Глава 9

Весь вечер и почти половину ночи я рассказывал сослуживцам о своих приключениях, а сам, как это ни странно, мечтал попасть дежурить в ночную смену, чтобы, когда на КП останутся только дежурные, зайти к знакомым ребятам на "телефонку" и позвонить Полине.
На следующее утро, когда наша рота только вернулась из столовой с завтрака, меня вызвал к себе командир роты.
- Ну что, отдохнул? Теперь будешь пахать за двоих, - такими словами встретил меня старший лейтенант Майоров, когда я зашел в канцелярию роты. Не знаю, хотел ли он меня напугать этими словами или просто пошутил. Мы и до моей поездки в училище служили за себя и за "того парня", ввиду постоянной нехватки личного состава.
Кстати, я очень удивился, узнав, что Майоров все еще в части и продолжает временно исполнять обязанности командира роты. Он должен был, где-то через неделю после меня, ехать поступать в Военную академию войск связи. В ответ на мой вопрос старлей негромко, но матерно выругался. Оказалось, что кто-то где-то что-то не так посчитал и нашему врио не хватило полгода выслуги для поступления в академию. Вот такие дела. А меня он вызвал, потому что некому было заступать на дежурство начальником смены радиобюро. Две должности начальников смены в штатном расписании роты были вакантны. Еще один прапорщик забухал и уже неделю не появлялся на службе. Ему грозила гарнизонная гауптвахта и увольнение из армии без льгот, ради которых народ и шел в прапорщики. Оставался еще один прапорщик, но он как раз отдежурил сутки и должен был быть кем-то сменён. Из военнослужащих срочной службы допуск к дежурству в качестве начальника смены имели только я и мой друг Николай. Но тот вчера заступил в наряд дежурным по роте, так что мое возвращение в часть было как нельзя кстати. Ну а мне даже лучше было заступить сразу на сутки и не рассказывать всем любопытствующим, что и как там было в Ленинграде и почему я вернулся. Потому быстренько перекурив, я спустился на КП и, проверив качество связи в радиосетях, исправность аппаратуры, соответствие штатному расписанию радиотелеграфистов на всех БП и наличие секретной документации, расписался в журнале приема - сдачи дежурств и доложил дежурному по связи, который на эти сутки становился моим непосредственным начальником, что дежурство принял. После этого я поспешил на плац, где каждое утро командир корпуса проводил развод на боевое дежурство. Там выстраивалась вся дежурная смена КП во главе с оперативным дежурным корпуса. Командир корпуса зачитывал приказ, который начинался так:
- На защиту воздушных рубежей нашей Родины - Союза Советских Социалистический Республик заступить дежурной смене в составе... - затем шли звания и фамилии оперативного дежурного, трех его помощников, отвечающих за зенитно-ракетные подразделения, дежурные эскадрильи истребительной авиации и радиолокационные подразделения. А про нас в приказе была фраза:
- Дежурной смене 211 узла связи заступить на дежурство согласно боевого расчета.
Точно так же в приказе было сказано и о дежурных сменах других подразделений КП. Казалось бы, ничего особенного, обыкновенные по сути слова... Но те, кто был упомянут в этом приказе, целые сутки несли ответственность "по законам военного времени". Такова была особенность службы в войсках ПВО.
После развода все разошлись по своим БП. Я тоже занял свое место за столом начальника смены радиобюро. На столе мигало множество разноцветных лампочек, которые показывали наличие связи в той или иной сети. Стоило связи прерваться, лампочка тухла и раздавался тревожный сигнал. Сразу было видно, с какой сетью ЧП. Но такое было крайне редко.
По прямой громкоговорящей связи я связался с начальниками смен передающего и приемного радиоцентров, у них тоже все было в порядке. Затем, как и было положено по инструкции, я доложил дежурному по радиосвязи, что у нас все в порядке и, оставив за себя старшего дежурной смены, пошел обходить БП. Везде все было нормально, даже "молодые" еще не клевали носами, в сон их начинало клонить где-то к середине дежурства. Еще не так давно я все это испытал лично. Поздоровавшись со знакомыми ребятами из других подразделений и вкратце рассказав им о своих приключениях, я вернулся на свое место.
