Начало Руси история глазами дилетанта

                ОСНОВАЛ ЛИ РЮРИК ДИНАСТИЮ РЮРИКОВИЧЕЙ?

                ( версия исправленная и дополненная)

  Вторжение генетики в историческую науку сам по себе процесс, безусловно, полезный, поскольку позволяет, по-новому, взглянуть на  этногенез многих народов планеты. Но работы генетиков, увы,  в свою очередь, порождают и новые проблемы, и даже, в некотором роде, интриги, которых раньше историкам удавалось избегать или не замечать. Так,  в результате исследования «генома Рюриковичей» неожиданно выяснилось, что  у разных ветвей предполагаемых потомков летописного князя совершенно разные гаплогруппы.   У «Мономашичей», ведущих свою родословную от Владимира Мономаха  (1053-1125 гг.), гаплогруппа  N1c1d1, чаще всего встречающаяся на территории Норвегии, Швеции, Финляндии, Литвы, Латвии, Польши, России и Белоруссии. У «Ольговичей», потомков Олега Святославовича  (1053-1115 гг., главного соперника Владимира Мономаха в борьбе за Киевский престол, гаплогруппа R1a,  типичная для  чехов,  поляков, русских,  украинцев,  белорусов,   киргизов,  хакасов,  таджиков  и  индийцев.  У Святополк-Четвертинских, ведущих свою родословную от Святополка Изяславича  ( 1050 — 1113), гаплогруппа I2a2, наиболее характерная для населения юго-восточной Европы: боснийцев, хорватов, македонцев, гагаузов. Достаточно хорошо, данная гаплогруппа представлена на Западе  Украины, особенно на Волыни, где, собственно, и находится село Четвертня давшее фамилию этому княжескому роду. Имеются представители I2a2в Белоруси,    России, где частотный градиент  направлен  с  юго-запада    на  север  с понижением почти до нуля. В Западной Европе гаплогруппа отмечена, в северной Германии, а так же на севере Швеции, в Дании, но почти не встречается в Норвегии. Именно эта гаплогруппа выявлена у внука Ярослава Мудрого, Глеба Святославича убитого в 1078 году,  предполагаемые останки которого были исследованы в Чернигове .
Есть среди Рюриковичей и представители других гаплогрупп:  E1b,  R1b,  I1 , G2a3b,   Т.  Но ввиду мизерности их количества, среди заявленных в потомки Рюрика, в расчет они, практически, не принимаются, ибо, едва ли летописный основатель династии  был эфиопом, албанцем, греком или египтянином.
   В итоге, как видим,  проект, целью которого было поставить жирную «точку» в  затянувшемся споре норманистов и антинорманистов об этническом происхождении основателя династии,  не только вышеозначенную «точку» не поставил, но и перевел дискуссию  в область сплетен и рассуждений о супружеской неверности, «маргинальном браке». И, как следствие, очередной волне предположений, чья «ветвь», из прошедших обследование  представителей княжеских родов, принадлежит к династии «лжерюриковичей».
  Норманисты, естественно, считая настоящих потомков Рюрика носителями  гаплогруппы N1c1d1, усматривают у Рюриковичей с  R1a1 либо «польский след», на этом настаивает В.Г. Волков, утверждая, что генетическая  линия истинных  Рюриковичей:  « могла  быть  нарушена  польским  королем Болеславом  II  Смелым»,  который, якобы,  имел   для  этого возможность во время своих походов на Русь в 1069 и 1078 гг., либо видят в родословной «славянских» и иных Рюриковичей ошибку или даже подлог составителей.  В известной степени, данное предположение  вполне обосновано, особенно если вспомнить, что наиболее выверенные родословные потоков Рюрика не уходят глубже XIV-XVI вв. Да только, скепсис исследователей, в полной мере, касается и родословных Рюриковичей с  N1c1d1. В плане достоверности родословных они, отнюдь, не в привилегированном положении, по отношению к остальным.
  Той же монетой норманистам платят и антинорманисты, благо, что поводов для этого  хватает. Галогруппа  N1с1 не относится к исконно скандинавским. Для шведов, норвежцев, датчан и части финнов, проживающих на полуострове, более типична I1.  Своими корнями гаплогруппа N1с1 уходит в необъятные просторы Южной Сибири и Западной Монголии, откуда, приблизительно 9 тысяч лет назад, стала распространяться за запад. Около 3500 лет назад, в районе нынешнего  Смоленска, гаплогруппа разделилась на две ветви, основные представители которых,  в настоящее время, проживают на территории Скандинавии - первая ветвь, Прибалтики, России и Белоруси - вторая ветвь. Норманисты относят Рюриковичей с N1c1d1к скандинавской ветви, аргументируя это тем, что наибольшее количество носителей данной гаплогруппы живет в Швеции, в районе Уппсалы. Антинорманисты, напротив, видят в носителях N1c1d1 балтийских славян, либо указывают на некорректность выборки по количеству исследованных носителей на территории Скандинавии и России. Интересно здесь и, другое. Общий предок всех участвовавших в тестировании Рюриковичей с гаплогруппой  N1c1d1, по утверждению самих норманистов, появился в районе Уппсалы в около 1500 лет назад, т.е. в эпоху Великого переселения народов. И пришел он с территории Северо-Западной России. В связи с чем, ряд исследователей,  отмечают,  что даже  если кто-то из Рюриковичей, носителей N1c1d1, действительно, имеет отношение к скандинавам, то их невозможно отличить от тех представителей N1c1d 1, чьи предки не покидали Русской равнины. Из этого следует вывод,  вполне вероятно, что «скандинавская» ветвь Рюриковичей восходит не к пришельцам из-за моря, а к верхушке какого-то из местных, обитавших между Балтикой, Ладогой и Ильменем племен. К слову сказать, кондовых скандинавских генов у восточных славян не так уж и много,  что довольно странно, особенно на фоне неоднократных утверждений норманистов о массовом переселении скандинавов в Восточную Европу в IX-X вв., и их высоким статусом в социальной иерархии Руси.  Но еще более странным выглядит  географический рельеф распространения данной гаплогруппы. Вопреки ожиданиям высокого процента I1на Северо-западе России, вблизи Скандинавии, что могло быть объяснено варяжским влиянием, нет.  Максимальное количество носителей I1оказалось на Северо-востоке, в Архангельской и Вологодской областях, где они достигают 18% протестированного населения. Даже в Центральной России  процент представителей I1 выше, чем в Новгородской (3%), Псковской (6.7%) и Смоленской (2%) областях, где присутствие скандинавов отмечено археологически. В качестве одного из возможных объяснений данного противоречия, высказывается предположение о более ранних, чем древнерусский период,  контактах скандинавов и финно-угорских племен. Либо носителей данной гаплогруппы к потомкам относят дофинского и доиндоевропейского населения балтийского региона. Парадоксально, но, практически, аналогичная ситуация складывается и с носителями гаплогруппы N1c1. Максимально присутствие  ее представителей, в европейской части России, так же приходится на Архангельскую  и Вологодскую  области, что, очевидно, связано не со скандинавами, а с теми же финно-угорами.
  Преобладание N1c1d1 у протестированных Рюриковичей антинорманисты объясняют, прежде всего, тем, что линия «Мономашичей», в ходе братоубийственных войн средневековья и времен Ивана Грозного, сохранилась гораздо лучше других. 
  Помимо рассмотренных выше генетических коллизий, есть у противников скандинавского происхождения Рюриковичей и некоторые основания для сомнения в том, что «Мономашичи» являются прямыми потомками Ярослава Мудрого. Предполагается, что их дедом был не великий русский князь, а норвежский король Олаф II (995-1030), об адюльтере которого с женой Ярослава Мудрого, Ингигердой рассказывают скандинавские саги.
 До того как стать женой русского князя,  дочь шведского короля Олафа  Шётконунга была обручена с норвежцем Олафом Харальдссоном, более известным как Олаф Святой. Дело двигалось к свадьбе, но исходя из политических соображений, отец Ингигерды расторг помолвку и, вопреки желанию дочери, отправил ее на Русь. Что, впрочем, утверждают скандинавские источники, не помешало Олафу и Ингигерде продолжать любить друг друга «тайной любовью».  Ярослав догадывался о чувствах супруги и на почве этого у него с Ингигердой не раз возникали ссоры, одна из которых описана в саге  о «Гнилой коже». По сюжету саги, после того как великий князь построил  новый дворец,  Ярослав спросил у супруги:
« “Видала ли ты где-нибудь такую прекрасную палату и так хорошо убранную, где, во-первых, собралась бы такая дружина, а во-вторых, чтобы было в палате той такое богатое убранство?”  Княгиня отвечала:  “Господин, - говорит она, - в этой палате хорошо, и редко где найдется такая же или большая красота, и столько богатства в одном доме, и столько хороших вождей и храбрых мужей, но все-таки лучше та палата, где сидит Олав конунг, сын Харальда, хотя она стоит на одних столбах”. Конунг рассердился на нее и сказал: “Обидны такие слова, - сказал он, - и ты показываешь опять любовь свою к Олаву конунгу” - и ударил ее по щеке. Она сказала: “И все-таки между вами больше разница, - говорит она, - чем я могу, как подобает, сказать словами”. Ушла она разгневанная и говорит друзьям своим, что хочет уехать из его земли и больше не принимать от него такого позора». 
 Потерпев поражение в войне с Данией, в конце лета 1029 года Олаф  Харальдссон бежит на Русь и отношения любовников вспыхнули с новой силой. В сагах недвусмысленно говориться, что  Олафу: «было с Ингигерд  лучше, чем со многими другими женщинами», намекают на это и некоторые висы самого норвежского короля.    В январе 1030 года, по зову своих сторонников Олаф возвращается в Норвегию, где его вскоре  убивают. В том же 1030 году Ингигерда родила Всеволода,   будущего отца Владимира Мономаха, к  которому и восходит большинство Рюриковичей, носителей гаплогруппы  N1c1d1. 
 Норманисты, как впрочем, и некоторые антинорманисты считают свидетельства саг, указывающих на интимные отношения между Ингигердой и Олафом и приведшие к рождению Всеволода бездоказательными, аргументируя это тем, что  летописи называют Всеволода любимым сыном Ярослава Мудрого.    К тому же он, до самой смерти великого князя, жил с родителями в Киеве, в отличие от других сыновей Ярослава, не получив в удел какой-либо из древнерусских городов. Однако все эти факты можно истолковать и несколько иначе, а именно, как нежелание Ярослава отпускать от себя неродного сына во избежание всякого рода сепаратистках настроений. Видимо Ярослав помнил,  как сам противостоял отцу, Владимиру Святославовичу, когда тот, вопреки лествичному праву, собрался отдать киевский престол одному из младших своих сыновей, Борису.
