Зоя

Алла ЦУКОР

ЗОЯ

1
 В толчее вокзала, когда она неловко протиснулась между двух крепких телом мужчин, верхняя пуговичка ее блузки оторвалась, приоткрыв при этом слегка полноватые груди. Мужчины весело переглянулись, ожидая, что теперь она наклониться, станет искать ее, но Зоя вместо этого с размаху ударила одного баулом, в ответ зазвучал мужской хулиганский смех. Видимо их не огорчила потеря интригующего момента, а Зоя быстрым шагом направилась к поезду.
Наконец-то она вошла в вагон, в свое пока пустующее двухместное купе.  Рывком открыла баул: перебросила несколько блузок, достала воду, тапочки, туалетные принадлежности и быстро переоделась. Затем со стоном рухнула навзничь на свою полку и зарылась лицом в подушку. Наконец можно прийти в себя, с горечью подумала она. Не только череда последних событий замелькала перед ее внутренним взором, но и многие подробности их жизни с Николаем.
Как она попала в эту ловушку? Что делать? Как жить дальше? Что предпринять сейчас, после случившегося? Все произошло неожиданно, она будто с сумасшедшей скоростью врезалась в бетонную стену. Возникла такая безумная душевная боль, которая ощущалась даже физически. Казалось что сердце ее безнадежно разорвано.
 Боже правый, такого не может быть! Эту боль породил грех, который не замолить всей жизнью. И почему это должно было случиться именно с ними, когда все было так благополучно, так солнечно и хорошо?
Несколько недель назад они счастливые, избалованные жизнью, купили билеты в Крым.  Там жил отец Николая, которого он не видел  более двадцати лет. Адресное бюро, наконец-то разыскало Захарова Егора Ивановича  и выдало справку о месте его проживания: в местечке близ Симферополя. Пока ехали было заметно волнение Николая: чаще курил, невольно сжимал кулаки. Зоя не тревожила мужа.
Но встреча прошла хлебосольно и радушно. Отец и сын всю ночь просидели на крыльце под виноградником. Нетрудно было подслушать о чем они говорили. Отец бесконца прижимал голову Николая к своей груди, плакал, при этом с горечью рассказывал что туда, где рос сын, путь был заказан, вначале одной женой, затем другой. Вначале еще была переписка,  но потом она оборвалась, и отец думал, что больше они никогда не увидятся. Николай помнил, безобразные сцены отца и матери, как отец, в конце концов, оказался на улице: мать кричала, чтобы он катился ко всем чертям! И отец – «поддонок» и «ублюдок» подался в эти края, в отчий дом, где еще живы были его родители. Николаю было десять лет, а отцу тридцать пять.
Тут жизнь подарила отцу новую жизнь и новую судьбу. Когда ему шел сороковой год,  к нему прибилась молодая женщина, жившая у тетки на хлебах. Разница в возрасте была почти двадцать лет, и это никого не смутило. Через год родилась дочка, и все пошло-поехало своим чередом. Он с головой окунулся в работу, чтобы в доме был достаток. Жену он воспринимал как опору, необходимую для поддержки семьи и только много лет спустя он понял, что мало уделял ей внимания и зашел очень далеко, испытывая терпение Надежды. Теперь, когда ему до шестидесяти осталось чуток, их весы закачались: он почти старик, она в самом соку… И после восемнадцати лет жизни, снова все покатилось под откос…
 Зоя ушла спать в отведенную для них комнату. Да, теперь понятно, почему женская половина семьи отца показалась Зое прохладной. За видимыми «кошачьими» повадками в них обеих угадывались коготки совсем  других зверушек. Кому понравится, если их покой нарушен нежданными гостями, да еще какими. Что таит в сердце этот молодой мужчина, какие намерения у него? Ведь для них этот приезд – потемки. И вежливости хватит, чтобы гости понимали, что им тут не все рады. Ну и пусть!  Зоя не сомневалась в том, что Николай, разыскав отца, поступил правильно. Поэтому все тревоги покинули ее сердце, и в душе установилась тишина. На Николая можно положиться: он не эгоист, и если придется, поддержит отца. Она уснула и не слышала, когда пришел Николай.   
Прошла неделя, Зоя с Николаем покупали в Симферополе туры и объехали почти все побережье. Возвращаясь, они привозили много впечатлений  и за ужином, раскупоривая крымские вина, весело рассказывали о них.  В приключениях оказалось куда больше жизни, чем им представлялось! Их потрясала древняя история Крыма, фотоаппарат не успевал выхватывать кадры – Николай то и дело что-то снимал: прибой, яхты, чаек... И люди были раскованные, веселые: в них было больше вдохновения, чем обычно и даже самые скромные, видимо, деревенские охотно позировали, как модели.
У Зои в Феодосии жила тетка, двоюродная сестра ее матери, нужно было ее навестить. Но Николаю не хотелось покидать отца. Зоя, которая удивительно точно умела угадывать душевное состояние мужа,  не стала возражать. Почему-то перед самым отъездом Николай рассказал Зое то, чем по-секрету с ним поделился отец. Оказывается у него в семье более чем не благополучно. Он работал водителем и часто уходил в дальние в рейсы, а  жена, тем временем, принимала на квартиру молодых солдат, к которым приезжали матери. Воинская часть  была совсем близко и матери всегда искали жилье в их районе. В подробности  отец углубляться не стал, но сказал, что все эти годы его жена соблазняла молодых солдат. Однажды их накрыли, и разгорелся нешуточный скандал. Когда отец вернулся с рейса, тут открылось такое дело. Конечно, вначале отец грозился вышвырнуть ее назад к тетке, благо та еще была жива. Но потом побил для острастки так, что та попала в больницу, а он на пятнадцать суток ареста. Отпустили с предупреждением: еще раз совершится самосуд –  срок будет обеспечен. Зоя поняла, почему хозяйка сторонится их, и взяла с мужа слово, что они  уедут, как только Зоя вернется из Феодосии. Муж как-то насупился, но  согласился. Глаза Зои были на мокром месте.
 У тетки Зоя провела чудесную неделю, та оказалась хлопотуньей и сделала все, чтобы Зое было не скучно, а самое главное – сытно. Бабушка Мария, так просила ее называть тетка, прикупала винцо у соседей, которые имели хорошие виноградники, и эти домашние вина были необычайно вкусными. Крымский август подарил разнообразие фруктов, и Зоя, жившая на Севере, конечно, отводила душу. Можно было еще побыть у бабушки, но сердце что-то тревожилось, тосковало: пришла пора возвращаться. Бабушка нагрузила  две небольшие корзинки гостинцев, благо остановки автобуса и тут и там рядом. Дорога была хорошей, даже жара, не портила настроения. И Зоя с особой радостью предвкушала скорую встречу с мужем.
Николай встречал ее один, и Зоя заметила, что он необыкновенно бледен, и руки его потряхивало, будто он замерз.
- Что с тобой? Ты болен? У тебя лихорадка? Господи, да ты холодный, будто в погребе сидел… Сейчас выпьешь бабушкиного вина и скоренько согреешься.  Сделаем глинтвейн?
- Хорошо, Зоя, хорошо. Там баню топят, погреемся, попаримся, а потом и вина попьем. Все будет хорошо, не волнуйся. Сегодня отца выписали из больницы, он неделю  пролежал, сердце прижало. Конечно, столько волнений.
-Так  он что – лег вскоре после моего отъезда?
- Почти. Да другой или третий день. Я к нему каждый день ездил, и был до ночи.
