелуев через щеку к уголку моих губ. Я напрягаюсь. Мое тело никак не реагирует на эти легкие поцелуи. Скорее, мне неприятно. Он шепчет мне на ухо:
- Неужели ты все забыла, Светка?
Я отстраняюсь, убираю его ладонь с моего лица, отворачиваюсь. Трофимов стоит еще несколько секунд за моим креслом, потом возвращается на свое место. Снова ставит локти на столешницу, сцепляет пальцы и кладет на них подбородок. Медленно начинает говорить:
- Я тогда ждал и надеялся. Думал, увидишь, как я хорошо живу, что у меня большой дом, дорогая машина. Да и вообще, я «в шоколаде». И ты придешь, вернешься ко мне. А ты?...
- А что я? – Мне и правда интересно, что же я сделала. Слушала, как сказку про кого-то другого. Точно уж не про меня.
Он ответил не сразу. Выдержал паузу, только потом сказал, растягивая слова:
- А ты просто вычеркнула меня из своей жизни. Выкинула, как чумного. Словно, боялась испачкаться.
- Видимо, действительно, боялась. Слишком грязными делами ты занимаешься.
Он не услышал моих последних слов.
- Я долго ждал…надеялся…Никогда не терял тебя из вида. Иногда забавно было читать твои статьи. Ты же уверена, что знаешь о криминале в городе все. Крутая журналистка. – В его голосе я слышу сарказм. Он улыбается так, как это делают молодые родители, глядя на шалости их чадушки. Мне это не понравилось. Тоже мне – Дон Корлеоне  доморощенный.
- Ты прав. Я все забыла. – Стараюсь говорить спокойно, но уверенно. Хватит с меня вечера воспоминаний. Да еще и не моих. Он внезапно быстро соглашается.
- Я тоже. Все в прошлом. А сейчас вопрос в другом. Скажи мне, пожалуйста, с какой это стати тебя Контора под свое крыло взяла?
Я сразу понимаю, о какой Конторе он говорит. Ком в горле растет. Он же продолжает:
- Я знаю, что ты слышала наш разговор с тем журналюгой. И видела меня потом в коридоре редакции. Значит, ты свидетель? Но, зачем такие сложности – круглосуточная охрана. Ты просто могла сказать им, кто был в кабинете, и о чем шла речь. И все дела. Так?
Я молчу. Сказать, что я его не могла вспомнить и не знала тогда, кто стоял с Алкой в полутемном лестничном проеме? Что только его голос казался мне очень знакомым. Это я теперь поняла, почему. Он не поверит. Просто смотрю на него и не знаю, что ответить. Боюсь лишним словом выдать себя. Но его не так уж просто сбить с толку.
- Значит, что-то есть еще. Что, Ратникова? Ради чего Контора так пыжится. Расскажи старому другу.
Повисает пауза. Мне нечего ему сказать.
- Молчишь? Не хочешь мне помочь в установлении истины? Ну ладно. Давай размышлять дальше. Ты слышала, о чем тогда шла речь. Видео. Очень важное кино. И думаю, журналюга успел тебе передать копию. Ведь так?
Из его монолога я понимаю, что Сережа не сказал о существовании «флешки» с копией. Молчу. Смотрю на картину на стене. Мне страшно. Но я не хочу, чтобы тот, кто стоит у меня за спиной понял это. Он ведь этого и добивается. Трофимов кивает головой.
- Ты всегда упертая была. За это и влюбился в тебя. Но сейчас совсем другое дело, Ратникова. Ты понимаешь? Я с удовольствием пристрелю тебя. Но сначала из тебя выбьют нужную мне информацию.
- Прямо так и пристрелишь? – Я удивлена такому переходу от лирических воспоминаний к убийству.
- Собственноручно. Даже не сомневайся. И старая любовь тебе не поможет. Что было, то прошло. В четвертый раз тебя ничто не спасет. А то я начал уже думать, что ты – заговоренная. Сначала ушла от моей пули, потом выжила во время взрыва машины, не погибла от гранаты…Ты бессмертная что ли?
- Я к этому стремлюсь…
Вряд ли он понял истинный смысл сказанного мной. Продолжал, словно, вообще меня не услышал.
-  Это вряд ли. Значит, я сам сделаю то, что не смогли сделать мои люди. После выстрела в сердце еще никто не выживал.
Он смаковал каждое слово, стараясь изо всех сил вызвать во мне чувство страха. По его логике, я давно должна была валяться у него в ногах, умоляя о пощаде. Но я сидела напротив и молча слушала его тираду. Пусть говорит. Может, накипело у мужика за столько лет.