Дежурство шло без происшествий. Утренняя смена сменилась дневной. Подошло мое время идти обедать. Я вышел на поверхность и пошел к столовой, где для меня был оставлен обед. Распорядок дня был составлен так, что начальники смен на обед, ужин и завтрак ходили по личному графику. Возле дверей столовой я встретил лейтенанта Азизова, который в это время за что-то "вставлял клизму" прапорщику, дежурному по столовой. Увидев меня, лейтенант послал прапора нести службу дальше и подошёл ко мне. Мы с ним по-дружески поздоровались и вместе вошли в столовую. Получив обед, я уселся за стол, а начальник продовольственной службы со стаканом холодного компота устроился напротив. Пришлось мне и ему выкладывать все, что было со мной в Ленинграде.
Выслушав мой рассказ, Азизов поставил на стол недопитый компот и сказал: "А я знал, что ты вернешься. Ладно, мне надо к заму по тылу зайти, еще поговорим, " - и вышел из столовой, а я, "закончив прием пищи", пошел в курилку, где с удовольствием закурил послеобеденную сигарету.
Увидев меня через окно каптерки, в курилку зашел наш каптер Леха Кириллов. Высокий донской казак с непослушным казацким чубом и с почти двумя метрами роста. Не успев закурить, Леха стал допытываться, звонил ли я уже Полине или нет. Услышав вечером о том, что я в поезде познакомился с девушками, каптер заявил, что я должен его с кем-нибудь из них познакомить. В принципе, я был не против: мы с Лехой были одного призыва, да и человек он был неплохой, к тому же очень веселый. Объяснив, что звонить я буду вечером, когда начальство разойдется по домам, я вышел из курилки и пошел "нести службу" дальше.
Мне и самому очень хотелось позвонить Полине, но я... боялся. А вдруг она не захочет со мной разговаривать, ведь познакомилась она с "будущим офицером", или в Ленинграде она с кем-нибудь познакомилась, и у них "все серьезно".
Вот такими мыслями была забита моя голова. Дежурство шло своим чередом: дневную смену сменила ночная, начальство разъехалось по домам, на КП и узле связи остались только дежурные смены. Предупредив старшего смены, где меня искать, я пошел к знакомым ребятам на "телефонку". Там тоже остался только начальник смены, парень из моего призыва, и дежурный механик из "молодых бойцов". Объяснив "телефонному коллеге" ситуацию, попросил его дать мне возможность позвонить по городскому телефону. Коллега взял стоящий на столе, но никуда не подключенный телефонный аппарат и прошел куда-то за стойки с телефонной аппаратурой. Через пару минут он позвал туда и меня. Там стояла табуретка, а на ней подключенный "крокодильчиками" к каким-то клеммам телефонный аппарат.
- Садись и звони, только с аппаратом аккуратней, не оборви клеммы - связь пропадет.
Я взял телефон в руки, уселся на табуретку, достал из кармана гимнастерки записную книжку, в ней нашел телефонный номер Полины, глубоко вздохнул и вдруг "завис", как тогда в поезде, когда в первый раз увидел девушку. Но мой ступор быстро прошел.
- В конце концов, да будь что будет! - сказал я себе и набрал номер.
Послышались гудки вызова, и после нескольких гудков трубку сняли.
- Алло! - услышал я в трубке мужской голос.
Первое мое желание было положить трубку и никогда больше не звонить по этому номеру. Но, секунду подумав, я все же проговорил как можно вежливей:
- Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, а Полину можно пригласить к телефону?
- Щас, - сказали мне в ответ. Было слышно, как трубку положили рядом с аппаратом и молодой, почти мальчишеский голос закричал:
- Сеструха, тут тебя какой-то парень спрашивает.
Прошло еще несколько томительных мгновений, и я услышал в трубке знакомый милый голос:
- Я слушаю.
- Привет, Полина, - только и успел я проговорить...
- Виктор, ты? - взорвалась от Полининого крика трубка. Вот что значит музыкальный слух, она сразу узнала меня по голосу.
- А ты где? В Челябинске? Немедленно собирайся и приезжай к нам. Мы с Олей и Галей как раз нашу поездку вспоминаем,  - не давая мне и слова вставить, затараторила Полина.
Кое-как мне удалось все же произнести пару слов и объяснить девушке, что я на дежурстве, да и вообще в армии и что сегодня нам никак не увидеться. Полина очень расстроилась, но пришлось смириться. Галя с Олей стали расспрашивать про Олега и Володю.