- Вот и хорошо, снова все  соберемся в саду. Ведь нам скоро уезжать! Да?
- Да-да-да. Как скажешь, так и поедем, хоть назавтра возьмем билеты.
- Вот и славно, а я уже волновалась, сердце было не на месте. А вдруг останешься?
- Шутишь? Нет-нет, поедем.
Хозяева и правда вытопили баньку, Зоя соскучилась по пару, по хорошему венику,  по разогретой и напитанной медом коже. У себя в северном городке в баньку каждую неделю ходила. Иначе нельзя, морозы пробирали до костей.
Отец отправил их первыми, муж как-то квело пошел, пар ему оказался не  понутру,  и вскоре  он оставил Зою одну, греться на широкой лавке, подливая воду, мазаться медом и накладывать на волосы кефирные маски. Через время она почувствовала легкую тошноту, головокружение. Подумала, что с непривычки к южному пару, тошнота увеличивалась, и она решила подышать воздухом. Двери были приперты, она рванулась изо всех сил и чурбак, мешавший открыться дверям, отлетел далеко в сторону. До  комнаты она едва добрела, легла, и встать уже не могла.
В чем дело? – думала она. Неужели перепарилась? Или дрова такие жаркие, что утомили ее. И вдруг пришла страшная мысль: ее намерено прикрыли, чтобы она угорела. Надо было печку посмотреть, уж не прикрыта ли заслонка? Кто? Николай? Чушь какая-то! Он же ушел первым, нет,  нет, только не он. Тогда кто? Пришел муж, принес холодный компот, но ее вырвало. Дышалось тяжело, а голова все так же шла кругом. Вошел отец.
- Что с тобой, дочка?
- Я угорела…
- Что ты, что ты!.. Как можно? Я пойду, посмотрю заслонку…
У Зои говорить не было сил. Прошло несколько часов, пока ее отпаивали  кислым  молоком, рвота прекратилась, и становилось легче. Она слышала перебранку отца с хозяйкой, та что-то быстро-быстро говорила в ответ,  слышался звон разбитой посуды. Николай сидел рядом, держал ее за руку, и Зоя чувствовала, что его рука была все такой же холодной. Но кто, кто хотел ее отравить  угарным газом? То, что это так, сомнения уже не оставалось. Сознание прояснялась, оставалась только  боль во лбу и глазах, какой не было никогда. К вечеру еще немного отпустило, и на ужин она спустилась с  помощью мужа. Было уже пять часов пополудни, августовские вечера долгие, ночи приходят к десяти, и  стол, накрытый на воздухе под виноградными гроздями в которых жужжали пчелы и шмели, был изобильным. Конечно, о еде Зое и думать не хотелось, но вечерняя прохлада ее немного освежила.
Налили в фужеры вина, тарелки наполнились закуской, Зоя взяла виноградную гроздь. Хозяйка неожиданно поднялась с фужером для тоста.
- Приглашаю всех выпить за моего старого и молодого мужа…
Никто ничего не понял.
- Мать, что ты говоришь?..
- Да, вот мой молодой муж, - указала она на Николая, - а ты – старый.
-  Вы что такое говорите? – Зоя приподнялась над столом, - вы с ума сошли?
- Нет, милочка, не сошла, так и есть. Он мой молодой муж.
Ее слова все сочли за шутку, глупую шутку молодящейся женщины. Зоя сидела рядом с отцом, смотрела в его глаза, старалась понять, что он думает обо всем этом. Его глаза были необыкновенно синими и горели каким-то мерцающим светом.
- Не слушай ее, дуру, мелет, что не попадя.
- У вас такие красивые глаза,  - только и сказала Зоя, - я, пожалуй, пойду, лягу, а то у меня снова поднимается тошнота.
Муж проводил ее до кровати, и она впала в обморочное состояние. Очнулась, когда было уже темно. Муж разговаривал на крыльце с отцом, хозяйку не было слышно, видимо, уже спала. Зоя снова забылась, без снов, без тревоги, без раздумий. Все растворилось в небытии, будто ничего не случилось.
Утром она проснулась отдохнувшая, припоминая вчерашние непонятные намеки. Встала, умылась, попила кислого молока. Мужа не было ни во дворе, ни в доме,  отца тоже, хозяйка не выходила из своей половины. Так что же это было? Почему гнетущая тоска охватила ее сердце? Угар, который еще не прошел, какие-то дурацкие намеки, отец, с его красивыми глазами. Вспоминания заполнили ее, но ответов не было. Вскоре пришел Николай принес хлеб и свежее молоко.
- Коля, а где отец?
- Я его сегодня не видел. Может, на работу ушел…
Вышла хозяйка, в корзине лежали свежесобранные яблоки, она подошла вплотную к Николаю и играющим тоном спросила:
 - Опустишь яблоки в погреб?..
Он машинально взял корзину и пошел в сторону погреба. Зоя смотрела на все как завороженная, ничего не понимая, но тоска сильнее сжала сердце: неужели? Николай вылез из погреба белым как снег:
- Отец повесился…
Тут до Зои, наконец-то, дошло все что произошло, и лихорадка мужа, его бледность, и угар в баньке, и намеки хозяйки. И смерть, нет, самоубийство отца.
- Господи… - только смогла она выговорить.
В каком-то неведомом страхе она кинулась в комнату, сбросала несколько вещей в еще не разобранный от поездки в Феодосию баул, трясущимися руками собрала документы, деньги и кинулась вон из двора. Какая сила ее несла, Зоя не понимала, но все сопутствовало ей: автобус на остановке, билеты на проходящий поезд (и это в разгар сезона!), удобное СВ, одиночество. Ей не пришлось еще продумать то, что произошло,  лишь теперь, лежа на полке, отвернувшись к стене, накрыв голову полотенцем, до нее начал доходить смысл всего этого бреда. Ей казалось, что вот-вот и она сойдет с ума, такого не бывает, не может быть, никогда! Господи, дай сил внять Тебе, и не потерять рассудок, Господи!
Потом начали всплывать разрозненные детали: отцу было шестьдесят лет, но он всегда ухоженный в светлых рубашках, похожий на американского актера Роберта Де Ниро: волосы с легкой проседью, откровенная улыбка и веселый заразительный смех. Да, он был старше своей жены. Она же светловолосая, с русалочьими глазами, гибкая,  в платке, завязанном узлом сзади. К ней Зоя почти не присматривалась, а зря. Если посчитать ей было всего-то ничего около сорока, а Зоиному мужу? Разница невелика. Нелепость какая-то, такое бывает только в дрянных фильмах. Вот почему у него дрожали руки, почему они были холодными. Кровь от ужаса содеянного отлила от рук. Да, теперь она вспомнила ее лицо, отдаленно похожее на лицо Марины Влади. Ведь у той тоже были русалочьи глаза.

Поезд мерно постукивал колесами, Зоя вспоминала юность, когда после школы мать отправила ее к знакомым в большой город, чтобы те ее устроили работать на автогигант. Все сладилось, работа нашлась, и она стала получать свои ученические, а потом и настоящую зарплату, по тем временам неплохую. Тогда на автозаводе работали иностранцы, которые обучали русских ребят наладке конвейера и станков. Они сильно отличались от русских. Жвачки, сигареты «Мальборо», «Пэл-мэл», холеные, модные, даже пожилые, стильно стриженные, всегда  хорошо выбритые. Работали в униформе, вне завода  ходили в одинаковых куртках-алясках, даже перчатки и ботинки носили из спецуры. А  русские ребята в 70-е годы – нищие, безалаберные: занудство, преснятина и скука.