  Опираясь на завещание Ярослава Мудрого, в котором  великий князь призывает сыновей жить в любви; «потому что все вы братья – от одного отца и одной матери», С.С. Алексашин пишет: « Надо отметить, что только «Повесть временных лет» из всех известных летописей отводит так много места утверждению Всеволода законным сыном и наследником Ярослава, что в реальности вызывает не только недоумение, но и подозрение в ангажированности летописца».    С последними словами, из приведенной цитаты, особенно не поспоришь. Действительно, в ангажированности летописцев сомневаться не приходится, слишком много примеров этому хранят сами летописные тексты. Впрочем, следует признать, что сама по себе ангажированность, даже помноженная на свидетельства скандинавских саг, еще не служит доказательством неверности Ингиерды и, как следствие, основанием утверждать, что отцом Всеволода был Олаф Святой, а не Ярослав Мудрый. Здесь без генетических экспертиз так же не обойтись. А вот с этим, как выясняется,  имеются проблемы. На момент написания главы сколь-нибудь внятных указаний на тестирование  ДНК у потомков, что польских Болеславов, что норвежца Олава мне найти не удалось. То есть гаплогруппы  этих, вероятных претендентов, в предки двух ветвей Рюриковичей, фактически, неизвестны. А значит, ставить точку в споре норманистов и антинорманистов, относительно происхождения летописного князя, все еще преждевременно. Тем более что, к великому сожалению историков,  не  прояснили, а, скорее, еще больше запутали ситуацию  и проводившиеся в сентябре 2009 года в Киеве антропологические исследования останков Ярослава Мудрого, на которые ученые возлагали большие надежды, рассчитывая выделить из костных останков необходимое, для изучения, количество ДНК и таким образов установить гаплогруппу великого князя. В ходе исследований, неожиданно, выяснилось, что хранившийся в саркофаге  Софийского собора костяк никакого отношения к Ярославу Мудрому не имеет и принадлежит совершенно другому человеку. Точнее, даже, двум, причем, не мужчинам, а женщинам. Одна, из которых, была современницей киевского князя, а вторая жила за 1.5 тыс. лет до его рождения. Когда и кем были подменены останки, среди историков  ведутся нескончаемые споры в духе настоящего исторического детектива. Но, для нашего исследования это уже не так принципиально, главное, что выяснить, кто из ныне живущих претендентов в наследники Рюрика свое происхождение ведет от Ярослава Мудрого, так и не удалось.
   Впрочем,  даже если бы гаплогруппу Ярослава Мудрого установили, и она совпала бы с гаплогруппой одной из рассматриваемых здесь ветвей Рюриковичей, это, все равно, не могло бы служить полноценным доказательством того, что к данной гаплогруппе принадлежал и сам летописный основатель династии. Ибо, пока не будут найдены и протестированы останки Рюрика, всегда останется вероятность того, что любой из зарегистрированных Рюриковичей является его потомком.
   Есть в нашем исследовании и другой принципиальный момент. А насколько, вообще, корректно употребление термина «Рюриковичи» к представителям упомянутых династий, включая  самого Ярослава Мудрого? Вопрос не праздный. Дело в том, что сомнения в достоверности «легенды о призвании варягов» изложенной в «Повести временных лет», а значит и в реальном существовании  Рюрика, высказывались давно, хотя по причинам вполне прозаическим и не получали должной академической поддержки.  Что, в общем-то, и  понятно. Как основатель династии и соответственно государства на Руси  Рюрик, даже,  несмотря на всю спорность своего происхождения, устраивал если не всех, то очень  многих историков, особенно норманнского толка, поскольку в противном случае стройная картина возникновения Древнерусского государства, нарисованная автором «Повести временных лет», рушится, как карточный домик. А это, как для историков, так и для политиков, создает лишние, а подчас, и неразрешимые проблемы.
  Желание неукоснительно следовать летописной версии в России, всегда, было настолько велико, что в 1852 году монаршим повелением легендарное «призвание варягов» было объявлено государственным событием, со всеми вытекающими из этого последствиями. Сходной позиции придерживались и все последующие правители Российской империи, включая Генеральных секретарей и Президентов.
   В настоящее время, исследователи  предлагают две основные версии происхождения легендарного князя: норманнскую и западно-славянскую, которые, в свою очередь, условно, можно разделить на несколько не связанных между собой подгрупп.  Норманнская версия, в целом, видя в Рюрике исключительно скандинавского викинга и производя имя летописного князя  от древнескандинавского имени Hroerekr,  вместе с тем  допускает наличие нескольких равноценных кандидатов на эту роль, наиболее перспективным из которых, безусловно, является Рорик (Hroerekr) Ютландский.
 Имя родственника беглого датского короля Харальда Клака , принадлежавшего к династии  Скёльдунгов, начиная с первой четверти IX, действительно, неоднократно упоминается в латинских хрониках, где за неугомонным викингом, из-за его склонности к грабежам франкских земель, закрепился не лестный титул «желчь христианства». Но, не только некоторое сходство имен Рорик (Hroerekr) и Рюрик, хронологическая совместимость, о которой будет сказано ниже,  и притягательная популярность фризского маркграфа в среде викингов, делает несостоявшегося датского короля  кандидатом №1 в основатели Русского государства. Есть в биографии нашего персонажа и другие весьма соблазнительные параллели. Во Фризии  в IX веке существовал прибрежный район носивший название Wieringеn, что в современном произношении звучит примерно как Виэрега, то есть весьма похоже на древнерусское варяга-варяги. Кроме того  начиная с 826 и, примерно, по 843 год, во владениях семьи Рорика находился фризский округ Рустринген,   жителей которого, по сообщению хрониста XII века, Гольмольда, называли  рустами (hrustri). Правда, Е.В. Пчелов,  вопреки предпочтениям некоторых норманистов, показал, что, кроме «формального сходства», никакой связи между названием  данной территории и Русью нет.  Интерес же к Рустрингену, исследователей выдвинувших, отстаивавших  и пропагандировавших гипотезу фризского происхождения руси, по мнению историка, был вызван, скорее, политическими, нежели,  историческими причинами.  Первым, кто  высказал гипотезу, объявляющую Рустринген родиной руси, был  историк и краевед из немецкого города  Евер, Г.Ф. Хольман, в 1816 году написавший книгу «Рустрингия, первоначальное отечество первого российского великого князя Рюрика и братьев его. Исторический опыт». Причем, сделал это он, по собственному признанию историка, с  подачи графа Н.П. Румянцева. Но если для Хольмана, жившего в соседнем с Рустринегом Евере, данная гипотеза служила лишь подпиткой  для местного патриотизма, то  у Румянцева, подкинувшего Хольману идею были совершенно иные мотивы. Дело в том, что после смерти князя Фридриха Августа в 1793 году права на Евер перешли к его сестре, российской императрице Екатериной II Великой. И вплоть до 1818 года, когда Александр I предал этот город герцогству Ольденбургскому,  с кратковременным перерывом между 1807-1813 гг., русские императоры, помимо всего прочего, титуловались "Государями Еверскими".  Однако,  для нас, в этой истории, важно другое. Средневековая Рустрингия, также, входила в состав герцогства  Ольденбургского, и, что более важно, именно это герцогство было  еще и исторической родиной  гольштейн-готторпской династии, к которой, по мужской линии, принадлежали все российские императоры, начиная с Петра III. «Иными словами, - пишет Пчелов, - Ольденбург был действительным "первоначальным отечеством" династии Романовых с 1761 года».  Стоит ли, в таком случае, объяснять причины интереса к Рустрингейну графа Румянцева? Очевидно, что им двигало желание угодить правящей династии, доказав, что родовые владения немецких предков Романовых совпадали с территорией откуда вели свое происхождение и Рюриковичи. «Таким образом, - пишет Пчелов, -  обе русские правящие династии как бы возводились к одним истокам – но на этот раз не славянским, а германским». 
   И все же, объективности ради, следует признать, что  политические мотивы,  вызвавшие у историков интерес к персоне Рорика Ютландского, не единственный аргумент в пользу его отождествления с летописным основателем династии. Есть и другие аргументы, как, впрочем, и контраргументы, наличие которых, до сих пор, не позволяет принять, предполагаемое тождество, как абсолютно доказанный факт.  В частности, обращают внимание противники отождествления, в западных хрониках и скандинавских сагах нет ни малейшего намека на тождество Рорика Ютландского и основателя Русского государства. Более того,  саги перечисляют  имена скандинавских правителей Альдейгьюборга (Ладоги) и Гардарики (Руси), с древнейших времен, но ни одного Рорика или Рюрика, среди них нет.  Как, нет  свидетельств и того, что знаменитый викинг, всю свою жизнь посвятивший борьбе за Ютландский и Фрисландский лены и пиратствовавший в Северном море,  проявлял  хоть какой-то интерес к Восточной Европе или участвовал в походах викингов по «Восточному пути». А ведь, как справедливо заметил В.Е. Яманов, экспедиция: « предпринятая хорошо известным человеком, и увенчавшаяся блестящим результатом, повлиявшая на экономическую обстановку во всей Северной Европе, не могла не оставить сведений в западных хрониках или в северных преданиях, хранящих следы гораздо мене масштабных предприятий. Но даже намека на нее нигде не обнаруживается».   К тому же, судя по франкским источникам, в промежуток между 857-862 гг.,  деятельность Рюрика  напрямую не была связана даже с Западной Балтикой, не говоря уже о Восточных ее пределах. В этот период неугомонный викинг активно воевал в Дании, отстаивая свои права на родовые земли в Южной Ютландии, откуда  был выбит датским королем Хориком II в 862 году. Но и после поражения в Ютландии  Рорик, вопреки свидетельству ПВЛ, если признавать в нем основателя династии русских князей, отправляется не в Ладогу, а  возвращается  в Дорестад, под крыло Лотарая II, поручившего  ему оборону Фрисландии от викингов. Там же он пребывает и в 863 году, о чем свидетельствуют послания Реймсского архиепископа Хинкмара,  отправленные Рорику Ютландскому  и Утрехтскому епископу. В письме к Рорику  Хинкмар призывал его не давать приют фландрскому графу Балдуину I, который сбежал с королевской дочерью, а в письме к эпископу советовал наложить епитимию на Рорика за то, что тот пропустил в земли франков отряд викингов разграбивших Дорестад и дошедших до крепости Нейсс на Рейне. Из посланий, очевидно, что в  863году Рорик не только находился в Фрисландии, а не в Ладоге, но и был христианин. В том же году, сообщают анналы,  он  перешел под покровительство западнофранкского короля Карла Лысого, встреча с которым произошла в одном из монастырей близ города Ле-Ман. И только в  период между 864  и 867 годами  Рорик исчезает из франкских хроник. Где был и чем занимался в это время датский конунг выяснить практически невозможно. В равной степени, он мог решать свои дела и проблемы в Фрислании, Дании, а мог оказаться совершенно в другом месте, в той же Ладоге, например. В Ладогу мы и отправимся.