Я рассказал им, что после расставания по приезде в Ленинград мы больше не встречались. Девушки немного расстроились, но я быстренько их успокоил, пообещав познакомить с моими друзьями, которые служат вместе со мной в Челябинске. В эту минуту я думал о каптере Лехе и… вы правы, лейтенанте Азизове.
Вдоволь наговорившись с Полиной, пообещав ей звонить каждое дежурство , от души поблагодарив телефонного коллегу, я ушел к себе. Настроение было "выше крыши". Я решил поделиться радостью с Лехой. Сняв телефонную трубку, я попросил телефонистку соединить меня с дежурным по нашей роте. Телефон находился на тумбочке дневального, который ответил ровно через секунду после звонка. Время было уже после отбоя, многие уже спали, но я-то знал, что в это время Леха Кириллов переписывает своим каллиграфическим почерком конспект по политзанятиям старшему лейтенанту Майорову. Салага-дневальный пытался отнекиваться, но я ему пообещал "ночь на очках", и через минуту в трубке раздался голос каптера:
- Какого хрена? Я уже спать ложился!
- Леха, не гундось! Я дозвонился, все отлично, и для тебя подруга тоже есть!
- Твою ж налево! - услышал я в трубке дикий крик Лехи, а через мгновение Леха от избытка чувств заорал совсем как я тем утром в вагоне поезда:
- Взвод! Подъем!
От наплыва чувств каптер решил устроить ночную пробежку учебному взводу. А замкомвзвода не мог ничего поделать, так как был на призыв младше Лехи и сам еще ходил в "молодых".
Пока Леха неистовствовал в роте, мне нужно было продолжать дежурство. Ничего сложного в этом не было, просто нужно было досконально знать и выполнять все обязанности начальника смены.
Сложно было только на первых дежурствах, а потом все становилось на свои места. Вот и сейчас, действуя почти автоматически, я вовремя поменял позывные во всех сетях. Это делалось каждые сутки в двадцать четыре часа по Москве. Для этого были две специальные книги с грифом "совершенно секретно", которые хранились в сейфе дежурного по связи. Начальникам смены эти книги выдавались раз в сутки под роспись. Не буду рассказывать, как нужно было ими пользоваться. Это было довольно просто, но занимало часа полтора времени.
Также в полночь по Москве во всех сетях устанавливалась связь по новым позывным и на новых частотах, но частоты меняли начальники смен приемного и передающего радиоцентров. Установив устойчивую связь со всеми корреспондентами радиосетей, я доложил об этом дежурному по связи. А в это время помощники оперативного дежурного готовили сообщения для тех подразделений корпуса, за которые они отвечали. Затем эти сообщения попадали шифровальщикам, и сразу после полуночи шифровки ложились мне на стол, а я уже раздавал их радиотелеграфистам для передачи корреспондентам. На местах эти сообщения расшифровывали, писали ответ и, зашифровав его, передавали нам. Радиограммы оказывались у меня, я отдавал их шифровальщикам, а те - помощникам оперативного дежурного. Норматив прохождения радиограмм туда и обратно составлял десять минут. Обычно в норматив мы всегда укладывались.
Так было и в это мое дежурство, хотя мои мысли были очень далеки и от шифрограмм, и от нормативов. Я все время думал, как побыстрее встретиться с Полиной. Увольнение в ближайшее время мне не светило. У нас в части легче было получить отпуск на десять суток, не считая дороги, чем увольнение на один день. За все время службы я был в увольнении пять раз. Причем один раз еще в Свердловске, когда ко мне в учебку приезжал отец. Два раза мне давали увольнительные для посещения госпиталя: один раз - удалять зуб, а второй - проходить медкомиссию перед поступлением в училище. И два были настоящими увольнениями в город, но о них я расскажу позже.
За всеми этими хлопотами подошло мое время идти отдыхать. По инструкции оперативный дежурный, его помощники, дежурный по связи, дежурный по радиосвязи, все кто заступал на дежурство на сутки, отдыхали по четыре часа, подменяя друг друга на это время.