Иностранцы стали обращать внимание на Зою, приглашать в интерклуб, приносить конфеты, сувениры, но неизбалованная и очень застенчивая, Зоя отказывалась от этих маленьких знаков внимания. И главным поводом для отказа было членство в комсомоле:  комсорг строго-настрого наказывал с иностранцами ни гу-гу.
Но однажды она поехала с делегацией на международный молодежный форум, где увидела Серджо. Ему было около тридцати против ее восемнадцати, он возглавлял свою группу, и в зале они оказались почти рядом. У Зои слегка закружилась голова. Внешне она умела себя держать, никогда не выказывать своих чувств, а потому стала еще недоступней и строже. Тот же обратил внимания на нее, потому что редкий мужчина не провожал Зою  взглядом. Что-то было в ней такое со школьной поры, когда она дралась с обидчиками, а после уроков пацаны стайкой провожали ее домой на некотором расстоянии, готовые заступиться, если кто-то попытается продолжить ристалище.
Да и в другой школе, в городе-спутнике на Дальнем Востоке, куда она приехала к сестре, ее приняли в класс с условием: драться с Танькой Банных, с самой оторвой… Нет, Зоя за волосы не таскала, а била кулаком в скулу, чтобы   падали сразу. Как научил брат. После этого охота с ней драться пропадала.  Первая любовь тоже случилась  там. Десятиклассник Лева Самишев, каждое утро приносил охапку цветущего багульника. Вечерами они гуляли по кругу вдоль домов, и он ей пел:
Поднялся рассвет по крышам,
Человек из дома вышел,
Поглядеть на мир поближе,
вышел с утра…

Ей было  немного стыдно. И у молвы оказались ноги, до смерти перепуганная сестра: мало ли что может случиться отослала Зою домой к матери от греха подальше. А Зоя с Юрой даже за руки не держались.
Мать у Зои была своеобразная женщина: мещаночка, любившая яркие наряды, кружева, парчу, велюр и бархат, шляпы и крупные бусы. И на каждом пальце у нее красовалось золотое кольцо. Давно одинокая, она никогда не оставалась одна, парочка вдовцов всегда были при ней. Они как верные кавалеры исполняли ее причуды и прихоти. Замуж она не хотела:  брезговала «портками», зато поехать за город на пикник, или в парке на траве раскинуть скатерть-самобранку – это было ее страстью. Каждую субботу они выходили, или выезжали на природу, чтобы красиво отдохнуть. К ним всегда цеплялись две-три пары, чтобы поиграть в карты, попить пивка, посплетничать и просто лишить себя пытки душным городом. И когда наступала суббота, мать набирала номер телефона одного из ветеранов войны, которым  продавали в ларьке при пивзаводе пиво, и игривым голоском спрашивала:
 - Костенька, в тебя найдется пять минут,  чтобы поговорить?
- Конечно, Анечка, - неслось довольное согласие  из телефонной трубки.
- Сходи, Костенька на пивзавод, купи три литра пива и пойдем в парк.
- Бегу, Анечка, бегу…

До восьмидесяти двух лет она красила волос в апельсиновый цвет, губы ярко-красной помадой, ногти малиновым лаком. У нее были «золотые» и «серебряные» босоножки, огромные шляпы с цветами на боку, и тросточка, вырезанная по ее заказу, подкрашенная разведенным кофе, и покрытая лаком.  На все это без юмора смотреть было невозможно, но такова ее природа. Сама Зоя пошла в мать в любви к шляпам и нарядам, к жемчугам и трем-пяти кольцам на пальцах.
С Серджо она встречалась год. Многие девчонки тогда выходили замуж и уезжали в Италию. И когда контракт у ее друга закончился, встал вопрос: что дальше делать? Он сделал предложение, сказал, что если не понравиться никогда не поздно вернуться. Она согласилась, хотя знала, насколько труден «развод по-итальнски». Пришло время собирать на выезд заграницу документы. Она написала матери, просила сделать необходимые запросы и выслать ей недостающие. Через неделю приехала сестра с известием, что мать лежит в больнице чуть ли не умирает, надо срочно выехать, хотя бы успеть попрощаться ней. Зоя рванулась с сестрой, не увольняясь, не забрав свои вещи, в надежде, что вернется.  Но все оказалось до банального просто: ее обманули.  Поставили на окна решетки, чтобы не сбежала, ее саму закрыли под ключ на месяц. Время было упущено, жених уехал, а она осталась в городе с дымными трубами, которые выбрасывали каждое утро газ, пахнувший кукурузой. Она потеряла интерес к жизни. Только Николай, настойчивый, красивый с развитой фигурой хоккеиста, стал вытаскивать из душевной летаргии, а когда сердце стало оттаивать, он нашел себе подружку. Такого Зоя   стерпеть не могла, когда в очередной раз Николай заявился с соперницей в парк, она подошла и влепила  «изменщику»  крепкую пощечину. Он захохотал, схватил ее в охапку и закричал:
- Зоя, Зоя, - это моя сестренка!
С тех пор они не расставались. Так прожили тринадцать лет, родили сына, уехали на заработки на Север. И вот она – беда, подкралась незаметно, как змея.
Как жить дальше, что сказать сыну? Как вести себя с друзьями, с коллегами? Нет, надо вернуться в тот проклятый дымный город, к матери, и начинать все с начала. Это ее хоть как-то успокоило.
Мать встретила Зою и Юрика недовольно, она привыкла жить для себя, а тут надо вместе лить слезы. Ее эгоизм за эти годы усилился, гости также приходили,  играли в карты, пили пиво, выходили в люди,  а Зоя, как черная туча все ломала.
- Вот, что, милая,  – сказала мать вскоре. – У меня ключи от квартиры Васи, он тоже уехал на Север. Так вот поселись в ней и живи как барыня. Никто тебя не выгонит, ты прописана, а до остального никому нет дела.
Зоя воспряла духом, потому что сама понимала, что  выбора у нее не оставалось.

2
Николай всю эту неделю живший как в бреду, увидев повесившегося отца, пришел в себя. Дурман быстро слетел. И пока  Надежда (так звали хозяйку) вызывала скорую и милицию, схватил чемодан и  почти бегом метнулся из дома. Мысли лихорадочно работали в голове: Зою видеть он не хотел, значит надо несколько дней пожить в гостинице, чтобы прийти в себя. Проходящее такси подобрало его на остановке, водитель увез на край в захудалую гостиницу Симферополя, там оказался свободным одноместный номер. Николай не раздумывая, снял его. Что это было? Что случилось с ним, никогда не позволявшим больших вольностей. Были флирты, но это не считается, редкие мужские забавы мужчин. А тут такое!
Он вспомнил, как в первый вечер без отца, Надежда пригласила его к ужину. Иринка, его сводная сестра, уехала с подружкой на море на несколько дней. Они как обычно выпили по бокалу вина, закусили, и вдруг по телу Николая разлился такой жар, такое желание, что сладить с ним было невозможно. Она, гибкая, манящая, пахнувшая полынью и мятой, подошла, обняла за голову, он в лихорадке подхватил ее, задыхаясь, унес в дом и бросил на диван.
Это был не секс, умопомрачение, все запреты, все шлюзы были сорваны, все шло с таким остервенением, с такой невероятной тягой и ненасытностью, что только утро слегка успокоило его. А она – доступная, нежная, зацелованная и истерзанная, все влекла и манила к себе. Сколько продолжалось это исступление, он не знал, потерял счет времени. Потом, опомнившись, в ужас не пришел, а все смотрел и смотрел на нее, потому что его естество еще бурлило.