  Как утверждают археологи, около 865 года «первая столица Руси» была подвергнута нападению и, практически, сожжена. Мнения, относительно того, чьих рук это дело, у исследователей разделились. Одни видят в разгроме следы изгнания варягов, датируемого летописью  862 годом. Другие  рассматривают как свидетельство  усобицы, последовавшей за этим.  Третьи, как доказательство призвания Рюрика. Теоретически, любая из озвученных версий вполне могла воплотиться на берегах Волхова. Но при этом, возникает вопрос, если изгоняя варягов или в пылу междоусобицы, местные племена, действительно, могли спалить неподвластное им поселение, то вот для чего его понадобилось сжигать приглашенному на правление варяжскому конунгу, непонятно? Тем более что, согласно Ипатьевской летописи, Рюрик эту самую Ладогу и «срубил», в смысле построил.   Разве что в  подтверждение ставшей исконно  русской традицией разрушать  «до основания, а затем». Конечное, можно предположить, что Рорик спалил Ладогу в ходе разборок с местной оппозицией,  препятствовавшей  его призванию. На это, косвенно, намекает Никоновская летопись (XVI в.), упоминая о неком  Вадиме Храбром, убитом Рюриком вместе с другими новгородцами, поднявшими мятеж. Кстати, случилось это, согласно летописи,  аккурат, в 864 году. Правда,  Ладога не Новгород, но, с другой стороны,  Новгорода в то время тоже еще не было. Зато  по соседству с будущим «Вольным градом», располагалось некое безымянное  Городище, с XIXв., стараниями местных краеведов, получившее название Рюриково, куда,  по мнению ряда историков, после сожжения, или  постройки  Ладоги,  Рюрик и отбыл. Только случилось это, согласно ПВЛ, не сразу, а через два года после призвания.  И вот здесь хочется обратить внимание на любопытное совпадение. Ровно на два года Рорик Ютландский, как раз, и исчезает их франкских анналов. Нестыковкой дат 862-864 год, по версии ПВЛ, 864-866 г., по версии анналов, можно пренебречь. Тем более что, о несовершенстве, а в ряде случаев и  произвольности летописной хронологии историки говорят давно.
  Казалось бы, все стало на свои места. Около 865 года, точную дату археологически не установить, в равной степени, это мог быть и 862, и 863год, приладожские племена изгоняют варягов, скорее всего  шведов,  и затевают междоусобицу. В ходе  этих трагических событий Ладожское поселение, очередной, к слову сказать, третий, по счету, раз,  снова оказывается на грани полного уничтожения.  А в 864 году,   по приглашению уставшей воевать чуди, словен и кривичей в Ладогу, вместе со своим родом и верной дружиной,  приходит Рорик Ютландский. В течении двух лет он восстанавливает  (рубит) Ладогу, но после  того как в Белоозере умирает верная дружина - Синеус, а в Изборске остальные родственники –Трувор,   отправляется в Прильменье, чтобы построить Новгород, и  некоторые другие города, а за одно раздать верным «мужам» в управление   , Муром, Полоцк , Ростов.
   Надо полагать, оставил Рорик своего наместника и в Новгороде, точнее на Рюриковом городище, Новгорода, как уже говорилось, в то время еще и в проект не было.  Поскольку, в 867 году он снова появляется в Фрисландии, угрожая войной Лотарю II. Бертинские анналы свидетельствуют, что для отражения нападения датского конунга королю франков  потребовалось, даже, собирать  народное ополчение. 
  Если подходить к изложенному умозрительно, то картина получается довольно складная. Но, как  известно, дьявол кроется в деталях. Вот  о деталях и поговорим.
 Существует огромное количество мифов и полумифов касающихся древнерусской истории, которые, с завидным постоянством, кочуют по страницам  художественных, научно-популярных и даже научных изданий.  Один из таких мифов утверждает, что Ладога была первой столицей некой  Северной Руси. Миф этот, вопреки, полученных в ходе раскопок научных данных, активно пропагандируется, в основном питерскими археологами и, в особенности, А.Н. Кирпичниковым. На мой взгляд, возник этот миф исключительно как эдакий «Наш ответ Чемберлену», где под «Чемберленом» следует понимать независимую Украину, узурпировавшую и искажающую русскую историю. Проще говоря, кое-кому хотелось показать – если у Украины есть Киев, то у нас есть Ладога, первая столица, куда был призван Рюрик и откуда есть пошла Русская земля. Под эту идею, небольшое поселение, на берегах Волхова  удачно расположившееся в ключевой точке торгового пути Восток – Северная Европа объявляется мегаполисом, к пристаням которого причаливали корабли едва ли не со всего света. В эпическом порыве Д.А. Мачинский даже позволил себе написать:
«Ладога являлась крупным  центром экономических и культурных контактов между Северной Европой, Арабским халифатом и Византией. Город был богат, знаменит, имел обширные торговые связи. В гавани теснились морские суда, пришедшие с запада,  и речные ладьи, приплывшие с юга. На Ближний Восток и в Поволжье везли лучшие меха и  рейнские мечи, навстречу им с Волги и Днепра шли изделия восточных мастеров и серебряные арабские монеты – дирхемы. В Ладоге сформировался  важнейший центр  восточноевропейской торговли. Правители города, опираясь на свой флот, могли контролировать северные  ветви великого Волжского, а затем и Днепровского военно-торговых путей».  Настоящий сказочный Багдад. Но давайте посмотрим, что, в действительности, представляла собой Ладога накануне «призвания».      В первой трети IX в., это довольно небольшое торгово-ремесленное поселение   «с  несколькими  десятками  или  одной-двумя  сотнями  постоянных  жителей»,  основное назначение, которого, ремонтно-перевалочная база,  торжище-порт «при море», для купцов и судов, приходивших из стран Западной и Северной Европы. Безусловно, как и любое  торжище-порт, Ладога,  вряд ли, была совсем уж бедным и захудалым населенным пунктом, скорее наоборот. Но, как утверждает археолог С.Л. Кузьмин: ««Версия  о  Ладоге  как  столице  особой  Ладожской  земли, предшествующей Новгородской, не выдерживает критики».   В том числе и потому, что по соседству с Ладогой  располагались другие, более крупные городища и поселения, такие как Новые  Дубовики  и  Михайловский  погост, контролировавшие Гостинопольские пороги, а сама Ладога, ввиду своего месторасположения, была весьма уязвима для набегов крупных отрядов викингов. Что, собственно, неоднократно и демонстрировала ее история.
  Но продолжим. Около 840 года Ладогу захватили норманны. Чаще всего, это «славное» деяние, приписывают, известным по сагам, Эйрику Ревильсону   и Эйрику Эмундарсону.   Основание, оба шведских конунга, если верить скандинавским источникам, совершали походы по Восточному пути, т.е. на территорию будущей Руси. Запомним эти имена, поскольку ряд западноевропейских исследователей именно Эйрика Эмундсона считает  наиболее вероятным претендентом в основатели династии Рюриковичей. Причем, не только потому, что он захватывал Ладогу. Но об этом чуть позже.
  Погром, учиненный викингами в Ладоге, был катастрофическим. Поселение,  обжитое тремя поколениями жителей, фактически, превратилось в пустырь. Сгорела стеклодувная мастерская, в которой, по восточным технологиям, изготовлялись бусы, наравне с арабскими дирхемами, служившие одной из валют в торговых операциях с пушниной.  Судя по данным археологии, часть славянского населения Ладоги, скорее всего, социально, наиболее значимая, бежала в более безопасные места, на другие славянские поселения Поволховья. Но часть, вероятно, не успевшая или не сумевшая сбежать, осталась. На это указывают домостроительные традиции следующего археологического слоя, в котором славянские «малые дома» были возведены на месте сгоревших, в пожаре. Особой, созидательной деятельности, со стороны пришельцев, в Ладоге, рассматриваемого периода, не наблюдается. Стекольная мастерская не восстанавливается. На месте будущей Варяжской улицы строятся «большие дома», каркасно-столбовой конструкции, типичные для Северной Европы. Однако социально-экономический  уровень, оккупированной скандинавами Ладоги, вплоть до следующего пожара, так и остается ниже уровня 810 года.     Что, впрочем, вполне ожидаемо, из торгово-ремесленного поселения  Ладога, стараниями  викингов, превращается «в опорный пункт для походов за данью-контрибуцией»,  обустраивать который нет никакого смысла. Естественно, считают историки, смириться с этим славяно-финское население Поволховья и Приильменя не могло, и, в конце концов,  как это и описано в летописях, в 862 году изгнало «варягов». В принципе, спорить тут не о чем. Вероятность именно такого развития событий достаточно высока. Единственно, для того чтобы поднять бунт против пришельцев, а затем, от имени нескольких, разноэтничных племен, пригласить на правление  удобного для всех князя необходимо некое организующее, консолидирующее  начало. Но вот было ли оно в Поволховье и Приильменье, в рассматриваемый период, по-прежнему вопрос, ибо никаких  материальных подтверждений этому у историков не имеется. Есть лишь гипотетические предположения о существовании некой конфедерации словен, кривичей, мери и чуди, да не менее гипотетические рассуждения о наличии в легенде о призвании варягов: «значительного пласта славянской правовой терминологии имеющей истоки в обычном праве: « “правда”, “володеть и судить по праву”, “наряд”, “княжить и володеть”».  К этим гипотетическим рассуждениям мы еще вернемся. А пока, давайте посмотрим, какие же  изменения произошли в Ладоге, да и, в целом, в Поволховье, и Приильменье после призвания Рюрика, та бишь, Рорика Ютландского.