У нас на узле связи было так: с десяти до двух часов ночи отдыхали дежурный по радиосвязи (в это время на меня переходила часть его обязанностей) и начальники смен телеграфного и телефонного отделений. А с двух часов ночи шли отдыхать дежурный по связи и я. Для отдыха офицеров и прапорщиков было оборудовано специальное помещение в одной из казарм, с отдельным входом в него. Я же просто шел отдыхать в свою казарму и на свою койку. Причем дежурный и дневальные по роте должны были знать, где моя койка находится, чтобы по первому вызову с КП в случае ЧП сразу же меня разбудить. На время моего отдыха часть моих обязанностей исполнял старший ночной смены радиобюро.
Получив от дежурного по радиосвязи разрешение идти отдыхать, я отправился в казарму, хотя сна не было ни в одном глазу.
В казарме меня поджидал так и не уснувший каптер Леха. Мы зашли с ним в курилку, и, угостив меня сигаретой "Наша марка" производства ростовской табачной фабрики, донской казак засыпал меня вопросами о внешности Полининых подружек.
После подробного описания я спросил Леху, как он думает устроить нашу встречу с девушками? Оказалось, что Леха тоже над этим ломал себе голову, но пока ничего конкретного не придумал. Но он надеялся, что сможет уговорить врио командира роты Майорова отпустить нас вместе в увольнение, недаром Леха по ночам писал за него все конспекты своим каллиграфическим почерком. Но это могло сработать один раз. А как встречаться дальше? Тогда я спросил Лешку, как он относится к лейтенанту Азизову?
Оказалось, что Леха уже успел даже кое-что провернуть с начальником нашей продовольственной службы, причем к их полному удовольствию. Леху смущало только то, что Азизов - офицер, а меня это обстоятельство, наоборот, радовало. Да и девушек было три.
Да, забыл сказать, что Леха, как и я, успел до армии закончить техникум. Так что по возрасту мы были старше даже "стариков" нашей части, а вот с лейтенантом Азизовым - почти одногодками.
Решив, что днем постараемся встретиться с ним и попробуем обсудить вопрос нашего общего увольнения, мы с Лехой отправились спать.
Утром я сдал дежурство, позавтракал в столовой и, как всегда делал после "приема пищи", оккупировал нашу ротную курилку.
   Хочу пояснить, дорогие мои читатели, что кавычками я выделял и далее буду выделять слова и фразы, которые слово в слово копирую из воинских уставов.
Ночная смена уже ушла на занятия, а у сменившегося с суточного дежурства была еще одна привилегия. Сменившиеся с ночной смены "военнослужащие срочной службы" после завтрака не сразу шли спать. Им полагалось еще два часа провести на политзанятиях и занятиях по другим воинским дисциплинам. Отдежуривший же целые сутки мог идти спать сразу после завтрака и отдыхать до обеда. Обычно я так и поступал, к тому же в этот день вечером я заступал в наряд дежурным по роте, а это снова почти сутки без сна.
Но сегодня мне было не до этого. Да и в училище, без нарядов, дежурств и тревог, я отоспался на пару месяцев вперед.
Докурив, я пошел на продовольственный склад в надежде найти там Азизова и поговорить с ним на волнующую нас с каптером тему.
Но прапорщик, начальник склада, сказал, что тот с утра уехал в Челябинск что-то выбивать на армейских складах, а после обеда будет отдыхать, так как вечером ему заступать в наряд дежурным по части. Такой расклад меня полностью устраивал, времени для разговора у нас будет много. Заглянув по дороге в каптерку и рассказав Лехе последние новости, со спокойной совестью отправился спать. Едва я коснулся головой подушки, как сработал приобретённый за месяцы службы рефлекс: я сразу же уснул глубоким, но чутким сном и уже не слышал, как пришла с занятий ночная смена и тоже легла спать.
Перед обедом, по команде дежурного по роте: "Смена, подъем!", мы проснулись, построились и пошли на обед. После обеда дневная смена отправилась на дежурство. В казарме остались только заступающие в наряд и учебный взвод. Двое салаг из этого взвода заступали в наряд вместе со мной дневальными. Оставив их готовиться к наряду, замкомвзвода, а попросту "замок", увел взвод на занятия в учебный класс, оборудованный аппаратурой для приема и передачи сигналов азбуки Морзе.
Отдав салажатам указания помыться, побриться, подшить свежий подворотничок, начистить сапоги и пряжки от ремней так, чтобы они на разводе блестели, как у кота некоторые интимные места, я отправился в Ленинскую комнату почитать свежие газеты. Можно было, конечно, еще на пару часиков залечь спать, но заступающие в наряд в нашей роте этого почему-то не делали. Причем появилась эта традиция очень давно.  Спала после обеда только пришедшая с занятий дежурная смена, которая вечером заступала дежурить на всю ночь.