- Где копия видео, Ратникова?
- Не знаю.  У меня ее нет. – Между прочим, я говорю чистую правду. Хоть сейчас готова сесть на детектор лжи. Только и он не так прост.
- Но она существует? - Он сверлит меня изучающим взглядом.
- Понятия не имею. – Не хочу больше говорить с ним. Устала все время быть в напряжении. Разговариваю спокойно, но кто бы знал, каких усилий это спокойствие мне стоит под его тяжелым взглядом. Обращаю внимание, что Тройной концерт звучит в режиме «нон-стоп». Заканчивается и сразу начинается вновь. Специально?

       Встаю с места и подхожу к одной из высоких колонок в углу комнаты. Звуки скрипки и рояля заполняют все пространство. Закрываю глаза и позволяю музыке пройти сквозь меня. Она проникает в мое тело через центр груди, где находится душа и расплывается по моим венам целительным бальзамом, заполняя каждую клеточку. Это, конечно, не живой концерт, но качество цифрового звука помогает забыть об этом. Я стою так, забыв и про Трофимова, и про его угрозы. Растворяюсь в великом творении композитора. Музыка наполняет меня своей силой и дарит жизненную энергию. Прихожу в себя, когда слышу голос над самым ухом:
- Твой любимый концерт. Я помню.
Значит, сделал он это специально. Зачем? Чтобы разбудить во мне романтические воспоминания? Надеялся, что я размякну, брошусь ему на шею и выложу про копию видео? Он глупее, чем я о нем думала. Любимая музыка действовала на меня иначе. Она делала меня сильнее. Я разворачиваюсь, обходя стороной мужчину, и поднимаюсь по лестнице.
- Ты куда? – В его голосе искреннее удивление.
- Устала. Спать хочу. И знаешь…? – Я делаю паузу в раздумьях, сказать или не нужно нагнетать обстановку. Решаю сказать на свой страх и риск. – Надо было тебя тогда все же сдать.
- Мы не закончили разговор. – Он не обращает внимания на мою последнюю фразу.
- Закончили. Мне больше нечего тебе сказать.
- То есть снова уходишь? Сбегаешь. - Не отвечаю. Зачем? Это же очевидно. – В твоем духе. Я даю тебе время до утра, Ратникова. Ты должна сказать, почему Контора так о тебе печется. Потом все будет очень жестко. – Голос его звучит глухо и в нем явная решимость.

Как выпутаться из сложившейся ситуации я не понимаю. Мне дали ночь на размышление. Что потом? Неужели Трофимов отдаст меня в руки какого-нибудь садюги, который будет выбивать из меня все, что я знаю? Сможет? Почему-то я не сомневаюсь. Ничего человеческого в нем уже не осталось. За его спиной целых два Темных. И такой пустой взгляд. О каком милосердии там может идти речь? Уверена, что они с Алкой получат огромное удовольствие от моих мучений. А ведь у меня незаконченное задание от Искупления. И провалить его будет, пожалуй, страшнее пыток. Я попала меж двух огней. И что делать я не знаю. Сама я вряд ли справлюсь, а помощи ждать неоткуда. С этими невеселыми мыслями я вхожу в «свою» комнату. В ней прохладно и пахнет свежестью. От запаха Алкиных духов не осталось и следа. Шарю по стене рукой в поисках выключателя. Не нахожу. Ну и ладно. Сначала надо закрыть окно, чтобы комары не налетели. Мало мне раны на плече и моральных шрамов от Алкиных укусов и угроз Трофимова. Еще эти кровопийцы будут впиваться в мое многострадальное тело. Оставляю входную дверь открытой. Из коридора струится мягкий свет. Мне этого вполне достаточно, чтобы не снести ни одного предмета мебели и благополучно дойти до открытого окна. За ним – летняя ночь. Стоит непроглядная темень. Зато на безоблачном небе хорошо видны яркие звезды. Слышно, как ветер пытается выпутаться из листвы. А она недовольно шумит на него. Сверчки начали свой концерт, который будет длиться до самого рассвета. Господи, как хорошо! Только у меня вот наоборот - все плохо. За спиной слышу шаги. Быстро закрываю окно, поправляю занавеску. Оглядываюсь. Трофимов. Опять. Что ему еще нужно? Отворачиваюсь к окну. Он прижимается к моей спине. Одна его рука ползет через мою грудь от здорового плеча к раненому. Второй мужчина обнимает меня за талию, сильнее прижимая к себе. Утыкается мне в затылок, и я слышу, как тяжело он дышит. Этого еще не хватало.