  Если говорить о Ладоге, то судя по найденным А.Н. Кирпичниковым, во время раскопок в обводной канаве, останкам обгоревшей женщины и ребенка, пережившие погром жители долгое время не особо заботились как о погребении усопших, так и о восстановлении разрушенного поселения. Археологи отмечают чрезвычайно слабую плотность застройки, Ладоги после пожара, она заметно ниже, чем в предыдущие десятилетия IX в. «Складывается ощущение, - пишет С.Л. Кузьмин, - что от застройки VI  и VII ярусов сохранились только мозаичные пятна».  Более того, по утверждению археолога: «в VI ярусе вообще нет жилых построек подающихся реконструкции. Можно лишь констатировать наличие  здесь «большого» и «малого дома»»,   да нескольких хаотично разбросанных по территории кузнечных комплексов, с дополнявшими их жилищно-хозяйственными постройками.
 С другой стороны, на фоне общего запустения  происходит резкое  расширение  площади поселения. Заселяется территория  к  югу  и северу от Земляного городища, расширяется зона застройки  на  левом  берегу Ладожки. Объяснить это можно тем, что новые насельники Ладоги не особо хотели жить на «выморочном» месте, предпочитая селиться по его окраинам. Лишь около 894 года на Земляном городище  появляется первое крупногабаритное и, вероятно, двухэтажное сооружение, первоначально атрибутированное как жилище купеческой артели, но впоследствии объявленное дворцом ладожских правителей. Судя по находкам этого периода, среди которых присутствуют как вещи северного круга древностей эпохи викингов, так и предметы круга древностей лесной зоны Восточной Европы, к 890 году население Ладоги было полиэтнично, но, при этом, в его составе отчетливо выделялись скандинавы. В целом, считают, археологи, горизонт Е1 :  «создает впечатление периода стабильности, завершившегося взрывообразным формированием застройки, залегающей в основании горизонта Д ».   И именно с этого же периода Ладога: «наибольшим  образом  напоминает  как  североевропейские  типа  Бирки  и Хайтхабу, так и «открытые  торгово-ремесленные поселения» Восточной Европы». 
  Как видим, никакой особой созидательной деятельности Рорика Ютландского в Ладоге в период между 864-866 годом не наблюдается. Едва ли к числу его заслуг можно приписать и  увеличение площади поселения, здесь очевидны, совершенно, иные мотивы. Даже первые хоромы, достойные правителя, в Ладоге появляются только после смерти конунга в 879 году, по версии ПВЛ, и «исхода» Олега и Игоря в Киев. Не связана с Рориком и Рюриковичами и вся последующая, активная застройка Ладоги, начавшаяся после 920 года.
  Но может быть Рорик Ютландский, вопреки сообщениям Ипатьевский летописи   не стал засиживаться в «первой столице Руси», а, полюбовавшись на пожарище, сразу, отправился  к Рюрикову городищу, которое и сделал своей резиденцией? Теоретически и такое возможно. Тем более что, как раз этим периодом, археологи  датируют появление предметов скандинавского происхождения на Городище, предшественнике Новгорода. Скажу больше, наиболее продвинутые норманисты приписывают Рорику и создание первых укреплений Городища, «решетчатой конструкции», аргументируя это тем, что построенное, в буквальном смысле, на песке, грандиозное сооружение не устояло перед разливами Ильменя и, однажды, было разрушено стихией. Это, считают норманисты, причем, со ссылкой на Е.Н. Носова,  служит самым убедительным доказательством того, что строители укрепления: « оказались недостаточно знакомы с природными особенностями Ильменя, за их плечами не было опыта многолетних наблюдений»,  а значит, были пришельцами на Городище. Правда, сам Евгений Николаевич, помимо процитированного выше отрывка, говорил, что опыт наблюдения за паводками у строителей укреплений все-таки был: «но за какие-то несколько десятков лет характер водного режима озера столь резко изменился, что вызвал катастрофические подтопления».    Впрочем, для нашего исследования, это не столь уж и принципиально, ибо, несмотря на некоторое сходство укреплений Рюрикова Городища с элементами деревянных конструкций  западнославянских городищ, располагавшихся  на территории современных Польши, Германии и  Ютландии, что, в известной степени, подтверждает версию о Рорике Ютландском, самый близкий аналог, укреплениям Рюрикова городища, найден в Киеве и датируется он рубежом VIII-IX в., т.е. периодом, когда никаких скандинавов в Киеве еще и в помине не было. Так что если и строили укрепления Рюрикова городища пришельцы, то пришли они в Прильменье из Поднепровья, а не из Скандинавии.
  Есть и другие, непростые  моменты, касающиеся пребывания Рорика Ютландского на Руси, но прежде чем к ним перейти, отмечу,  как и в Ладоге, интенсивная застройка  Рюрикова городища начинается только с 920 года, что, опять-таки, никак не связано и с Рориком Ютландским, и с Рюриковичами, к этому времени «перекочевавшими» в Киев. А теперь продолжим.
  Работая над перестройкой древнейшей русской истории К. Цукерман обратил внимание на цепь пожаров и погромов, прокатившихся по Поволховью и Прильменью после 860 года. Помимо Ладоги в огне и в результате штурма погибли и больше не восстановились Любшанское городище,  Городище на Сяси,  Холопий Городок.  Следы пожара и  разрушений датируемые второй половиной IX в.  имеются на городище Новые Дубровки,  в Изборске, Пскове, и как это ни парадоксально звучит, на самом Рюриковом городище. Правда, Цукерман датирует пожар на Городище временным отрезком между 867 и 880 гг.,  но это никак не противоречит версии, которую мы рассмотрим чуть ниже.  Конечное, при желании и, следуя курсу ПВЛ пожары и погромы на упомянутых мною городищах можно объяснить все тем же изгнанием варягов и последовавшей за этим междоусобицей. Но вот ведь какая странность получается, судя по данным археологии, изгнанные норманны сидели только в Ладоге, большинство из разгромленных городищ не были племенными центрами славян и финнов, а являлись стратегически важными и, далеко, не самыми бедными пунктами на торговых путях, уничтожение которых существенно подрывало экономику региона. Причем, не только Ладожского. После 860 года, примерно на десятилетие, резко прекращается поступление арабского серебра в Скандинавию, особенно – Швецию и на остров Готланд. В самом же Поволховье и Прильменье, именно, на период изгнания варягов, усобицы и, что важно, правления Рюрика приходится выпадение самого большого количества спрятанных в землю кладов. В эти годы, по оценке Т. Нунана, в Восточной Европе было захоронено более половины (51,6% ) всех дирхемов зарытых в Восточной Европе между 780 и 899 гг.
 Специалисты по-разному оценивают данное обстоятельство. А.Н. Кирпичников считает, что датируемые временем Рюрика клады, как нельзя лучше, свидетельствуют о высокоразвитой экономике, росте торговой активности и увеличении  монетных поступлений на территорию Восточной Европы, особенно ее Северо-западной части. Зарывали же деньги в землю, по  мнению историка, исключительно, от избытка средств, т.е. как бы помещали в банк, до востребования. Однако анализ найденных в кладах дирхемов показал,  большинство из этих монет попало в Восточную Европу до 860 года и призвания Рюрика, что служат доказательством интенсивности русско-арабских торговых связей, как раз, в предыдущий, до Рюриков  период. В связи с чем, радом исследователей, было высказано предположение, что помещенные  землю, после 860 года, клады, скорее, свидетельствуют не о росте, а об упадке экономики, на определенной территории, и связано это было, прежде всего, с военной нестабильностью в регионе. То есть, деньги и другие сокровища прятали в схроны «до лучших времен», которые, опять же, судя по археологическим данным,  наступили  после смерти Рюрика, даже если он и был Рориком Ютландским.
  Сопоставляя летописные, археологические и нумизматические материалы и, акцентируя внимание  на последовавшем, за пожарами 860-х годов, опустошении и запустении многих поселений и городищ Поволховья и Приильменья, причем, в ряде случаев на несколько десятилетий,  что никак не согласуется с предполагаемой, созидательной деятельностью Рюрика и его приемников, К. Цукерман высказал предположение, что, в действительности, призвание Рюрика состоялось не в 862 году, а позже, в последнем десятилетии IX в. Если прав французский историк, то этот Рюрик никак не мог быть Рориком Ютландским, смерть которого наступила до 882 года.
  По этому, в основатели Русского государства имеется и еще один претендент, о котором будет рассказано позже. Пока же снова вернемся к нашему конунгу, есть в его биографии, да и ладожской археологии несколько, до конца необъясненных, фактов, не позволяющих, вот так вот сразу,  распрощаться с претендентом в Рюрики №1. 
 Как, надеюсь,  помнит читатель, в 864 году Рорик Ютландский исчезает из франкских хроник и появляется в них только в 867 году, после того как,  опираясь  на данов, ему снова удается вернуть свои позиции в Фрисландии. Следующее упоминание о конунге в анналах, датируется 870 годом. В этом году   Рорик приезжал в Нимвеген  чтобы заключить вассальный договор с  Карлом II Лысым, по условиям Мерсенского договора присоединившим к своему королевству западно-фризские владения Рорика Ютландского, включая Дорестад.  Карл  закрепляет  за викингом, помимо Дарестада, и владение леном в Кеннемерланде,  который Рорик Ютландский обязан был защищать от набегов данов и других пиратов.
  Можно, конечное, предположить, что между 867 и 870 гг., Рорик, снова, с инспекцией, побывал на Руси.  Но даже если это и так, в созидательном плане, на землях Приильменья и Поволховья, этот визит, также, никак не отразился. Скорее наоборот, сгорело Рориково городище, пожар на котором, по версии Цукремана  произошел, аккурат, после 867 года.
  Дабы не нарушать традицию, можно за одно допустить присутствие Рорика на Руси и между 870 и 872 годом, когда датский конунг очередной раз упоминается в франкских хрониках.   Но это уже будет, явный, перебор. В противном случае, получается, не правитель, а опереточный Фигро, здесь, Фигоро, там. На что, в свое время, также, обратил внимание В.Е. Яманов, написав: «Существуют серьезные возражения против "гипотезы отождествления", вытекающие из некоторых особенностей исторической обстановки в Европе рассматриваемой эпохи. Прежде всего вызывает возражение возможность правления Рорика Ютландского во Фрисландии и в Ладоге - одновременно. Отсутствие Рорика в своем лене (а значит и отсутствие его дружины) означало, что там не было административной власти и военной защиты, а это было равносильно его отказу от этого лена. Аналогичным было бы положение Рорика, как князя Верхней Руси. Обстоятельства его призвания и выполняемые функции (согласно мнению сторонников "гипотезы отождествления") должны были бы исключить саму возможность его длительного отсутствия в формирующемся государстве, в котором только личное пребывание князя (как и его дружины) могло в тот момент обеспечить хрупкое политическое равновесие и военную безопасность».  Да и, судя по политической обстановке, в империи франков, в этот период, происходил раздел владений Рорика в Фрисландии между Карлом II Лысым и Людовиком Немецким, нашему герою было, явно, не до поездок, тем более далеко, на восток.