Днем поехал к отцу, но тот, увидев его, сразу понял и просил не приходить, ссылаясь на множество процедур. Николай гулял по городу, сидел в парке, потом нашел заброшенную старую скамью, лег на нее и лежал. Ни раскаяния, ни сожаления в нем не было, было одно желание ночи, чтобы снова войти в опьянение от этой женщины. Так прошла неделя, должна была возвратиться Зоя, а он словно забыл о ней. А когда Надежда назвала его при всех мужем, ему хотелось кричать: да, муж! Муж!
Дурман не сходил, и отец, приехавший из больницы, и Зоя с ее корзинками – все было в тумане. Ничего не имело над ним власти, и никто. Он и сам себе не принадлежал. Только когда увидел повесившегося отца, дурман слетел мгновенно. Реальность обрушилась на него всей тяжестью содеянного грехопадения.
Он лежал несколько дней без еды, только заказывал горничной воду, пока не принял решение ехать домой. Зоя его не простит, да ее уже дома нет, она с сыном уехала к матери в Казахстан, надо пойти к Татьяне, которую все звали не то ворожеей, не то экстрасенсом. Потому что Николай понял, что в нем действовал любовный приворот, и если его не снять будет жить евнухом, и ни одна женщина ему не придется по нраву. Тяга, которую наложила Надежда не проходила, и только разум, на который Николай с трудом опирался, выводил его из морока. Будто было сделано насмерть. И это он хорошо понимал.
На девятый день он помянул отца рюмкой коньяка, сыром и колбасой. Каяться не стал, время не пришло для покаяния, да и не в чем было. Все, что произошло, было выше его сил, он попал в ловушку, из которой пока еще не выбрался. Надо срочно ехать домой, чтобы не рехнуться окончательно. В аэропорту взял билет на самолет и через несколько часов полета был в Нижневартовске.
Как он и думал, Зои не было. Чтобы не терять время Николай, бросив дорожную сумку, почти бегом припустил к Татьяне: только бы никуда не уехала! Но та была дома.
-  У тебя опасная болезнь, - сказала она вместо приветствия, - Если ты не научишься различать людей, погибнешь! Тут моей силы будет мало, поедем в деревню, там живет женщина, которая поможет. Мы с ней попробуем содрать с тебя накинутый панцирь, а уж если и она откажет, то беда тебе парень, пойдешь вслед отца.
Клавдия Ивановна прочитала его как книгу, ничего говорить было не нужно. Что она делала, призывая на помощь Татьяну, он не видел, морок с новой силой подступил к нему, хотелось бежать, ехать, лететь, обнимать и целовать ноги Надежды. Он уж было намерился встать со стула, как Татьяна окатила его холодной водой с ног до головы. Николая затрясло так, что он упал и стал биться на полу, будто в  падучей. Судороги сводили ноги и руки, его выворачивало и сворачивало в клубок, произошло мочеиспускание, изо рта шла пена. Женщины отошли в сторону и наблюдали, как уходит из Николая приворот. Клавдия добавила в другую воду отвар, та стала коричневой, будто торфяной, и окатила ею  Николая еще раз. Тот завыл, засучил ногами, запрыгал на спине и снова впал в припадок. Клавдия взяла молитвослов и стала читать молитвы, одну за другой, пока тело Николая корежилось на полу. В третий раз Татьяна вылила на него воду, разбавленную святой водой. Тело одержимого стало затихать, пока он не потянулся ногами и руками.
- Ну, кажется все, – перекрестилась Клавдия. – Потянулся, значит нечисть вышла.
Казалось, он спит, но нет, разбитый припадком, он отдыхал, и  тишина заполняла его до краев.
- Очухался, голубок, мы уж думали вместе с бесами отойдешь в преисподнюю. На-ка попей водицы, омой свои грешные нутряные, эта водица силу даст, окрепнешь маленько, потом переоденешься и поспишь чуток. Надо три дня у нас пожить, чтобы нечисть отогнать наверняка, самому живым остаться и других не потерять. На-ка надень мужнины штаны да рубашку, а это твое – сожжем в печке, пусть сгорает, да ее, твою ворожею, корчит.
Николай еле-еле поднялся, встал, как после долгой болезни впервые люди встают на ноги. Тело болело, кости ломило, но благость разлитая по телу не оставляла его. Хотелось спать, коснувшись подушки, уснул непробудным сном счастливый и свободный.
Три дня женщины приводили его в чувство, поили, отливали на воск, выкатывали тестом, заставляли повторить слова молитв на отогнание бесов, заставляли париться в бане, в которую Николай входил со страхом, помня, как подставил чурбачок под дверь Зои, и закрывал заслонку в печи. Его снова трясло, и снова женщины охаживали его вениками, брызгали и обливали водой, чтобы страхи и лихоманка ушли из его тела и воспоминаний, чтобы становился он здоровым, каким был раньше до одержания.
Не три дня, а месяц прожил он у Клавдии Ивановны, ходил с ее мужем Иваном на рыбалку, пил травяные отвары колол дрова, пилили с Иваном сушняк на растопку, собирали осенние грибы, помогал резать и нанизывать на нитки, вечером плели сети, чтобы в полноводье ловить рыбу в таежной речке. Клавдия щуку любила, котлеты делала с луком, грибами на объедение. Хорошо было Николаю, век бы тут жил, но отпуск кончался, надо было возвращаться. Разум его окреп, воля стала подчиняться, настроение наладилось, но как быть? Как быть с Зоей? Другой женщины рядом с собой он не представлял, к тому же сын, Юрик, подрастал, надо ему хвост крутить, стал задираться, на девчонок поглядывать. Чтобы ему в беду не попасть, в какую попал он сам. Но Зоя не простит, даже если все в голос будут убеждать, что он невольная жертва, разве это ее убедит? Надо пережить все, чтобы понять, а она – тьфу-тьфу, чистая и доверчивая была к нему. Всегда, даже когда он и не засуживал этого.
Впервые, в молодости,  он увидел Зою в парке, в окружении знакомых ему девчат. Он только что оставил хоккей, сборную, в которой играл до армии и после. Да и в армии, играл за Североморск. Подвело самое слабое место – колени, разрыв мениска поочередно на обеих ногах. Списан подчистую. Теперь думал, куда пойти работать благо профессию сварщика получил. За добросовестность и хорошие навыки  присвоили четвертый разряд, в это неплохо для начинающего.
Зоя отличалась от подруг: с виду неприступная и холодная, а в глазах уже горит эротический огонь. У него эта любовь была с первого взгляда, но   Зоя  близко не подпускала к себе. Только он появлялся, она уходила. Такого урока Николаю еще никто не преподавал. Битва была потрясающей около полугода, но Николай проигрывал. Но не таков  он был, чтобы его побеждали. Страстность закипала с новой силой:  девчонка, далеко не красавица, краля! Подумаешь?!.. Но ему нравилась ее ускользающая улыбка,  идеальный овал лица,  густые темные брови стрелами над зеленоватыми с серыми крапинками  продолговатыми глазами.