Там, в Ленинской комнате, меня и разыскал Леха. Каптер все никак не мог решить, с кем из девушек ему бы хотелось закрутить роман, с Олей или Галей. А мои доводы типа "увидишь - поймешь" на Леху не действовали. Когда он в десятый раз попросил меня рассказать о внешности девушек, то был послан мной к такой-то матери к себе в каптерку, а я ушел в курилку успокаивать нервы сигаретами под названием "Южноуральские". Такие сигареты я курил только в Челябинске, их производила местная табачная фабрика. Сигареты были настолько крепкие, что, как мы шутили, их нужно было продавать не в магазине, а в аптеке как противозачаточные средства. Стоило выкурить одну сигарету, и неделю тебе уже ничего не хотелось!
Но каптер вместо того, чтобы идти по указанному адресу, увязался со мной в курилку. Теперь ему вновь приспичило поговорить о том, как бы нам побыстрее устроить встречу. Пообещав ему в сотый раз, что ночью переговорю с Азизовым, а потом уже будем решать, что делать, я отправился в бытовку подшивать свежий подворотничок. На разводе нужно было быть чистым и опрятным.
Без пяти минут в четыре часа дня я со своими дневальными уже стоял на плацу части, где выстроились все заступающие в суточный наряд. На развод не ходили только дежурный по столовой и кухонный наряд. По уставу они просто менялись в помещении столовой с последующим докладом "заместителю командира части по тылу или лицу его замещающему".
Развод обычно проводил сам заступающий дежурным по части офицер. Тогда "развод суточного наряда" обычно ограничивался проверкой внешнего вида и осмотром оружия у заступающих в караул. Иногда на разводе присутствовал начальник штаба или сам начальник узла связи. Они могли спросить у заступающих в караул обязанности часового, а у начальника караула - "расписание постов", но такое случалось крайне редко.
Сегодня развод проводил лейтенант Азизов сам и уложился в пять минут, проверив внешний вид у заступающих в наряд по штабу и по КПП. После его команды "По местам несения службы шагом марш!"  я с дневальными отправился в казарму нашей роты. Но перед этим подошел к лейтенанту и сказал, что у меня к нему есть серьезный разговор.
- Ты что, уже залететь успел? - удивился Азизов.
- Никак нет, товарищ лейтенант, разговор на личную тему, - ответил я.
Договорившись, что после отбоя лейтенант зайдет к нам в роту, мы разошлись.
Я принимал наряд у Николая. Мы с ним уже давно договорились, что принимаем наряд друг у друга без всяких придирок. Проверяли только наличие и соответствие номерам карабинов в оружейке, наличие и целостность печатей и пломб на ящиках с патронами и гранатами. Из порядка в казарме проверяли только, как начищены краны в умывальниках. Обычно за час до сдачи наряда один из дневальных до блеска начищал все краны.
На этот раз все шло своим чередом. Пройдясь по казарме, проверив все ли лампочки горят при включении, мы с Николаем сходили в курилку, перекурили, затем, расписавшись в журнале приема и сдачи дежурств по роте, прошли в канцелярию и доложили нашему ротному старлею Майорову, что Николай наряд сдал, а я дежурство по роте принял и замечаний не имею. Вышли из канцелярии. Николай отправился по своим делам, до ужина он был свободен, а после ужина заступал на дежурство с ночной сменой. Несколько человек из ночной смены дежурили не всю ночь, а, как у нас называлось, "до полуночи" и "с полуночи". Дежурство делилось на две части по четыре часа. Обычно сменившиеся из наряда заступали на дежурство в первую половину ночи. В полночь по Москве их меняли. После четырех часов сна, они снова заступали на дежурство с утренней сменой. Николай на следующее утро заступал на дежурство начальником смены на целые сутки.
Вы можете меня спросить, почему я собирался на свидание к девушкам с каптером Лехой, а не с лучшим другом и земляком Николаем, с которым вместе был с самого призывного пункта в Кишиневе. Для этого были две причины. Во-первых, нас с Николаем никогда бы не отпустили в увольнение вдвоем, так как мы почти каждый день меняли друг друга на суточных дежурствах или в нарядах. И поменять это расписание было невозможно из-за чертовой нехватки личного состава, допусков к несению боевого дежурства и секретным документам. У нас с Николаем все эти допуски были. Но была еще одна, самая главная причина, по которой Николай отказался знакомиться с Полиной и ее подружками. Но об этой причине я расскажу, когда подойдет время.