  Трудно не согласится и с другим замечанием Яманова. Единичные находки предметов фрисландского происхождения  в Ладоге   и на ряде других поселений Северо-запада Руси, никоем образом не указывают на интенсивные торговые связи между Поволховьем и фризскими торгово-ремесленными поселениями, где могли изготовлять эти предметы. Согласно источников, сфера торговой деятельности фрисландцев на Балтике в IX в., не простиралась на восток далее шведской Бирки, где имелась фризская колония. Периодически же возникающие в умах, проповедующих норманизм историков, предположения о политическом главенстве фризских купцов в этом городе не имеют никакого обоснования  и являются произвольными, поскольку хорошо известно, что  всей полнотой власти в Бирке, со второй половины IX века,  располагал конунг свеев (шведов). Именно поэтому,  не выдерживает критики и попытка этих историков представить Рорика Ютландского проводником интересов фризских купцов на Востоке, в Градарике - Руси. Да и не до того ему было, Фрисландию бы удержать. Еще более невероятными, а точнее даже, фантастическими, выглядят попытки сторонников отождествления Рорика Ютландского с летописным Рюриком, представить «популярного» на Западе викинга организатором двух одновременных экспедиций против Византии: Аскольда и Дира, которые должны были подойти к Константинополю с севера, и Бьерна Железнобокого, который должен был подойти к столице Византии с юга, и тем самым, по версии Беляева, воплотить давнюю мечту Рорика – сомкнуть путь «из варяг в греки». Масштабность данного «проекта» настолько грандиозна, что полностью расходится с историческими реалиями рассматриваемой эпохи. Да и не по силам это было Рорику, масштабы личности и влияния  не те.
  К слову сказать, сама по себе «широкая известность» Рорика Ютланского на Западе не дает никаких оснований для утверждения о его популярности на Востоке, даже если допустить, что заезжие купцы и скальды рассказывали
ладожанам о  сомнительных «подвигах» викинга в Дани, Англии и Северных морях. Трудно, вообще, представить как столь неоднозначная, если не сказать, одиозная фигура могла привлечь внимание племенных вождей финнов и славян. Предложить беспринципному человеку, неоднократно изменявшему своим сюзеренам, королям франков, восстановить порядок  в стране и на проходящих по ней торговых путях, надо еще додуматься. Это все равно, что пустить козла в огород. К тому же, вопреки предположению Цукермана, Рорик Ютландский ни имел никакого отношения, да и навара от транзитных, коммерческих потоков через территорию современной России в Скандинавию. В связи с чем, возникает вопрос, самому-то Рорику Ютландскому, глубоко интегрированному в политику и экономику империи франков,  зачем было отправляться на далекую периферию Европы, да еще разрушенную и опустошенную междоусобицей. Неужели кто-то серьезно верит,  что он вынашивал грандиозные планы по созданию государства Русь? Едва ли. Сомнительно, также, что и  местные, славяно-финские племена, в то время, были способны заплатить  Рорику за наведение и поддержание порядка, больше, чем он имел в подвластных ему провинциях империи франков. И это не считая политических дивидендов.
   Последнее упоминание о Рорике Ютландском в анналах датируется 873 годом. В этом году Рорик очередной раз меняет сюзерена, отрекается от Карла II Лысого и переходит под покровительство его брата,  Людовика Немецкого, надо полагать, обещавшего Рорику всю туже вожделенную для него Фрисландию.  Причем делает это Рорик, судя по Ксантенским анналам, весьма оригинальным, а может, наоборот, традиционным для него способом. Во время переговоров с Людовиком на корабль Рорика были доставлены многочисленные заложники, и только после этого между заинтересованными сторонами был заключен договор, по итогам которого Рорик стал подданным короля, взамен дав клятву «непоколебимой верности». 
  Исследователи называют разные даты смерти Рорика Ютландского -  879, 876, и даже 873 г. В любом случае, случилось это до 882 года, когда Фрисландский лен был передан  под управление Годфриду Фризскому.    Пчелов и Касиковы считают, что последний свой приют датский конунг нашел на Руси. И этому, как ни странно, имеются некоторые, косвенные, подтверждения. В 1968 году, в ходе археологических изысканий в  урочище Плакун,  было обнаружено и исследовано уникальное и, абсолютно, нетипичное для Приладожья погребение в кургане №11. Тело мужчины, возраст которого антропологами оценивается в 60-70 лет, лежало в дощатом гробовище, помещенном в камеру, дно которой,  до погребения выстлали  берестой. Промежуток между стенами камеры и  горобовищем был завален бревнами и камнями.  Сверху могилу  перекрывали остатки сожженной ладьи или корабельных досок. Наиболее близкие аналоги кургану №11, по мнению археологов, имеются только на территории Дании, причем, большая часть этих захоронений сосредоточена в Ютландии, в районе Хедебю. Датируются  погребения концом IX - началом Х в., т.е периодом начала христианизации датчан.  Скандинавские исследователи относят погребения данного типа к захоронениям представителей высших слоев скандинавского общества эпохи викингов, что позволило российским исследователям увидеть в похороненном в Плакунском кургане мужчине если не самого Рорика Ютландского, то одного из его ближайших соратников. Датировка  погребения, между 880-900 годом, теоретически, этому не препятствует. Особенно, если учесть, что, согласно ПВЛ, смерть основателя династии наступила в 879 году.  Отсутствие  в захоронении дорогих и культовых вещей,  что было бы ожидаемо, в случае, если погребение принадлежит Рорику, нас не должно смущать. Тем более, если взглянуть на род деятельности Рорика Ютландского в Поволховье несколько «иными глазами».
  Пожалуй, первыми кто высказал предположение о причастности Рорика Ютландского к погромам и пожарам в Поволховье и Приильменье были Х.и А. Касиковы, видевшие в Рорике: «не проводника фрисландских купцов на Балтийском море, а потенциального грабителя и завоевателя, который не довольствовался ролью вассала франкских правителей, а искал добычу на новых землях».  По версии эстонских исследователей, предполагаемый основатель династии, впервые засветился в Ладоге между 858-862 гг. Затем последовал  набег 867-868 года, в результате которого родился Игорь Рюрикович. Третий же и последний раз, считают историки, Рорик появляется на Руси в 873 году, чтобы в том же году и умереть. Не менее, ценно и другое замечание исследователей, полностью проигнорированное как норманистами, так и антинорманистами -  эпизодических набегов и приездов в Восточную Европу: «совершенно недостаточно для того, чтобы отвести Рюрику какое-то место в создании Русского государства, да ему и не хватило бы сил для этого с его небольшой фризско-датской дружиной. Роль Рюрика ограничивается временным захватом власти в Новгороде и, возможно, основанием династии Рюриковичей».  В целом, соглашаясь с точкой зрения Касиковых, хотелось бы, все-таки, оспорить, а заодно и пояснить некоторые,  указанные ими даты. Первое появление Рорика Ютландского в Ладоге, куда с большей долей вероятности, произошло не в 858-862, а в 864-866 году. В этот период, как уже говорилось выше, Рорика изгоняют из Фрисландии конкинги. Возвращает свой лен викинг в 867 году, при помощи датчан. Надо полагать, помогали Рорику даны не бескорыстно. А для того чтобы набрать дружину, требуются средства. Где их взять, если не ограбить богатое, но неукрепленное поселение на Восточном пути, к тому же захваченное шведами? В 867 году Рорик оказаться на Руси не мог, по определению, он только что вернул свой лен, надо заниматься делами, иначе снова прогонят. Но вот в 868-869 гг., дабы поправить свое материальное положение, серебра ведь никогда не бывает много, очередной набег на Русь совершить был способен. В Ладоге, в это время грабить, скорее всего,  уже было нечего, и Рорик двинулся в Прильменье, следствием чего и стал пожар на Рюриковом городище. Возможно, в ходе этого набега были захвачены и разграблены другие поселения и городища Поволховья и Прильменья. А возможно это случилось и позже, после 873 года, в ходе последнего набега Рорика на Русь.
 В том, что знаменитый конунг вряд ли мог отправиться в Восточную Европу сразу после своей клятвы верности Людовику Немецкому, сомневаться не приходится. Вассальные обязательства требовали его присутствия в Фрисландии.  Более вероятной выглядит дата 876-877 год. В 876 году умирает Людовик Немецкий, и  Рорику, если он в это время еще был жив, предстояло очередной раз выбирать сюзерена. Тем более что сразу после  смерти Людовика Немецкого, его сын Людовик III Младший ввязался в войну со своим дядей, Карлом II Лысым,  пытавшимся прибрать к рукам Германию и вторгнувшимся в Лотарингию. Участвовал в этой войне Рорик Ютландский неизвестно, но выбор у него, по все видимости, был не велик - добиваться благосклонности сына Людовика Немецкого или переметнуться на сторону бывшего покровителя, Карла II Лысого. Согласитесь, чем не повод на время отправится на Восток, серебром разжиться, да и пересидеть, пока франкские короли между собой разберутся. 
 Трудно сказать, умер Рорик Ютландский от старости,   или погиб в одной из военных стычек,  с не желавшими отдавать серебро и пушнину местными племенами. Одно можно сказать точно, похоронен он был, как подобает представителям высших слоев скандинавской знати, исповедующих христианство, хотя и без особых  изысков, в виде украшений из драгоценных металлов. Скорее всего, потому, что не пользовался особой популярностью и любовью, что у славяно-финского населения Приладожья, что у осевших в Ладоге норманнов, большей частью шведского происхождения.
  А теперь, прежде чем будет подведен итог, в котором мы попробуем разобраться, что побудило русских летописцев записать Рорика Ютландского в основатели династии, как и было, обещано ранее, упомяну об остальных претендентах в основатели династии,  сведения о которых мною были почерпнуты  в трудах как отечественных, так и зарубежных исследователей русской истории, и чье существование не могло не оставить след в период формирования легенды о Рюрике.