В девятнадцать лет  люди имеют очень смутное представление о себе, но не Зоя. Она знала себе цену: развитую не по годам уверенность в себе, одевалась с безукоризненным чувством стиля. Не нравился ей Николай и все тут.  Иногда дело до драки доходило до стычек, если он пытался применить силу, давала такой отпор, что другой близко не подошел бы в следующий раз.  Лед тронулся, когда он, плюнув на заигрывания, стал ходить на танцы с родной сестренкой Зойкой. Та вечно просилась в парк, он отрубал: маленькая еще! А тут изменил тактику – сестра стала его «подружкой».  И Зоя искренне поверила, что Николай, к вниманию которого она привыкла, нашел девушку, и в тайне стала переживать. Самолюбие и ревность делали дело. Ей было лестно, кода Николай с упорством ухаживал за ней.  Теперь же ее разбирало любопытство: кто эта неотступная девчонка? От скуки простыл след: лишь тогда Зоя поняла, что серьезно  увлечена Николаем.
 3
Наконец-то Зоя нашла приличную  работу на заводе. Этот завод был «город в городе»: имел свои магазины, столовые, ресторан, свою продуктовую базу. В отделе кадров вместе с ней заполняли анкеты трое выпускников киевского торгово-экономического института. Двое совсем молоденькие, а один постарше. «Этот будет моим мужем», –  пронеслось в голове. Зоя тут же отмела мысль, сравнив Николая и незнакомца. Николай – античный тип, с развитой мускулатурой, высокий, сильный, крепкий. А этот хиленький, худенький, щеки впали, лицо в морщинах. Очень уж аккуратный и подтянутый, вылитый европейский клерк. Она забыла о нем, как только вышли из офиса.
Квартира Василия  – просторная двушка, в центре города, с окнами на площадь и скверы. Магазины, парикмахерские, аптеки, банк – все в шаговой доступности. 
Глядя на Зою и соседи, и коллеги  видели в ней «нелюдимку» – так она себя поставила. А сама перед сном молилась: «Господи, спасибо тебе за все, но убереги меня от любви. Не приведи, Господи, полюбить кого-то, больше ни о чем тебя не прошу!» Опаленная Николаем Зоя страшилась любви и ухаживаний,  даже самых невинных.
Теперь у нее было больше свободы, со многими привычками, например, собирать гостей и накрывать праздничный стол, пришлось расстаться. Она рассудила просто:  кому интересно приходить, чтобы сопереживать ее горю? Действительно, только работа стала ее основным стимулом. Квартира Василия напоминала ей прежнюю жизнь, счастливую молодость по которой она все же тосковала.  Да, с прежними привычками было покончено, думала она, пусть  каждый живет своими заботами, домыслами и фантазиями на ее счет. Никому ничего она не расскажет, даже матери: в сегодняшнем мире люди не поймут, осудят. Да, она  оказалась сильнее и агрессивнее, чем от себя ожидала, но виной этому личный тяжелый опыт. К счастью, теперь можно в одиночестве все осмыслить…
Однажды, возвращаясь с работы, увидела у своего подъезда пожарную машину, весь подъезд был залит водой. К ужасу узнала, что сгорел коридор ее квартиры. Причину выясняли долго, а потом взяли объяснительную и уехали. Самой же Зое казалось, что ее жизнь как эта квартира, обгорела сама собой, беспричинно.  Со страху за ночь вымыла стены и потолки, закопченные дымом, во всей квартире. Но они остались рыжими, и теперь требовался капитальный ремонт. Хорошо, хоть сильно пострадал один коридор, там перестелили полы, провели новую проводку, заменили двери, оставалась лишь переклейка обоев.
   Как-то вечером  Зоя закончила сортировать продымленные вещи и вышла на улицу, в ларек под окнами, чтобы купить сигарет. С горя она выучилась курить. Впереди мужчина покупал газеты и журналы, обернувшись, он прерывистым голосом произнес:
 - Привет! Ты здесь живешь?
- Да, - узнала того парня, в котором угадала своего будущего мужа.
- Пригласи на чай, поговорим, расскажешь мне о городе…
- У меня ремонт, сгорела квартира…
- Ремонт? – будто обрадовался парень, –   я люблю ремонты. Хочешь, помогу?
Зоя в недоумении оглядывала его, не зная, что ответить. Тут вспышкой промелькнуло все, что хотелось выбросить из памяти: она желала повторить ошибку. А парень прицепился, не отогнать:
 -Не бойся, веди, показывай! Мне все равно делать нечего.
-Ну, идем…
Они поднялись на второй этаж, Зоя открыла двери:
- Проходи…
Парень прошел, осмотрелся, потом весело сообщил:
-  Да тут и делов-то на три дня, а ты боишься, Тебя как зовут?
- Зоя…
- А меня Александр…
До смерти вымотанная, она через минуту уже забыла его имя. Что ж, может быть в этом не будет ошибки, подумалось ей. А гость говорил что-то остроумное, сыпал и сыпал короткими комическими историями, а Зоя сидела, съежившись, краснела и не знала, как реагировать, потом неожиданно расслабилась и начала заливисто смеяться. После третьей чашки чая и двух сигарет, она дала понять, что праздник окончен. Гость засобирался, но напомнил:
- Завтра воскресенье, готовься поработать. Будем клеить обои, и красить потолки.
 - Так сразу?
 - А чего тянуть?
Наутро, время еще не дошло до восьми, в дверь уже звонили. Зоя накинула халат, воткнула ноги в тапки и, не причесавшись, кинулась к двери. В глазок увидела Александра и болезненно поморщилась, но открыла двери и юркнула в ванную, приглашая гостя располагаться так, как сможет.
Пока она после душа приводила себя в порядок: надевала штаны и футболку, причесывала волосы, подкрашивала губы и накладывала крем, думала о том, что очень уж странный этот парень…   
Когда вышла, обомлела: обои, связанные  электрическим проводом, лежали в углу, ведро с эмульсионной краской было раскрыто, кисти разных размеров аккуратно разложены на листах бумаги вдоль стены, а сам Александр в таком же ведре уже разводил клей для обоев. Обернувшись, он весело сказал:
 - Пока будем пить чай, клей набухнет, так ведь?
Глядя на все это испуганными глазами, она не знала, что ответить и как поступить.
-  Идем, ты умеешь заваривать чай?
-  Вот еще! Все как обычно…
- А давай не обычно. Я заварю тибетский, который придаст силы и настроения?
Она уже в уме подсчитывала: во сколько обойдется ремонт, свои  ресурсы и предстоящие расходы. После северной зарплаты она по тем меркам получала треть, приходилось во многом экономить, тщательно распределяя заработанные деньги по кучкам.
Александр тем временем достал из сумки два сорта  чая, сливки,  каких-то травок, попросил перца и соли, и сам заколдовал над  чайником, рассказывая, как готовить чай, и какая в нем польза. Он  переплетал рассказ шутками, смеялся сам и заставил-таки смеяться Зою. Чай оказался действительно вкусным, согревающим и бодрящим. Видимо он хотел, чтобы Зоя расслабилась. 
За окнами промозглый осенний день подходил к полудню, идущие люди кутались в теплые куртки и шапки. Зоя не любила ни осень, ни зиму, но научилась выносливости на Севере и золотому правилу: доверяй попутчику. Александр ни на секунду не позволил ей засомневаться в своих дружеских намерениях. Ни слова пошлости, все искренне, открыто, будто он подружка, которая  компенсирует разговорами холодность Зои.
Обед Александр также взял на себя. Он достал из сумки мешочек с картошкой и баночку приготовленной сельди. Хлеб у Зои  был в тему: бородинский с тмином.  Она  открыла шкафчик и достала бутылку с остатками  недопитого коньяка. Александр посмотрел, как показалось Зое, с сожалением. «Может ему подумалось, что я свое одиночество запиваю?» - в Зое вспыхнуло раздражение. Чтобы разом развеять домыслы, она резковато произнесла:
- Во всех приличных домах – коньяк непреложный атрибут.