У дежурного по роте свободного времени почти не бывает. Если у тебя есть опыт, то все идет как бы само собой, как и должно быть. У меня такой опыт был, и особо напрягаться мне не приходилось. Я проследил за тем, чтобы никто из роты не остался без ужина, чтобы личный состав вовремя зашел в Ленинскую комнату для просмотра программы "Время", затем вышел на вечернюю прогулку. Дальше шла вечерняя поверка, которую обычно проводил ответственный по роте в этот день офицер или прапорщик. После поверки шла команда "Пять минут отбой!". Подразумевалось, что за эти пять минут не успевшие сходят в туалет перед сном. Но все в основном шли в курилку выкурить последнюю перед сном сигарету. Затем ровно в двадцать два часа по местному времени звучала команда "Рота, отбой!" Поверьте, в армии это была одна из любимейших команд.
После того как весь личный состав улегся в свои койки, у меня тоже появилось время перекурить. Я ушел в курилку. Туда же через минуту приперся неугомонный каптер. Ему по личному распоряжению командира роты после отбоя разрешалось находиться в каптерке или в канцелярии роты, где он и писал или, вернее, переписывал с накаляканного командиром роты черновика конспект занятий. Оказалось, что Леха проявил бурную деятельность для того, чтобы наш разговор с дежурным по части прошел как можно результативнее. Леха сбегал на кухню, где выпросил у дежурного электрический чайник и целую пачку цейлонского чая "Три слона". Этот чай заваривали только для старших офицеров дежурной смены по субботам и воскресеньям, когда была закрыта на выходные специальная офицерская столовая. Нас же поили исключительно чаем номер 36. Помните такой? Правда, на склад его привозили не в пачках, а целыми мешками. Также каптер купил в военторге полкилограмма пряников и пачку шахматного печенья. Ну уж очень не терпелось донскому казаку Лехе познакомиться с девушками.
Я, перекурив, отправился на КПП, где находился в тот момент дежурный по части, и доложил, что в роте происшествий нет, личный состав находится там-то и там-то, незаконно отсутствующих, то есть самовольщиков, нет.
Сказав, что через час зайдет к нам в роту, Азизов отпустил меня.
 Я вернулся в роту, где у входа топтался, поджидая меня, Лёха.
 - Через час придет, - сказал я ему и пошел давать указания дневальным по уборке помещения казармы.
Пока я был занят с дневальными, Леха "накрывал стол" в канцелярии роты. Он вскипятил чайник и в отдельной кружке заварил крепкий чай. Выложил на позаимствованную в столовой тарелку печенье и пряники, затем, немного подумав, достал из заначки банку вишневого варенья, которое ему прислали родители. Оглядев плоды своего труда, Леха пошел дальше нервничать в курилку, где я к нему и присоединился, раздав ЦУ дневальным. Там, в курилке, нас и увидел направляющийся в нашу казарму дежурный по части лейтенант. Присев на скамейку, он закурил и, хитро глядя на нас, спросил:
- В самоволку хотите?
Мы с Лехой даже опешили от его вопроса. Среди множества вариантов встречи с девушками самоволки и близко не было, да и не могло быть. Во-первых, ночью не на чем было добраться до Челябинска. И даже если бы мы смогли решить этот вопрос, то все равно никак бы не успевали до подъема вернуться в часть. А это залет, после которого мы могли бы до самого дембеля забыть об увольнениях, да и сам бы дембель передвинулся с мая на июль в лучшем случае. Поэтому, не сговариваясь, мы с каптером в один голос ответили:
- Никак нет, товарищ лейтенант!
- Ладно, пойдемте в роту, посмотрим. как у вас там дела, а потом поговорим. Кстати, а ты почему до сих пор не отбился? - спросил Азизов у Лехи.
- А я с ним, - указав на меня глазами, ответил каптер.
- Что с ним? Вы вдвоем по роте дежурите? - засмеялся лейтенант.
- Да нет, с Вами поговорить тоже хочу, - немного смешавшись, ответил Леха.
