Сентябрь 1944 года. Бои в Польше

 На фото дядька отца Иван, тот самый, который говорил, что он советский колхозник и грязной одежды ему стесняться нечего.

 Приехали. Польша. 33 армия 383 стрелковая дивизия, 694 стрелковый полк, первый батальон, первая рота, первый взвод. Расположились. Теперь это мой дом. Стали жить. Стояли в лесах. Занятия были усиленные. Мою общественную струнку сразу уловили и стали ее использовать. Сначала я приглянулся инициативой и дисциплинированностью взводному - Ризаеву. Был он дагестанцем. Добросовестность моя часто мне выходили боком. И взял он меня ординарцем. А что делать? Хочешь не хочешь, но командиру не скажешь "нет". Надо было заниматься "личным хозяйством" командира взвода. Для себя времени никогда не оставалось. Ну, а во время занятий уж совсем приходилось худо: команда за командой: "Вырой окоп в полный рост! Вырой запасной окоп! Соедини их ходами!"
  В полку его не любили. Был он растяпа, разгильдяй, растрепа. Помню, во время смотра он вел взвод, а командир полка не выдержал и выкрикнул в рупор: "Что за кикимора ведет взвод?" В полку у нас было немало дагестанцев. Неплохие ребята. Я их хорошо знал, потому что они часто приходили в гости к лейтенанту. Один из них, Бесленев, был отличным пулеметчиком. Стрелял очень метко. А еще во время стрельб выбивал очередями ритмы популярных песен. А погиб он за Вислой так: ночью мы уничтожали небольшую группировку немцев. Выбили их из укрытий и в ночной тьме гнали по улице польской деревни. Впотьмах все смешалось. Среди нас оказался немец. Он неожиданно начал стрелять. И убил Бесленева. Очень жаль было его. Хоронили его по дагестанскому обычаю. Этот обычай очень волнующий.
   Шел сентябрь сорок четвертого. Форсировав Вислу, мы, несмотря на сильное сопротивление фашистов, зацепились на противоположном берегу. Соседям нашим повезло меньше, и поэтому от того, удастся ли удержать этот плацдарм, зависело очень многое для общего наступления. Там мне, танкисту, пришлось воевать уже в пехоте. Бои были страшные, ежедневные. Время от времени подразделения, удерживающие натиск фашистов, отводили с передовой на отдых. Когда бойцы немного приходили в себя, то, как это водится среди молодежи, начинались розыгрыши и шутки. Особенно доставалось одному пареньку из Сибири - Лене Прежневу. В те времена, конечно, остряки не обыгрывали его имя и фамилию, что непременно бы сделали лет через двадцать. Ему доставалось за его негвардейский вид: был он очень маленького роста. Такого маленького, что меньше его в армии вообще, наверное, никого не было. Если бы пришло в голову кому-нибудь построить по ранжиру армию, он бы стоял, как самый низкорослый, на левом ее фланге. Много парень перетерпел насмешек и из-за этого очень переживал.
  И вот однажды нашу роту отвели тыл и приказали охранять штаб. Отстояв свою смена на посту, Леня не пошел в землянку. Может быть, потому, что не хотелось слушать остроты товарищей, может быть, потому, что погода стояла теплая, ночь была звездная, ясная. А может быть, вспомнил Сибирь и маму: ему ведь еще не сравнялось и восемнадцать. Кто его знает. Недалеко от штаба была полянка. Там он лег на траву и стал смотреть в звездное небо. Не знаю, долго ли так он пролежал, но вдруг внимание его привлек непонятный шорох. Совсем рядом что-то шевелилось в опавшей листве. Леня машинально протянул руку и наткнулся на провод. Это была телефонная линия, которая вела к штабу. Но почему провод шевелится? В этот момент провод снова дернулся и пополз из его руки. Леня на войне был недавно, но уже кое-чему научился, к тому же сибиряки, как известно, люди хладнокровные и понятливые. Он сразу предположил, что кто-то по этому проводу идет к штабу. Может быть, наши, а может быть, и немцы. Подними тревогу раньше времени, потом совсем засмеют. Леня притаился в сторонке и стал наблюдать. И действительно, вскоре он услышал, что кто-то осторожно ползет. И увидел три силуэта. Немецкая разведка. Задумано было ловко: более короткого пути к замаскированному штабу не было. Уничтожив штаб, немцы лишил бы высадившуюся группу руководства, а это могло оказаться губительным для защитников плацдарма. Да и языка из штабных офицеров здесь очень просто можно было взять.