- А кто против? Наоборот, удивился, что пьешь не одну минеральную воду.
Зоя хмыкнула. «Может быть, подумала она, он сам анонимный алкоголик?» Но за обедом он выпил лишь рюмку, весело закусил, поел с аппетитом и спросил:
- Так ты живешь вот так, одна?
Зое вновь захотелось нагрубить, и она едва сдержалась.  Зато ответила вопросом на вопрос:
- Так вот ты так и живешь один?
- Да, - запросто ответил Александр, -  пока не повезло с половинкой.
- Не нашел? Или обжегся?
- Обжегся и круто. Но это не тема. Пока ты моешь посуду, я пойду трудиться. Он помыл руки, вытер  полотенцем, осмотрел их критически, и вышел из кухни.
Зоя терялась в догадках: что ему надо, может денег запросит, сколько? Ладно, с этим справлюсь, а если нет? А что если скажет: давай, в койку!?  Ну, на этом обломается и дорогу забудет сюда. И вообще, заводилась она, кто он такой? Что надо от меня? Сплошные загадки. Когда вышла из кухни, Александр докрашивал потолок в спальне. Работал аккуратно и мастеровито. И обои клеил, как заправский мастер: разметил, сложил, намазал.   Зоя только помогала приклеивать их к стене. Он сам растягивал их тряпками, и уже к вечеру они приняли надлежащий вид.
- Все, - соскочил со стола Александр, - остальное завтра после работы, а теперь отдыхать. Давай еще по чайку, и я пошел, у меня еще есть дела…
- Может тебе заплатить? Скажи сразу, сколько?
- Странная ты…  Давай, ставить чайник,  и завтра, если сможешь, выбери люстру, чтобы сразу подцепить.

Когда смолкли его шаги, Зоино оцепенение спало: «Кто он? Эксцентрик? Псих? Алкоголик? Хочет казаться щедрым. Взял надо мной шефство, работает как машина. Сколько ему лет? Наверное, за тридцать, моложе меня, но какая разница? Мне за него замуж не выходить!»
Зазвенел звонок, она вздрогнула от резкого звука, а это сын приехал от бабушки. Оглядевшись, он присвистнул:
- Мать, ты сама все это сделала?
- Нет, мне помог товарищ. Завтра познакомлю…
- Смотри, мать, как бы он не …
- Иди, умывайся уж, и никаких «не»…
- Точно?..
- Точно…
- Ну тогда ладно… У нас с тобой отец есть, не забывай…
Зою качнуло, она едва удержалась на ногах, схватившись за косяк двери. Сын испугано, с подозрением посмотрел на нее:
 - Мам, все в порядке?..
- Да, сынок, кажется…

Как и обещал Александр, квартира за три дня полностью обновилась. Когда они пили коньяк в честь окончания работ, пришел сын. Они поздоровались за руку, представились, но Юра за стол не сел, сославшись на большое домашнее задание.
«Вот и первый конфликт, – подумала Зоя, – а ведь еще ни о чем не сказано и слова». И тут она неожиданно предложила:
- А давай я тебя с подругой познакомлю, шикарная, из хорошей семьи, тоже половинку свою ищет…
- А давай!.. – Согласился с ходу Александр, - чем, как  говорят, черт не шутит…
У Зои отлегло от сердца, вот и разрешился вопрос, Юра вмиг успокоится, да и я приду в себя.
- Давай в воскресенье. Я приглашу ее сюда, будет вполне прилично. И сын все увидит своими глазами, не будет дергаться и переживать…
-Хорошо… Прямо в десять утра. Приготовить поздний завтрак  подруга  поможет, посмотрим, какая хозяйка из нее выйдет. Может Юрик  с нами подсуетиться…
- Нет, Юра в субботу и воскресенье у бабушки – там во дворе хоккейная коробка. Они с товарищами собрали команду. Отцовская порода, тот тоже был хоккеистом.
- А ты давно одна?
- С лета, и давай помолчим об этом.
- Давай. Видно тоже крепко обожглась.
- Да, уж, крепче не бывает.
- Не хочешь рассказать?
- Такое не расскажешь…
- Да, я понимаю… Ну, я пошел, если что – до воскресенья. О сладком и о коньяке не беспокойся, я куплю.
«Фу», -  выдохнула Зоя, - «наконец, он ушел». Она устала за эти  три дня от  незваного гостя, слишком активный, все умеет, все знает, все хочет сделать сам. Не привыкла она к такому. Юра притих, конечно осуждает мать… Эх, знал бы он причину нашего побега и одиночества, может по другому себя повел, но как такое рассказать молодой, неокрепшей душе. Ведь не спросил: почему папа не приезжает, почему он не звонит и не пишет? Сын винит только мать: это она бросила отца.  Тут никакие доводы, кроме правды не подойдут, а правду Зоя ему никогда не скажет. Ни-ког-да.

В воскресенье, как уговорились, встретились около десяти утра. Валентина, давняя подружка юности, холостячка, ни разу не бывшая замужем, согласилась на знакомство сразу. И вот все в сборе, пошло-поехало знакомство.  Суета на кухне, накрытие стола и первые тосты за знакомство. Когда Зоя с подружкой вышли покурить, та прямо сказала, что этот странный тип наверняка аферист.
- Они все вначале уж больно мягко стелют, лгут. Я всегда их ненавидела за притворство. Нет уж, пусть катится ко всем чертям! Мне кажется он – еврей! Хотя настоящие евреи никогда не разводятся, безумно любят своих детей. Их них получаются хорошие мужья. Кто его знает?
- Так ты отказываешься с ним встречаться? Ведь у тебя самой нет настоящего дома, семьи, сколько можно по отелям шляться?
- Да, на вид-то он ничего: коротко стрижен, приличный костюм, не ругается матом… Я бы, не имея грустного опыта от такого взревела бы от восторга, но это может быть приколом, шуточкой, заманухой.
- А если и так, что с того, всегда можно дать либо газ, либо тормоз. зависит от ситуации, обстоятельств.
- Ладно, подруга, посмотрим, пусть все идет своим чередом… Так что  если выгорит знакомство, пойду на него не ради замужества – это исключено, ради партнерства. И квартирку твою  использовать буду время от времени для встреч.
 Зое ее предположение, что Алекс аферист не показалось безосновательным, хотя ничего особенного пока она не заметила, напротив: вежлив, услужлив, щедр. Но Валентина толк в мужчинах знает: все аферисты так начинают, пока покрепче не ухватятся за жертву. Валюха пожаловалась на усилившиеся головные боли и бессонницу, предположила, это от недостатка регулярного секса, жила-то с родителями, а охотников в тридцатник для женитьбы уже не находилось.
- Так что, ты не против, подруга?
- Что ж, здесь тебе есть чем заняться.  Не ты так другая, у него, уверена, найдутся женщины.
День пролетел незаметно, пара бутылок коньяка немного развязали языки. Зоя незаметно следила за гостями: Александр пошлости не допускал, а шутки были из старых баек, сыпал, чтоб рассмешить подружек ненавязчиво все в толк.
За окном смеркалось, Валентина засобиралась домой. Она обратилась к Александру:
 - Проводишь?.. – глаза ее смотрели весело, в них таились искорки смеха.
-  Конечно…
- Вот и лады…
Когда они ушли, на столе осталась гора немытой посуды. Зоя надела халат, повязалась фартуком и думала, что ситуация, кажется, складывается…
Но вскоре зазвонил дверной звонок, она глянула в глазок и увидела Алекса.