Войдя в роту, я шепнул каптеру, чтобы он шел в канцелярию, а мы с дежурным по части направились в спальные отсеки.
Никаких "воинских" праздников сегодня не было, и личный состав мирно спал, некоторые бойцы даже похрапывали во сне, но негромко. Дело в том, что "любителей" громкого храпа очень быстро отучали от этой вредной привычки, мешающей спать остальным. Стоило кому-то громко захрапеть, как первый же проснувшийся от его храпа старослужащий запускал в храпевшего кирзовым сапогом. После чего храп мгновенно прекращался.
В спальных помещениях все было в порядке. Заглянув по дороге в Ленинскую комнату и убедившись, что там никто из "стариков" не смотрит телевизор, мы вышли из спального помещения и направились в канцелярию. По дороге я незаметно для проверяющего погрозил кулаком дневальному, который начал стоя клевать носом.
Мы вошли в канцелярию роты как раз в тот миг, когда каптер Леха начал разливать по кружкам ароматный цейлонский чай, а от запаха вишневого варенья во рту обильно начала образовываться слюна. Недаром лейтенант Азизов был восточным человеком, да еще и начпродом. Он мгновенно определил, что за чай разливает Леха, и, пообещав вырвать ноги дежурному по столовой, уселся за стол.
- Ну что, братья-заговорщики, рассказывайте, - отглотнув из кружки душистого, крепкого чая, сказал Азизов.
- Товарищ лейтенант, а как вы относитесь к девушкам? - спросил я лейтенанта, который в этот момент отправлял в рот ложку с Лехиным вареньем.
- Вы, что, и меня хотите с собой в самоволку взять? - опять рассмеялся тот.
- Да нет же! - чуть не закричал Леха и, уже обращаясь ко мне, сказал:
- Да расскажи же ты!
Вот тут я и рассказал лейтенанту Азизову о всех своих приключениях по дороге в Ленинград. И пока я рассказывал, интерес в его глазах становился все заметнее. А к концу рассказа было ясно, что лейтенант очень заинтересовался. Он даже варенье перестал есть.
- Значит, ты им уже звонил, и они не против встретиться и познакомиться? - спросил он, когда я закончил рассказывать.
- Да, но вот как это сделать? Причем девушек три, вот мы и подумали про Вас, - открыл я Азизову все карты.
Тот на некоторое время задумался, затем, глотнув уже остывшего чая, сказал:
- Давайте для начала договоримся. Я, конечно, офицер, а вы солдаты. И устав никто не отменял. Но с тобой, Леша, мы кое-что провернули, и я тебе доверяю. А с тобой, Виктор, мы через такое прошли и не один раз уже друг друга выручали, так что давно почти друзья. Поэтому я предлагаю, на службе пусть остается всё как есть. А вот когда мы одни, то давайте перейдем на "ты", да и старше я вас года на полтора, не больше.
Мы с Лехой с радостью согласились на это предложение, только спросили, как нам лейтенанта звать. Все дело в том, что у него было имя, которое очень трудно было произнести русскоязычному человеку, да и запомнить это имя я так и не смог. Он сказал, что все его называют Эдиком и он уже давно к этому имени привык. Да и его настоящее имя начиналось с буквы Э. Пожав друг другу руки, мы стали обсуждать возможные варианты встречи с девушками. Эдик сказал, что пару раз он может сделать так, что нас пошлют вместе с ним в город для получения продуктов с армейских складов.
Но этот вариант мы оставили на крайний случай. Во-первых, он был очень непродолжителен по времени, а во-вторых, хорошо бы мы с Лехой выглядели после загрузки машины ящиками с консервами или еще каким-нибудь продовольствием.
Был еще вариант, что Эдик поговорит с командиром роты, чтобы нас отпустили в увольнение помочь ему что-нибудь сделать в квартире - такое иногда у нас в части практиковалось. Но это был разовый вариант, а разговор же шёл о длительных отношениях... И тут мне в голову пришла одна идея, которой я сам даже сначала испугался из-за ее наглости. Я предложил всем выйти покурить, и уже в курилке после нескольких затяжек сигареты идея полностью сформировалась у меня в мозгу и уже не казалась такой уж чересчур наглой. При тщательной подготовке все могло бы получиться. Еще немного подумав и прикинув все в уме, я поделился идеей с Лехой и Эдиком.