- Что тебе еще от меня надо, Трофимов? – Стараюсь говорить бесцветным голосом, чтобы охладить его пыл, который я хорошо чувствую сквозь ткань его брюк и моего платья.
- Пришел пожелать тебе «Спокойной ночи». Помнишь, как мы это делали?
- Будем считать, что пожелал. Уходи, пожалуйста.
- А если я хочу остаться? С тобой.
- Еще чего. Иди к своей Аллочке. Заждалась она тебя, бедная.
Слышу тихий смешок.
- Да ты ревнуешь, Светка?
Теперь уже фыркаю я.
- Не говори ерунды, Трофимов. Не думала, что ты такой идиот. Где только были мои глаза раньше?
- Я идиот? – Он отстраняется, но не выпускает меня из своих рук. – То есть это я сейчас хамлю человеку, от которого зависит моя жизнь?
- Ты много на себя берешь.
- Ладно, признаюсь. Я пришел потому, что мы не договорили. Хочу предложить тебе сделку, -  его губы прямо около моего уха. – Если это не видео, скажи, что у тебя на меня есть. И где хранится эта информация. Не заставляй меня выбивать ее из тебя силой. А если ты отдаешь мне компромат, я обеспечу тебе безбедную жизнь. Куплю журнал и печатай там свои статьи…
Я не стала ждать окончания этого монолога. Вижу, что он просто играет мной, как кот с мышью перед тем, как задушить. Игра явно приносит ему удовольствие.
- Отпусти меня! У меня плечо болит. – Оно и правда разнылось от того, как он крепко прижимает меня. А еще мне очень неприятна его близость. Мужчина ослабляет хватку и это позволяет мне выскользнуть из его объятий. Разворачиваюсь к нему лицом. В комнате все еще темно и единственный источник света – тусклый светильник в коридоре. Он стоит к нему спиной, но я вижу, как блестят его глаза. И ухмылку его тоже вижу.
- У тебя давно не было мужчины?
Не поняла. Откуда он знает про мой шестилетний карантин? Только спустя мгновение до меня доходит, что это не утверждение, а вопрос. И он приводит меня в замешательство.
 - Трофимов, между нами ничего не может быть. Все давно закончено. Я не люблю тебя.
Он как-то сдавленно хмыкает.
- А кто тут говорит о любви? Что за бред. Я же сказал – простая сделка. И предлагаю ее тебе только один раз. Второго шанса у тебя не будет.

       В этот момент какое-то едва уловимое движение за спиной Трофимова привлекает мое внимание. Я перевожу туда взгляд и…застываю. Там стоит человек. Я знаю, кто это. И мне становится по-настоящему страшно. Давно забытое ощущение. Оно черной змеей заползает мне в душу и мелкой дрожью расходится по всему телу, заставляя быстрее дышать. Но боюсь я не за себя. За того, кто прячется между шкафом и входной дверью. А сейчас смотрит на меня оттуда в упор. Как он здесь оказался? Один? А если его заметят? Жутко представить, что тогда будет! Мое сердце пропускает пару ударов, замерев, а потом стучит у меня в горле, пытаясь выскочить наружу. Я даже не слышу, что мне говорит Трофимов. Кажется, опять про товарные отношения «Ты – мне, я – тебе». Надо что-то делать, чтобы он убрался из комнаты. Я резко срываюсь с места. Подхожу к входной двери, закрывая собой мужскую фигуру в углу. Распахиваю пошире дверь и жестко говорю:
- Трофимов! Уходи! Ты дал мне время. И я потрачу его на раздумья. Спокойной ночи!
И жду, пока он двинется с места, пройдет мимо меня и выйдет, наконец, в коридор. А Трофимов делает все это очень медленно. Как назло! Меня уже начинает трясти от напряжения. Хорошо, что в комнате темно. Поравнявшись со мной, он заявляет:
- Дура ты, Ратникова! А могла бы эту ночь провести с удовольствием.
- Иди уже. Слушать тебя больше нет сил. Я устала.
Как только он оказывается за порогом, я резко захлопываю дверь и прижимаюсь к ней спиной. Чутко прислушиваюсь к удаляющимся шагам. Но не сразу поворачиваюсь к темной фигуре в углу. Все еще боюсь, что Трофимов вернется. Градов сам выходит из своего убежища и подходит ко мне.