- В чем дело? Ты не проводил ее?
- Проводил, до автобуса. Я у тебя сумку оставил… Да вот она, висит на крючке. Не стану раздеваться, оставляю тебя с посудой, побегу, завтра на работу. Так что, пока!
- Пока… - только и смогла вымолвить Зоя.
Да, думала она, домывая последние чашки, ситуация сложилась необычная, а она не выносила недосказанностей и недомолвок. Ну, в конце концов – это их дело. Приехал Юра,  его руки были замерзшими, она быстренько засунула их под горячую воду.
- Ну, мам, я маленький да?  Сам разберусь, вот – перчатки мокрые. Представляешь, мы выиграли у тех, с другого двора, помнишь, я рассказывал?..
Она что-то припомнила, но события поледеней недели, как сквозняком выдули все интересы сына. Он становился взрослым, и  стал отдаляться от Зои, она это чувствовала, но думала, что вот-вот и все наладиться.
С  Валей она созвонилась уже на следующий день, та губки надула, но сообщила, что в пятницу у нее день рождения.  Она пригласила Александра, но так как не хотела представлять его своим родителям как друга, то просила  приехать с ним Зою. 
- Зоя, он точно аферюга, попомни мои слова! И будь с ним поосторожней…

Неделя прошла в работе и заботах, в пятницу позвонил Александр, напомнил о дне рождении Валентины. Она, честно сказать, забыла. Нехотя достала из запасов приличные духи, стала собираться. Одела новое платье, чтобы выглядеть хорошо: мать и отец Вали любили ее, не хотелось их разочаровать.

4

Александр встретил Зою на пороге квартиры, будто ждал, когда она выйдет. В руках держал коробку с тортом, в сумке, она странно топорщилась, видимо, лежал подарок. На первый взгляд Александр выглядел вполне прилично.  Дубленка, шарф, брюки, значит костюм, и вовсе не походил на аферюгу, как его окрестила Валентина.  Разве что немного уставшим: утомление выдавали глаза, чуть воспаленные, будто он не спал ночь.  Зоя заметила, что его руки, как всегда безукоризненно чистые, немного суетились, будто он не знал, куда их девать.
- Я не выношу незнакомой публики, тем более, смотрин, я люблю одиночество и спокойствие. Достаточно одного человека для общения, а тут… Если бы не вы, Зоя, я бы отказался. Вот такие дела.
- Да, уж. Валентина, конечно, не молоденькая девочка, но человек прекрасный, можно присмотреться поближе. Ведь мы с вами тоже знаем друг друга неделю? Не так ли?
 - Вы давно не встречались с подругой, у вас о ней впечатления детства, а сколько прошло лет?
- Более десяти…
- Ну вот, ну вот… Это все объясняет.
Зое хотелось спросить, что именно объясняет, но нужно было торопиться, ехать не близко, поэтому Александр взял такси.
Стол был уже накрыт, ожидали только их. Ужин был семейным: сестра Валентины Светлана с мужем, мать – Мария Григорьевна и Отец – Николай Григорьевич. Обменялись приветствиями, поцелуями, подарками и наконец, оказались за добротно накрытым столом.
Валентина выглядела сногсшибательно: огненно-рыжая, высока и худая, в кремовом платье с ниткой жемчуга на шее. Она считалась среди подруг «моделью», отмахивалась, но досады не выражала. Зато выражение достоинства на лице, будто ее лицо всегда отражалось в зеркале, всегда казалось каким-то глуповатым.  Но когда она  забывалась, то ее смело можно было назвать красавицей. Зоя, наблюдая за подругой, думала, что такое увидел в ней Александр, что заставило сделать нелестное замечание о ней. Нет, не заладилось, думала она, ни у нее, ни у него. Но тут подняли бокалы и произнесли первый тост за здоровье именинницы. И Зоя погрузилась в реальность.
После пятой или шестой рюмки наступила передышка, все наелись, выпили, пришел черед песен. Мария Григорьевна и Николай Григорьевич, обрусевшие украинцы, затянули украинские песни, и все давили на Александра, чтобы он подпевал: «Реве, та стогне Днипр широкый…» Но тот отговаривался, отшучивался, уходил покурить с мужем Светланы, но когда раскрасневшийся от воодушевления отец Вали, стал настаивать на своем, Александ понял, что ему не открутиться. Он попросил гитару, присел на кресло, перебрал пальцами струны и запел:
«Назови меня тихо по имени, ключевой водой напои меня…»
Компания затихла, слушая незнакомую песню, а когда тот закончил, требовали еще и еще. Так прошел вечер. Перед уходом Николай Григорьевич вдруг заговорил:
 - Ты, Александр, сразу видно хороший парень. Смотри, не обижай Зою. Мы Николая  хорошо знали, крепко любили, и Зою любим как свою дочь… Так что совет вам да любовь, как говориться, но если что я лично с тебя спрошу! Понял?
- Понял, Николай Григорьевич, все понял…
- Тогда я спокоен, все, идите с Богом!
Зоя с  Николаем  собрались, оделись, обулись, со всеми обнялись, простились и вышли за дверь…
Пока шли на остановку, молчали. Зою сковала мысль,  где она прокололась, дала повод, чем? И может быть отец Валентины прав? Нет, только не это.  Но Александр, выпив больше, чем обычно, решил не сдаваться:
- Зоя, а почему нет? Может, выйдешь за меня? Я серьезно, без тени шуток. Странно, другой человек расставил за меня акценты в наших отношениях. Я хочу на тебе жениться…
- Нет, Александр, нет. Боль еще настолько свежа, что я не могу думать о замужестве. Тем более я тебя не знаю совсем. Какой ты? Неделя встречи ничего не показывает, можно нутро спрятать за такт и вежливость. Нет, нет, я не выйду за тебя…
- Ну а встречаться нам можно, без претензий на большее, просто, как друзьям?
-  Встречаться, пожалуй, можно, Юрик привыкнет, не станет обижаться. Тут всего так много, столько препятствий, и внешних, и внутренних… Столько нужно преодолеть, чтобы вычистить из себя всю грязь… Нет, Александр, и еще раз нет.
- Ну, нет, так нет…
Он прищурился, взял Зою под руку и направился твердой походкой к остановке.
- Может, повезет с такси. Да, они, наверное, ошиблись, но их слова мне показались настолько убедительными, что я поверил: это говорит судьба…
Действительно, такси высадив пассажира, взяла их, и вскоре Зоя была дома, а Александр поехал дальше.
Зоя, принимая душ, под горячимы струями воды думала о том, что совершено, не знает Александра: кто он? Где работает, кем? Какова его семья, мать и отец, братья, живущие в Киеве. И что его задержит здесь, после того, как он отработает положенные три года? И вообще – это не вопрос, у Зои даже ничего не шевелиться в душе, кроме благодарности за его хорошее отношение к ней. Она ведь молила Бога не позволить ей влюбиться. Да никогда в жизни!   
Так прошло полгода. Теперь, когда Алекс приезжал, ему казалось, что его ждут. Он, видимо решил не сдаваться и в очередное воскресенье пришел продрогший до костей – на улице стоял январь.
- Как добраться до твоего дома, чтобы не превратиться в сосульку? Если бы не умел трястись – напрочь бы застыл! – смеялся с порога, доставая из сумки снедь...  – В одно время я даже зажмурился, так перехватило дыхание.
-  Конечно, такая лютость, что мост лопнул от мороза.
- Ну, да, из-за него остановился транспорт, ехал в объезд.
 - Позволишь, я приготовлю небольшой перекус?