  Что делать? Бежать за подмогой? Поздно. И оружия у него как назло с собой не было. Под руки попался увесистый сук. И Леня не сплоховал. Он не отступил в кусты, где мог бы тихонько отсидеться, и никто бы потом не узнал об этом, а выскочил вперед и с размаху огрел переднего немца по голове, одновременно заорав во все горло: 'Руки вверх, хенде хох!' Оглушенный ударом, командир остался лежать на земле, двое других вскочили, ошарашенные таким неожиданным вмешательством в их столь остроумно задуманную и удачно проводимую разведку. А что же дальше? Теперь, когда немцы обнаружены, им ничего не стоит расстрелять Леню в упор из автоматов. Однако он не дал им опомниться, и, чтобы выиграть время, заорал что-то вроде: 'Иванов - справа, Петров - слева, окружай гадов!'. Орал он, конечно, первое, что пришло в голову: немцы все равно не понимали, но русские фамилии различали и подумали, что окружены. Часовой у штаба, услышав крики, дал вверх автоматную очередь. Сразу же зазвучала команда: 'В ружье!' Мы выскочили из блиндажа с оружием наизготовку. Тут уж немцам стрелять не было смысла: теперь надо было думать о том, как остаться в живых. Зенитчики охраны штаба включили прожектор, луч, пошарив по траве, высветил Леню и немцев. И я вам скажу, было на что посмотреть. Немец поздоровей нес своего бесчувственного командира, за ним шел другой с поднятыми руками, а следом Леня - с трофейными автоматами.
  Через некоторое время обер-лейтенант - командир тройки разведчиков, которого Леня так кстати угостил палкой - очухался. Его подчиненные рассказали ему, как все произошло. Он злился, что так нелепо оказался в плену, и просил показать того смельчака, который в одиночку справился с ними. 'Кто это был?- спросил он во время допроса. - Опытный солдат?' Ему объяснили, что молодой солдат, комсомолец. 'Я хочу на него посмотреть', - настаивал немец. 'Покажем ему Леню? - спросил командир начальника штаба. Тот улыбнулся: 'Покажем'.
Леня вошел в землянку, доложил по форме. 'Вот он вас и взял', - сказал командир. У немца глаза чуть из орбит не вылезли: перед ним стоял маленький солдатик, а совсем не огромный Иван, как ему представлялось, что было бы утешением для его самолюбия. 'Нихт, - запротестовал немец, - нихт комсомоль! Комсомоль - ви!, - и показал рукой выше головы. Дескать, это не комсомолец, комсомольцы высокие, могучие, а не такие, как этот. После того случая над Леней Прежневым уже никто не подшучивал. Более того, он стал знаменитостью, и, бывало, приходили к нам из других подразделений и спрашивали: а где тот парень, что в одиночку немецкую разведку повязал? 'А вон, - говорили ему, - самый маленький.' К месту тут пришлась русская пословица: 'Мал золотник, да дорог'.
  А через пять месяцев - 7 февраля 1945 года Леня погиб. Было это уже на другом, Одерском плацдарме. Нас с ним ранило осколками одного снаряда. Но меня легко и я остался в строю, а его до санбата не довезли...
  Ну и с Ризаевым потом получилось непросто. В Польше во время наступления попалась на пути речка. Был январь. Взводу Ризаева (я тогда был уже в другом взводе) надо было захватить на том берегу укрытия, откуда вели огонь немцы. Огонь был очень сильным. Но Ризаев приказал атаковать в лоб. Гнал взвод на огонь (сам, конечно, не лез. Стоял на нашем берегу за трансформаторной будкой). Тогда ни за что погибли многие наши ребята. Лед был весь в трупах. Знаю, что сильно ему попало за эту бездарную атаку от начальства. А в одном из следующих боев он погиб. Пуля попала ему в затылок. Потом мне намекали ребята, что не случайная была эта пуля. Кто-то из тех, кто уцелел, не простили ему гибели товарищей. Много было среди убитых дагестанцев. Может быть, кто-то из их земляков и отомстил.
  А в ординарцах я пробыл у него недолго. Еще до начала боев на Висле замполит батальона высвободил меня из "неволи".
  В 1944-м году Польша восстановила свою государственность. Новое правительство разместилось в Люблине, недалеко от которого мы и дислоцировались. К тому времени я был уже избран в комитет комсомола батальона (вступил в комсомол я в январе 1944 года). Был активен. Комсомольские поручения выполнял с огоньком. И вот дали мне почетнейшее поручение: от солдат части выступить на митинге в Люблине в честь образования новой Польши. Волновался страшно. Тысячи людей слушали. Выступали поляки, представители новой власти, солдаты и командиры польской армии.
  Однако, я немного забежал вперед... В декабре дивизия наша двинулась на передовую. На фронт. Шли по ночам. Чем ближе подходили к передовой, тем сильнее ощущали дыхание настоящей войны. Впереди полыхали зарницы, слышался гул боев. Переправились под обстрелом по понтонному мосту через Вислу.