Снег пошёл

  Окна палаты выходили во двор. А во дворе стояло здание морга. Мне оно казалось
тем самым ружьем, которое в конце спектакля стреляет. Только моё уже
выстрелило: почти три месяца назад я похоронила младшего сынишку,
и  держалась за жизнь только благодаря крошечной девочке, из-за которой и
оказалась здесь, в роддоме.
Палата была на двоих. Но соседняя кровать стояла пока  аккуратно застеленная.
И жадала новую судьбу.
Наконец, после обеда привели ещё одну заплаканную девочку. Очень красивую. На
бледно-сиреневом личике выделялись цветом покрасневшие глаза и хрупкий,
безупречной формы, натёртый  докрасна, носик. Она молча села на свободную койку
и слёзы градом покатились по щекам.
- Ты кого родила? - спросила я, после получасового молчания, чтоб хоть как-то остановить ручьи.
- Мальчика... - И поток восстановился.
- Он жив? -  девочка снова всхлипнула, кивнула головой, и поведала в нескольких
прерывистых фразах печальную историю о том, как совершенно здоровый сынишка
хлебнул во время родов околоплодные воды и теперь находится в реанимации, между
жизнью и смертью .
 Про себя я ужаснулась: что за ядовитый бульон готовит природа внутри нас, что,
отведав его, мы умираем?..
- Не смей реветь! Мы связаны с детьми  невидимой нитью, и они чувствут наше
настроение. Вместо того, чтоб  дать ребёнку силу  держаться, ты отнимаешь её.
Поверь, я не проронила ни слезинки, пока мой малыш был жив...и только потом...
Тут настала моя очереь плакать, и мы обе повысили  влажность нашей палаты.
 В  дверь заглянула санитарка, положив конец  этому безабразию:
- Оля, пошли со мной.
 По мурашкам, пробежавшим от её голоса по спине, я поняла, что  девочку  повели
прощаться.

- Нет, господи, нет! - если есть справеливость на этом свете, не дай умереть
этому малышу! - взмолилась я,- хватит!
Оля вернулась, и села на кровати, как мраморное изваяние. И только губы беззвучно
что-то шептали. Потом она жалобно сказала:
- Он на вид такой крепенький, такой здоровенький! - и подавила запершивший в
горле всхлип.

За окном посыпал крупный снег, укрывая голую замлю.
- Как саван,- подумала я. И мы обе молчали, каждая о своей беде.

Вруг в дверь заглянула взволнованная главврач:
- Девочки, снег пошёл!- и на наши немые вопросы, совсем по-детски радуясь,
пояснила:
- Давление переменилось! Кризис миновал! Он будет жить! -
громко восклицала она, сама казалось, сдерживая рыдания.

Хлопья валили и валили, словно напоминая, как мало нужно человеку для абсолютного
счастья: всего лишь, чтобы пошёл снег.