  Начну, пожалуй, с Эйрика Эмундарсона. Правда, имя Эйрик  всего лишь созвучно  имени Рюрик, но, как уже говорилось выше, именно он, по мнению шведского археолога Биргера Нермана, в середине IX в, захватил Ладогу, а значит и мог стать основателем династии Рюриковичей. Довод, скажем прямо, не убедительный. Но есть в истории с Эйриком и другой, весьма, любопытный момент. Оказывается, сей славный правитель Швеции с 859 по 882 гг., был прапрадедом, по отцу,  жены Ярослава Мудрого, Ингигерды. Мелочь, казалось бы. Но снова напомню, дьявол кроется в деталях. Историков давно настораживало то, что имя Рюрик оказалось самым непопулярным и невостребованным в древнерусском именослове, на фоне многочисленных Игорей, Олегов, Владимиров, Святославов. Даже Святополков, несмотря на  одиозность, первого носителя этого имени, Святополка Окаянного, в древнерусской истории было четыре.  А вот Рюриков, за более чем тысячелетнюю историю Руси, не считая основателя династии, известно всего два: Рюрик Ростиславич, князь перемышльский (?-1092), правнук Ярослава Мудрого по линии его сына, Владимира, и Рюрик Ростиславич, князь киевский (?-1212), праправнук Ярослава Мудрого по линии его сына, Всеволода. То есть, имя Рюрик, в древнерусском княжеском именослове, впервые, появляется только XI в., и  только у потомков Ярослава Мудрого и Ингигерды. У других династических линий  Рюриковичей это имя не зафиксировано. Пытаясь объяснить, сей примечательный факт В.К. Зиборов высказал предположение, что: « Во второй половине XI в. могло существовать два предания о Рюрике: родовое, связанное с одним из предков Ингигерды (речь идет о ее деде Эрике, чье прозвище Победоносный близко по значению с именем одного из братьев русской легенды — Синеусом; некоторые исследователи слово «Синеус» считают не именем, а одним из прозвищ Рюрика и переводят его как «победоносный»), и предание об основателе города Ладоги. Оба предания первоначально имеют единую основу — шведскую».    Разночтение в оценке вероятных претендентов в основатели династии  у Зиборова и Нермана, в нашем случае, не принципиально, уже потому что Эрик, точнее Эйрик  Победоностый был не только дедом Ингигерды, но и внуком Эйрика Эмундарсона. Так что, в любом случае, оба Эйрика связаны и с Ладогой,  и с Ингигердой, и с Швецией. Кстати, видимо, такова судьба «первой столицы Руси», в 997 году Ладогу разорил еще один Эйрик,  правда, на этот раз, не шведский, а  норвежский конунг. Но это уже к легенде о происхождения Рюрика никакого отношения не имеет. Хотя, как знать.
  В целом, мотивы потомков шведской принцессы и русского князя, захотевших записать в основатели династии шведских королей, более-менее понятны. Почти все они состояли в браках с представительницами европейских правящих кругов, включая скандинавские. А правнук Ярослава Мудрого, Мстислав   Великий,  которому большинство историков приписывает кураторство над третьей редакцией ПВЛ, так и вообще был женат на своей четвероюродной сестре,  Христине, дочери шведского короля Инге I Старшего,  внука  Рёгнвалда Ульвссона,   конунга Ладоги,  и, по совместительству, двоюродного брата Ингигерды, по линии ее матери Астрид. Да и сам Ярослав Мудрый был сыном варяжской княжны, Рогнеды, имевшей, предположительно, скандинавское происхождение. Мотивы, как видим, налицо.
   О том, почему версию Ярославичей  поддержали русские летописцы, как и о том, что за предание об основателе Ладоги или Новгорода  могло лечь в основу второй, составной части  шведского, по предположению Зиборова, предания о происхождении Рюрика, будет рассказано ниже. А пока, рассмотрим остальных, имеющихся в нашем списке претендентов, на предмет, мог ли  кто-то из них, еще, оставить свой след в  канве устных преданий и легенд о происхождении династии Рюриковичей.
  Как и многочисленные шведские Эйрики, Рорик Ютландский был не единственным Рориком на земле. Персонажей с этим именем хватало и в Датской, и в Норвежской истории.   Однако, для нашего  исследования интересен Рорик, о котором  говориться в реконструированной историком Д.М. Михайловичем «Саге о Рорике и его потомках». Согласно сюжета саги, предполагаемый основатель династии  Рюриковичей был сыном Арвида Незаконнорожденного, из рода Скёльдингов,  конунга Альдейгьюборга (Ладоги). По давней скандинавской традиции, еще мальчиком, Рорик был отдан на воспитание одному из ярлов Гёталанда,  где и жил до смерти отца, погибшего от рук шведского конунга. Жители Ладоги устав от набегов викингов и последовавшей за этим разрухи, вспомнили об Рорике и отправили к нему посла с предложением сделать Рорика правителем, если он сумеет защитить ладожан от  шведов. Подумав Рорик согласился и вместе с сыном Гёталандского ярла Снеульвом Последышем тайно оправился в Хольмгард. Дальше события саги развиваются, в целом,  по сценарию ПВЛ, только обрастают куда более красочными и эпическими подробностями. Показав себя храбрым воином, Рорик становиться конунгом Хольмагрда. Через два года, после прибытия на Русь, неожиданно, умирает Снеульв Последыш, в имени которого отчетливо слышится летописное имя Синеус. Но зато к дружине Рорика присоединяются норвежцы Хескульд и Торир.  По истечении некоторого времени, сочтя окружавший их у Рорика почет и уважение недостаточным, норвежцы решили оставить службу у конунга и попытать счастья в Константинополе-Миклагарде. Не без сожаления Рорик отпустил братьев, за что они ответили ему черной неблагодарностью, убив отправленных вместе с ними Рориком воинов. Повествует сага и о личной жизни конунга. Женат был Рорик на дочери Люта Кривого, того самого посла, что приезжал к нему в Гёталанд, Добруше, но у них долгое время не было детей. Зато у Люта, женатого на сестре Рорика Хильдигунн, вскоре после свадьбы родился сын Хельги, которому, на пороге смерти, Рорик и отдал в воспитанники своего долгожданного сына, Ингвара. В принципе, дальше можно не продолжать. Как и в ПВЛ вскоре после кончины Рорика  Хельги и Ингвар отправляются в Киев- Конунгард, где Хельги убивает правивших там Хескульда и Торира. Затем Хельги совершает набег на Константинополь –Миклагард, после чего, скоропостижно, умирает укушенный змеей.
  Стоит ли говорить, что достоверность реконструированной Михайловичем саги, ввиду ее смысловой идентичности сказанию, изложенному в ПВЛ, у большинства исследователей вызывает серьезные сомнения. Тем более что никому не известен источник, на который опирался в своей реконструкции историк. Но поскольку,  на всякого рода исторических сайтах и в научно-популярной литературе   сагу, периодически, цитируют, ссылка на нее помещена  в русскоязычной версии свободной энциклопедии  Википедия,  игнорировать данный источник мы не можем. Собственно, это и стало основанием для того чтобы занести Рорика Арвидсона  в список претендентов в основатели династии  и упомянуть сагу в данной главе.   Помимо реконструированной Михайловичем саги существуют и еще, куда более экзотические версии.  Так,  С.С. Алексашин   расшифровав  монограммы выдолбленные на камнях  найденных им на вершине  сопки Шум-гора,  пришел к выводу, что реальных Рюриков, пришедших на Русь, в действительности,  было несколько. Кроме  Рорика Ютландского, в призвании или набеге на Ладогу, утверждает Алексашин, участвовали и  два брата Рорико, представители франкской династии  Роргонидов, чьи монограммы, полагает исследователь, и выбиты на камнях.   Кроме того, в качестве доказательства присутствия в Поволховье и Прильменье братьев Рорико, Алексашин  использует сходство ряда местных топонимов с топонимами Франции.   Сомнительность выводов исследователя тема отдельного разговора, но поскольку  работы Алексашина опубликованы в научных изданиях и озвучены на научных конференциях не упомянуть предложенную им версию я не мог. А вдруг, действительно, истина где-то рядом.
  Западнославянские гипотезы, происхождения князя Рюрика, заметно, уступают норманистским по разнообразию кандидатов в претенденты, да и, в ряде случаев, в чем-то с ними близки, поскольку видят в летописном  Рюрике, все того же Рорика Ютландского. Разница только в том, что  антинорманисты считают  князя, по материнской линии,  славянином. Что, впрочем, не так уж и маловероятно. Славяно-скандинавские  браки, рассматриваемого периода, известны достаточно хорошо. Так, например, мать жены Ярослава Мудрого, Ингигерды, Астрид была дочерью ободритского князя, да и в жилах отца Ингигерды, Олава  Шётконунга, тоже текла славянская кровь. Считается, что его матерью была Святослава (Гунхильда) Польская, дочь польского короля Мешека II Пяста.  О том, какое это может иметь отношение к легенде о призвании Рюрика будет рассмотрено чуть жиже, а пока приведу, пожалуй, самую популярную и обоснованную, с точки зрения, антинорманистов,  славянскую генеалогию летописного князя.   В 1716 году, проректор гюстовской гимназии   Ф. Томас, опираясь на манускрипт 1687 года написанный нотариусом мекленбургского придворного суда И.Ф. фон Хемница, издал, так называемые, «Мекленбургские генеалогии».  Согласно этого документа,  летописный князь Рюрик был сыном ободритского князя Годлиба, правившего  в городе Рерик и  убитого в 808 году данами. В целом, если убийство Годлава и разрушения Рерика   факт, вполне, исторический, и особых возражений  у медиевистов не  вызывает, то вот, относительно историчности наследников Годлава - Рорика, Сивара   и Трувора  среди  исследователей, в том числе и немецких,  до сих пор ведутся споры. В свое время, это позволило основателю российского норманизма   Г. З. Байеру написать: «…у Витислава короля два сына были, один Трасик, которого дети ведомы были, другой Годелайб, которого дети неизвестны, то оному Рурика, Трувора и Синава приписали».   Вопросы вызывает и другой немаловажный факт, Годлава убивают в 808 году, а его сыновья, лишенные прав на ободритский престол, отправляются в Восточную Европу только через  38 лет.