- У меня плов,  еще горячий и маринованные огурцы.
- Это к счастью. Если вкусный, потом запишу рецепт.
Он как всегда нашел верный тон, чтобы не вызывать лишних эмоций.
- Итак, Зоя, - собрался с мыслями Александр, - уже не знаю, насколько мои слова покажутся тебе убедительными, в конечном счете, тебе решать. Нам,  приехавшим из Киева  молодым специалистам, дают жилье. Нам об  этом объявили. Если ты выйдешь за меня, я получу двухкомнатную квартиру, так как есть Юра. Если нет, то однушку в малосемейке.  У тебя нет и не будет квартиры – это факт. А так, если у нас ничего не выйдет, то через три года я вернусь в Киев, тебе останется квартира, а крыша над головой, сама знаешь, чего стоит в нашей жизни.
Зоя сидела, как каменная. Она понимала, что милосердная судьба делает ей предложение, от которого нельзя отказываться ни в коем случае. Второго шанса не будет. И если надо прыгнуть в омут с головой, надо прыгать, не раздумывая, забыть обо всем. У судьбы все идет своим чередом.  Но необходимо было развестись с мужем, и зарегистрировать брак с Александром. И сроку на все про все две недели. Но если судьба ведет, значит, найдется и выход из сложного положения,  шанс преодолеть препятствия. Все промелькнула в голове за доли секунд. Она посмотрела в глубокие глаза Александра и промолвила, будто сдавалась на милость судьбы:
-  Если это так, Александр, я готова выйти за тебя. Я выйду не за тебя, а за квартиру.  Надеюсь это понятно и без обид…
- И ты знаешь, как преодолеть препятствия?
- Если это судьба, то знаю.
Они поужинали, выпили коньяк, немного расслабились. Но Александра она отправила, потому что нужно было обдумать предстоящие действия. На следующий день она позвонила главному редактору областного телевидения Людмиле Мясниковой, с которой  была знакома с давних пор.
- Людмила Ивановна, Это Зоя Белоус, помните меня?
- Еще бы, не только помню, но хотела бы с вами увидеться.
- Встречно. Когда и где?
- А приходите-ка ко мне домой, посидим, поговорим, немного расслабимся.
- А можно я приду не одна?
- С кем?
- При встрече расскажу, но это не опасный, вполне приличный человек.
- А кто он, где и кем работает?
- Заместителем директора базы очень известного головного управления.
-  Да это же бог в наше время. Приходите, рада буду знакомству. Слышите, обязательно приходите!
-  Когда?
- Завтра в шестнадцать, живу на улице Виноградной, дом 65, квартира 6.
- Тогда до встречи!
       - Слышите, обязательно!
Назавтра была суббота. Зоя позвонила Александру,  предупредила, чтобы отложил все дела и был готов к встрече.

Все приготовления были совершены, конфеты, икра, сухая колбаска, коньяк. И ровно в шестнадцать они вошли в квартиру телевизионного «инквизитора». Мясниковая – маленького роста, с густым прокуренным голосом, миловидная, суровая, смешливая и веселая, встретила их приветливо.  Роскошество принесенных вкусностей сразило ее наповал.
- Ну, каким ветром вы ко мне?
-  Людмила Ивановна, у вас есть знакомые в ЗАГСе?
- Еще бы! Сама заведующая, а в чем, собственно дело?
- Мне нужно срочно развестись, а нам, - она кивнула на Александра, - срочно зарегистрироваться!
- Так, так! Причина такой спешки уважительная?
-  Серьезнее не бывает!
- Ну, хорошо, я позвоню Надежде Ивановне, познакомлю с ней, и замолвлю словечко! Подождите минутку.
Она сняла трубку телефона и на память набрала номер.
- Надежда Ивановна? Здравствуйте. Узнали? Так точно. У меня к вам дело, безотлагательное. Нужна ваша помощь. В чем? Помочь моим добрым друзьям соединиться в браке, но срочно. Что? Ну, так сложились обстоятельства, буду вам очень обязана. Когда? Завтра у вас дома? Диктуйте адрес.
Она достала телефонную книгу и на обложке записала.
Зоя очень тяготилась возникшими обстоятельствами, но когда она построит свой очаг? Когда не будет висеть над головой дамоклов меч бездомной? Пусть позже, когда они расстанутся, будет больно, но уже не настолько как сейчас, потому что она не позволит себе привязаться к  Александру,  и не станет, как сейчас сухой безжизненной землей. Нет, она сильная и цельная натура, пусть это выглядит торговлей, ей все равно, зато крыша над головой навсегда, на все времена, и это не так ужасно, не так плохо! Много позже мы расстанемся: Александр никогда не сменяет Киев на провинциальный город в тмутаракани, и пусть мозг будет ясным, не туманится предчувствиями разлуки уже сейчас. Когда нет привязанности, то нет жестокой ревности,  подозрительности,  не будет нервозности и грубости.  Фрагменты прошлого складывали коллаж настоящего, и Зоя понимала, что это глупости. Понимала, что картинки эти связаны с горькими воспоминаниями ее обожженной души.
- Ждите, они завтра подойдет. Передавайте привет Юре. И вам того же, буду очень, очень обязана!
Александр смотрел на Зою своим глубоким пытливым взглядом, словно прошивал насквозь. Ни тени эмоций не было на его лице, просто серьезное и спокойное выражение.  Главное – пройти этот этап, а там как карта ляжет…
И верно, через две недели все исполнилось, как в кино. Стоило это нескольких килограммов колбасы, баночек икры и остальной дефицитной  еды, вплоть до лимонов и коньяку. И 24 января 1986 года, ровно через две недели, состоялось бракосочетание Зои и Александра. Она стала женой, и ровно через три недели они въехали в новую двушку, с окнами на сквер, в котором оголтело орали вороны.
Для сына это новость была большим потрясением, и он на какое-то время уехал жить к бабушке. И объяснить ему причины ее замужества было невозможно. В нем возникла тихая ненависть к  Зое и Александру. В четырнадцать лет для него матери для него не стало. Он написал отцу, чтобы на весенних каникулах тот приехал и забрал к себе. Пришла весна, отец приехал.
Зоя встретилась с Николаем у матери,  проговорили около часа. Он всматривался в Зою, изменившуюся, обозленную, агрессивную. И первыми словами был вопрос:
- Зоя, ну я дурак, ты-то умница. Зачем ты это сделала, зачем вышла замуж? Неужели все было у нас окончательно и бесповоротно разорвано?
- А ты как думаешь? Ты вырвал мое сердце, и теперь у меня его нет. Вообще нет, понимаешь? Все кончено, пришло новое время жить, как уж выйдет.
- Я заберу сына, пусть поживет у меня, может что-то поймет, потом вернется к тебе. Все равно ты его не удержишь, отпусти с миром.
Зоя это понимала, надо дать сыну повзрослеть, потом будет разговор, а пока пусть едет с миром, оставит ее одну в таком водовороте, в каком мало кто из людей побывал. Жизнь, судьба словно диктовала ей свою волю: отпусти сына. До поры.
- Пусть едет, ты ему сейчас нужнее, как отец, как более сильный человек, чем я. Только держи его в узде, не давай поблажек, сейчас возраст самый сложный. Пусть едет, с Богом.
И сын уехал, туда, где родная школа, друзья,  атмосфера привычной жизни. А у Зои сердца не было, оно молчало. Надо было строить новую жизнь, ту, которую ей даровала судьба. И что эта жизнь сулила, Зоя не знала.
(Продолжение следует)