   Между тем, стремление  немецких, точнее мекленбургских историков XVIII в. сделать Рюрика частью истории балтийских славян, как и в  случае с Рориком Ютландским, находит объяснение, если мы снова обратимся к западноевропейской политике  Российской империи XVIII-XIX вв.   Дело в том, что свой труд Ф. Томас приурочил к свадьбе правящего Мекленбургского герцога Карла Леопольда с дочерью Ивана V Алексеевича Екатериной, состоявшейся  19 апреля 1716 года в Данциге. Цель, показать давние родственные и политические связи мекленбургских династий и правителей Руси, корни которых, по Томасу, восходят к ободритам.   По всей видимости, к «Мекленбургским генеалогиям» восходит и рассказ о Рюрике Кротком, Сиваре Победоносном и Труваре Верном, сыновьях ободритского короля Годлава и их приключениях на Руси, записанный французским писателем и путешественником  Ксавье Мармье во время его пребывания в Германии и  помещенный им в книгу «Северные письма».  Правда, сам француз утверждал, что услышал рассказ от мекленбургских крестьян, даже в  XIX веке помнивших о том: как  сыновья Годлиба освободили народы Руси:  «от долгой тирании, против которой больше не осмеливались восставать»; как : « Три брата, тронутые его  несчастьем, разбудили в нем усыпленное мужество, собрали войско, возглавили его и свергли власть угнетателей»; и как, затем,  уступив просьбам благодарного народа, остались княжить в Новгороде, Белоозере и Пскове (?!).    Публикация Мекленбургских генеалогий стала благодатной почвой  для исследовательской работы  нескольких поколений антинорманистов. В результате чего, опираясь на труды Адама Бременского (? после 1081 г.)  и Яна Коллара (1793-1852)  С.А. Гедеонов  (1816—1878) пришел к выводу, что имя Рюрик  - это не имя собственное, а родовое прозвище Ререк-Сокол,   которое носили все представители правящей династии ободритов. В подтверждение своих слов Гедеонов упоминает несколько польских и чешских князей и вождей средневековья, имена которых были Рерик-Рериг-Ририг. 
  Развивая идеи Гедеонова, О.М. Рапов увидел в родовом знаке Рюриковичей, трезубце стилизованное изображение пикирующего сокола. И, несмотря на то, что родовым знаком первых Рюриковичей, начиная с князя Игоря и, вплоть, до Владимира I Святославовича был не трезубец, а двузубец, прямые аналоги которому имеются не в славянском и скандинавском, а тюрко-иранском мире, большинство антинорманистов,  по прежнему, называют тамгу Владимира Крестителя и его потомков, «венедским соколом».     Впрочем, родовые знаки Рюриковичей тема отдельного разговора,  единственно, хотелось бы добавить, последнее время идею сокола, как стилизованный знак Рорика Ютландского, стали активно использовать и норманисты. Отправной точкой для данного предположения, под пером некоторых энтузиастов превратившегося в истину в последней инстанции, стала находка в 2008 году в Ладоге обломка  литейной формы с  изображением птицы. Первоначально форму посчитали накладкой на упряжь коня, опокой    для тамги княжеского сборщика дани. Но вскоре, в научно-популярных статьях посвященных находке, форму стали называть не иначе как «формой для княжеской печати», герба, причем, не только Рюриковичей, но и самого Рюрика, а точнее даже, Рорика Ютландского. В чем же причина столь странной метаморфозы? Прежде всего, в том, что некоторым исследователям изображенная на форме птица очень сильно напомнила изображение «сокола» на монете датского конунга Олафа (Анлафа) I Гутфритсона, с 931 по 941 год, правившего в  английском Йорке. И хотя родовой герб Рорика Ютландского, равно как и его предков и потомков, никто никогда не видел, этого оказалось достаточно для того чтобы утверждать о сходстве  гербов  Олафа и Рорика. Главным  аргументом  в пользу такой вот, весьма вольной интерпретации археологического материала, сторонникам  тождества Рорика Ютландского и летописного Рюрика, видимо, послужило предполагаемое дальнее  родство  датских конунгов. Оба  происходят из династии Скёльдингов. И по логике, некоторых, археологов, вполне могли иметь одинаковые гербы. Но вот ведь незадача, на монете Олафа Гутфритсона изображен не сокол, а ворон. Тот самый, который был вышит на стяге его знаменитого предка, Рагнара Лодрока, в 845 году разграбившего Париж и положившего  начало датскому завоеванию Британских островов. К тому же, датируется литейная форма серединой Х века, т.е временем  Игоря и Святослава, а  не Рорика/Рюрика. А  как уже говорилось выше, родовой тамгой Рюриковичей до Владимира 1Святославовича был не трезубец-сокол, а двузубец,  увидеть в котором пикирующую птицу можно лишь имея, ну очень, большую фантазию. Менее увлеченные норманисткими идеями археологи считают, что найденная в Ладоге форма служила для отливки  крючков на одежду воинов, а не княжеской печатью. В пользу данного предположения говорит такой непреложный факт, как находки, практически, идентичных ладожской форме птицевидных крючков,  в погребениях Древней Руси IX-XI вв.   
   К числу западнославянских гипотез происхождения Рюрика,  можно отнести и предположение австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна (1486-1566) неоднократно бывавшего в России и полагавшего,  что Рюрик пришел в земли восточных славян от вагров  или, иначе говоря, по Герберштейну, - варягов, родственных  жителям Приильменья по обычаям и языку. Близкой точки зрения придерживался и знаменитый ученый Г.Ф. Лейбниц (1646-1716), долгое время изучавший родословные русских царей и установивший, что князь Рюрик: «был датского происхождения», - но пришел на Русь - из Вагрии или из окрестных областей». 
  Несколько особняком от  западнославянских гипотез  происхождения Рюрика  стоит история, изложенная в «Сказании о князьях Владимирских».  Согласно этому памятнику древнерусской литературы, написанному во второй половине  XVI в. Рюрик происходит из рода римского императора Августа и является прямым потомком его родственника, Пруса, в качестве наместника, отправленного Августом,  на берега Балтийского моря. В том, что сказание имеет политическую подоплеку и многократно использовалось русскими царями для обоснования своих территориальных притязаний к  великому княжеству Литовскому и Речи Посполитой в настоящее время не сомневается практически никто, за исключением, разве что, наиболее упертых антинорманистов. Поэтому  задерживаться на изучении «сказания» мы не будем.
  Куда больший интерес представляет компаративный подход к происхождению Рюрика А.Л. Никитина. По версии историка и археолога, летописный Рюрик, это Рорик Ютландский. Но, в отличие, от сторонников норманнской теории, Никитин считает, что датский конунг никогда не был в Ладоге и Приильменье. Жизнь и борьба неугомонного викинга, по Никитину, протекала в Западной Европе, где он и окончил свои дни. В летопись же сюжет о призвании  князя в Новгород, полагал историк,  был помещен благодаря преданиям славянских переселенцев с берегов Балтики, из земель вагров и ободритов.  Ссылаясь на уже известного нам немецкого историка и креведа  Г.Ф. Хольмана,  утверждавшего,  что отец Рорика  Ютландского  Хальфдан, в генеалогии мекленбургских герцогов именуемый Годлибом,  был «князем венедским и ободритским», Никитин пришел к выводу,  что и Рорик  мог унаследовать права  на Мекленбург  - Ререк .   Причем, по версии историка, не столько по отцовской, сколько по материнской линии, если допустить, что отцом Рорика был скандинав, а  матерью славянка. Вероятность  такого брака была, достаточно, велика, особенно если вспомнить, что изгнанные в 813 году из Дании Харольд Клак и его брат Регенфрид, один из предполагаемых отцов Рорика, прежде чем отправиться к императору  Людовику Благочестивому, сначала, скрывались у ободритов.  Для того чтобы  искать убежище  у народа, чей стольный град, несколькими годами ранее был разрушен, родственником Харальда Клака и Регенфрида, королем данов Годфридом, нужно иметь, либо изрядную смелость и наглость, либо иные, более убедительные мотивы, например, родство. Породнится же с ободритами  скандинавские конунги могли  после дано- ободритской войны. Как уже говорилось выше,  наложив дань на ободритов, Годфрид переселил из разрушенного им Ререка  в Хедебю славянских купцов и ремесленников. Не исключено, что вместе с ними в Данию отправились и заложники из семьи убитого  ободритского князя Годлиба. В таком случае, так же не исключено, что по распространенной в то время практике, кто-то из датских конунгов, родственников Годфрида мог жениться или взять в наложницы женщину из рода Годлава или других, ободритских князей. Теоретически, это мог быть любой из братьев Харольда Клака, тот же  Рагнфрид, например, или Хемминг. В любом случае, именно родство с ободритами и могло стать для братьев основанием скрываться у славян от сыновей  Годфрида. Косвенным свидетельством в пользу данного предположения  служит уже то, что стремясь подержать Харольда Клака в его притязаниях на датский престол, Людовик Благочестивый  отправляет в Данию войско, состоящее из саксов и ободритов. 
  Прятался у ободритов и сам Рорик Ютладский, после того как  в 844 году сбежал из тюрьмы, в которую был посажен императором Лотарем  за измену. В чем заключалась предательство Рорика сказать трудно. Но возможно оно имеет какое-то отношение  к убийству в том же 844 году Людовиком Немецким ободритского короля Гостомысла. Некоторые исследователи, в том числе и Никитин, полагают, что Гостомысл  был  отцом или братом матери Рорика, либо отцом его жены, что давало право   бежавшему из тюрьмы, викингу,  занять ободритский престол. 
  С 845 по 850 даны и ободриты совершают многочисленные набеги на территорию франков, в которых Рорик принимал самое активное участие. Но в 850 году, устав от войны Лотарь, по совету сената, посылает к Рорику послов. В Фульдских анналах говориться, что к опальному викингу: « было восстановлено доверие, на условиях, что он будет честно управлять сбором налогов и прочими делами, касающимися королевской казны, равно как противодействовать пиратским набегам данов».  На этом ободритский период жизни Рорика заканчивается и начинается фрисландский.   Сопоставляя  франкские источники  и поздние, написанные в XV-XVI вв. летописи,  Никитин пришел к выводу, что: «сказание о приходе Рорика/Рюрика к «словенам» сфрормировалось не на почве Великого Новгорода или Киева, а значительно ранее, на землях вендов-ободритов, и лишь много времени спустя было инкорпорировано в ПВЛ в малоузнаваемом виде».  А значит, считал историк: «Раз и навсегда мы должны смириться с тем, что Рюрик ПВЛ в реальной истории Новгорода на Волхове — всего только легенда и, подобно поручику Киже, на Руси «фигуры не имеет»».   
  В целом, точка зрения и  выводы Никитина,  вполне обоснованы. Легенда о призвании Рюрика, но не в Новгород на Волхове, а в отстроенный после разрушения ободритского  Ререка «новый город», будущий Мекленбург  могла попасть в Приильменье  вместе  со славянскими  мигрантами из Померании.  Археологическое, антропологическое и  филологическое подтверждение таких миграций, происходивших в IX-X вв, т.е. в период когда еще были живы дети и внуки тех, кто знал  Гостомысла и Рорика, у историков, действительно, есть. А значит, народная память, вполне,  могла трансформироваться в легенду об основателе династии.  Но с другой стороны, как выше уже было показано, есть  некоторые основания предполагать, что Рорик Ютландкий, правда, не в качестве призванного князя, а, скорее, как грабитель, все-таки, побывал на берегах Волхова и Ильменя. Следовательно, полностью признавать его «внеисторичность», как это предлагал Никитин, не совсем корректно. Да и нет никакого противоречия  в том, что с одной стороны легенда о призвании могла сформироваться в землях балтийских славян, а с другой – отражать некие исторические реалии Приильменья и  Поволховья. Напротив, смешение структурно и сюжетно разных преданий и легенд о Рорике только способствовало  укоренению и развитию их в местном фольклоре. В противном случае, они бы довольно быстро исчезли из народной памяти. Аналогичная ситуация, как мною уже было показана, отмечается и в истории с основателем Киева, Кием, сюжетные линии этой истории находят прямые параллели в армянских преданиях.
  И так, нам удалось выяснить, что летописный рассказ о призвании Рюрика отражает как некие исторические реалии, так и содержит в себе определенный легендарный, эпический сюжет, основанный на событиях, происходивших в землях славян-ободритов. Теперь осталось выяснить, как и почему легенда попала в русские летописи и, что заставило летописцев именно Рорика сделать основателем династии Рюриковичей, которым он в, действительности, никогда не был.
  Высказываться о том, что князь Рюрик не имел никакого отношения к рождению, первого, по настоящему, исторически достоверного русского князя, Игоря  историки стали  давно.  Причина не столько в том, что многие древнерусские источники начинают отчет династии не с Рюрика, а Игоря Старого, и даже не в том, что имя Рюрик, оказалось, пожалуй, самым не популярным именем в древнерусском именослове. Слишком, по библейски растянута и неправдоподобна летописная хронология. Игорь появляется на свет перед самой смертью отца, когда тот уже, если не почтенный старец, то довольно зрелый мужчина, в случае,  если летописный Рюрик это, действительно, Рорик Ютландский. Да и сам Игорь становится отцом единственного сына, Святослава в возрасте хорошо за 60-т, если он родился около 879 года или за 70-т, если он был рожден, как предполагают Касенковы, в 867-868 гг. Физиологически это возможно, примеров позднего отцовства как во времена оны, так и сейчас, достаточно. Хотя, как утверждают антропологи, продолжительность жизни в Средние века у мужчин редко превышала 50-т лет. Смущает тут другое. Франкские хроники, неоднократно упоминая племянников и братьев Рорика Ютландского, ничего не говорят о его детях, тем более сыновьях. Безусловно, это еще не повод утверждать, что викинг не имел наследников. Сыновья могли умереть во младенчестве или  не проявлять военной и политической активности. В конце концов, у Рорика могли родиться и дочери. Но, столь же велика вероятность и того, что предполагаемый основатель династии был бесплоден. Поскольку, после смерти викинга фрисландский лен достался племяннику Рорика,  а не его прямому потомку. Трудно представить, что, не обзаведясь детьми в Фрисландии, Рорик сумел зачать наследника в один из своих походов на Ладогу.  Поэтому, пытаясь хоть как объяснить, или обойти  возникшее противоречие, К. Цукерман предложил омолодить хронологию, перенеся призвание Рюрика с 862 года на 890-894 год. Что, действительно, во многом снимает хронологическую бессмыслицу Повести временных лет, но делает присутствие Рорика Ютландского в русской истории, практически,  невозможным. А иной исторической альтернативы, как мы убедились, у него нет. Упомянутый, в начале нашего исследования, Эйрик Эмундарсон, далекий предок жены Ярослава Мудрого Ингигерды, более вероятно, участвовал в разгроме Ладоги около 840 года. Да и по возрасту,  он мало чем отличался от датского конунга. Что не делает выбор в пользу него более предпочтительным.
  Но если Рорик Ютландский не был отцом князя Игоря, то почему именно его записали в основатели династии?  Вот здесь-то и начинается самое интересное.
Еще А.А. Шахматов высказал предположение, что сказание о призвании варягов и  Рюрике  имеет, исключительно, фольклорное происхождение и достаточно поздно было включено в летописи. О заказном и политическом  характере «сказания» писали и продолжают писать многие исследователи.  Цель заказа,  достаточно очевидна, обосновать легитимность власти на Руси, причем, не просто, абстрактной, «власти», а власти одной, конкретной династии,  Ярослава Мудрого и его потомков, севших на киевский престол, вопреки лествичному праву.
   После наступившей в 1015 году смерти  князя Владимира I Святославовича, по существовавшему тогда уложению о престолонаследии,  киевским князем стал  Святополк Ярополкович, сын убитого князем Владимиром брата, Ярополка.  Но поскольку остальные сыновья крестителя Руси, за исключением Бориса и Глеба, отказались признать права Святополка на Киев, началась усобица, в ходе которой победил Ярослав Мудрый, беспрерывно занимавший киевский престол с 1019 по 1054 год. С той поры, за редкими и непродолжительными исключениями, Киев, как, впрочем, и Новгород принадлежал представителям, исключительно, этой династии Рюриковичей.
   Как известно, историю пишут победители.  Ярославичи и писали ее, исходя из  концепции: «Право на власть Ярослава в Киеве подтверждалась легитимностью новгородских князей и традицией их перемещения из Новгорода в Киев».   Но, если традицию перемещения из Новгорода в Киев начал еще князь, Владимир Святославович, то, для создания легенды о легитимности новгородских князей,  Ярославичам, как раз, и  пригодилось, сохранившееся  в среде  переселившихся в Прильменье балтийских славян,  предание о Рорике, правившем  у ободритов.   Использовали они и  местные рассказы о набегах викинга на Ладогу и Городище, перемешав их с сюжетами скандинавских саг «об удачливом военном вожде, ставшем «конунгом»  в богатом «городе»».   
   В итоге, стараниями летописцев, лояльных к правящей династии, Игорь, достоверных известий, о происхождении которого у летописцев, видимо, не было, и который, также, видимо, никогда не бывал в Ладоге и Новгороде, объявляется сыном Рюрика,  согласно преданий, правившего в Новогороде по приглашению, а значит  ряду и праву. Тем самым создается прецедент: с одной стороны позволяющий  объяснить  приход в Киев Олега и Игоря и оправдать убийство ими Аскольда и Дира, которые «не князья и не княжьего рода», хотя, лично мне, совершенно, непонятно, какое это давало преимущество пришельцам, поляне, да и другие славянские племена Поднепровья не участвовали в призвании варягов, Киев не входил в юрисдикцию Ладоги и Новгорода; с другой - оправдать те же самые деяния Владимира и Ярослава,  пришедших в Киев из Новгорода и изгнавших, и убивших правящих в Киеве братьев.   
   Кроме того, уступая Новгороду (Ладоге) первенство в создании государственности на Руси, авторы «сказания», тем самым,  включали, самостоятельный и не причислявший  себя к Руси Новгород в контекст русской, киевской  истории.  Предоставляло «сказание» киевским князьям и другие дивиденды, например, направлять в Новгород  князей-посадников и ставить их в зависимость от себя, ведь из «сказания»  следовало, что изначально обосновавшаяся в Приильменье династия, позднее выбрала в качестве резиденции Киев, ставший «Матерью городов русских». В итоге, небольшая литературная обработка истории способствовала не только установлению династии и легитимной власти на Руси но и, одновременно, позволяла русским князьям решать массу политических вопросов, возникавших в период становления и развития государства.
  В пользу того, что окончательное формирование «легенды о призвании» произошло не ранее конца XI - начала XII вв, указывает довольно большое количество фактов. В частности, исследователи давно обратили внимание на то, что сюжет с раздачей Рюриком городов и волостей  братьям и  «мужам»  своим отражает реалии, именно, этого периода русской истории.  Да и, как показали  археологические изыскания,  в отличие от Белоозера, возникшего не ранее середины Х века,  только на месте Изборска в IX в. существовало торгово-ремесленное поселение, но и в нем следов пребывания скандинавов во времена Рюрика не обнаружено. В полной мере это касается  Полоцка, Ростова,  Мурома. Другой не маловажный факт, указывающий на искусственный характер легенды это ее литературная составляющая. Еще в начале ХХ века Г.М. Барац   предположил, что в основе летописного сюжета о призвании лежит текст I Книги Царств, рассказывающий о неурядицах среди потомков Ноя, когда «встал род на род, племя на племя, град на град», после чего старейшины Израиля попросили Самуила  поставить над ними царя. Другим литературам заимствованием, на этот раз из «Деяния саксов» Видукинда Корвейского (928-980) считается летописная фраза «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Приходите княжить и управлять нами», которая, по своей сути, практически, идентична словам бриттов, сказанным, прибывшим к ним саксам: «Обширную, бескрайную свою страну, изобилующую разными благами, [бритты] готовы вручить вашей власти».   Есть и другие примеры заимствований. Все это указывает на то, с каким тщанием летописец изыскивал литературные и исторические параллели конструируемому им событию, дабы оно, не только выглядело правдоподобно, для  современников и потомков, но позволяло увязать русскую историю с общемировой и библейской историей.
  Возможен и еще один повод для включения Рюрика в генеалогию русских князей. В начале главы я рассказал историю трудного сватовства Ярослава Мудрого к Ингигерде. В противостоянии Олафа  Шётконунга и сейма, не желавшего отдавать Ингигерду за Ярослава, «знатный скандинавский предок» у  русского князя мог послужить убедительным аргументом в пользу решения шведов отказать норвежцу Олафу. Не удивлюсь, если  идею с Рюриком Ярославу подкинул или сам Олаф Шётконунг, или варяжское окружение князя.
  Подводя итог,  хотелось бы еще раз остановиться на том,  почему именно Рорик Ютландский, а не, скажем, Эйрик  Эмундарсон был объявлен основателем династии на Руси? Как это не парадоксально звучит, но, по большому счету, датский конунг устраивал, практически, всех потомков Владимира I Святославовича, а не только отпрысков Ярослава и Ингигерды. Все они, в равной степени,  получали некую отправную точку, основателя династии. К тому же, предполагаемые смешанные славяно-скандинавские корни делали Рорика, одинаково, своим  для всех этнических групп Приильменья, а затем и  Поднепровья. И что, немало важно, происхождение от Рорика Скёльдинга давало русским князьям, особенно Ярославу и Ярославичам,  преференции, даже, на уровне найма скандинавских викингов, которые поступали на службу не  просто к правителям Гардарики-Руси, но и к потомкам знатного рода. Словом, если бы Рорика не было, то его нужно было придумать.