Скорый из... Гл. 10. 1. Вдоволь, без обмана...

       Ранней весной 1917 года друзья-однополчане, по-большевистски настроенные, вразумили рядового Ивана Вразева, как жить дальше:    

       — Нам, Вань, надоело биться супротив германца. А ты как?

       — Что правда, то правда: воевать — так это и мне поперек середыша. Да и от пули-дуры неохота пропасть ни за понюх табаку.

       — Тогда для чего в окопах зазря маешься? Скажи честно, Вань...

       — И сам не знаю, чего тут изнываю. До дому хочу!

       — А куда же еще?! Не в могилу же единую ни за что. Ты, Вань, только не плошай: взойдёт заря пленительного счастья! Читывал когда Пушкина?

       — Не приходилось, но Клавдия излагала на память.

       — Жёнка, что ли?

       — Да нет. Девка сельская, охочая до меня перед провожаньем до фронту. Мы с ней, бывало, побалуемся в лиственной укромности пейзажа, а потом она давай с выражением лица декламировать поэтическую словесность и помутила ею все мои мозги. И до того лишила их ясности, что и я с ней часом размечтаюсь: мол, крупными буквами, гляди, золотыми, напишут-де на обломках самовластья моё и Клавдии имена.

       — Твоя Клавдия умом правильная баба, и дух в ней, стало быть, революционный, колобродит и классовой борьбы домогается. Скоро большевики, Вань, грянут на царей, широким фронтом уничтожат эксплуататоров и празднично вздохнут мировые народы. Кажинный бедняк заживёт удачливо. И ты, Вань, в свой черёд.

       — Вот потому и устремляюсь мечтательно домой, желаю землицу там орывать и в ней, родимой, сеять будущность урожая. Тошно мне тутось, в окопах. До помутнения рассудка достал штабной «обер» с его «войной до победного конца» и «строжайшей дисциплиной».

       — А ты убей «обера» и утикай. 

       — Так я могу и без умерщвления сбежать. Нехай паразит живёт, германскую пулю дожидается.

       — Не-е-е-е, Вань... Грохни его, коль угадываешь в себе злобную неприязнь, а дома без всяких околичностей изъяснишь прохожим большевикам: в охотку умертвил офицеришку за его злостное противление солдатскому разумению. И будет у тебя братство и согласие с большевиками на всю ликующую жизнь, переворотную, до самого мирового коммунизму. Поторопись, Вань...
            
       Пробольшевистское умонастроение глубоко овладело практичным умом Ивана Вразева, словно сам призрак коммунизма шагнул к рассудительному бедняку и любовно поцеловал в темечко. Ваня-бедолага штыком пронзил обер-офицера насмерть и дезертировал, мечтая поскорей возвратиться в село Большетроицкое и там отнять землю у помещика и прочих местных богачей да и жить-поживать, горя не знать.

       Действительно, чем не житуха новоявленному дезертиру?! Защищать Отечество не надо, соблюдать воинскую дисциплину нет необходимости и для победы над германцами сил не жалеть — тоже не надо.

       Совершив преднамеренное убийство, крестьянский сын снял нательный крест и втоптал святыню в снег, ноздреватый на ярком весеннем солнце. Вирус марксистского мышления бешено и плодовито размножился в бодрствующем сознании Ивана Вразева, не ощущая супротив никакого иммунитета, а кипящие слёзы захлюпали из глаз, жутко покрасневших от прилива в бедняцкую голову критической массы революционного оптимизма.

       Отныне никто не тронь Ивана Вразева — это и не человек вовсе, а гремучая смесь... 

       Иван зримо представил себе, как заполыхали в селе Большетроицком помещичья усадьба и дома самых зажиточных крестьян и что их земля, инвентарь и живность поделены между бедняками, разумеется, честно и поровну. И так умильно стало ему от этой идиллической картины, что он окончательно принял сам себя в большевики.

       Но вопреки прежним намерениям Иван не заторопился в родные пенаты «отнимать и делить поровну», а также старательно пахать и сеять. Он отправился прямиком в город Речовск, губернский центр, удачно разбойничая дорогой длинною да ночкой лунною или пригреваясь на сутки-двое под бочком какой-нибудь сердобольной крестьянки, потерявшей мужа-кормильца на войне. 
 
       — Водицы бы испить, добрая хозяйка! — елейным голосом, не терпящим отказа в сочувствии, Иван умягчал сердце доверчивой солдатки, располагая её своими безобидными вопросами на чистосердечные признания об уровне её классового сознания — она за Временное правительство и Учредительное собрание или в отдельно взятой избе успела духом окрепнуть в борьбе за светлое будущее всех племён и народов.         

       — Правильно, мыслишь, хозяюшка, по-нашему, по-крестьянски, — дезертир, никак не исхудавший и крепкий здоровьем, нахваливал кроткую без мужской ласки вдовицу, а она уже накрывала стол с нехитрой закуской.

       Самогонка и ночная темень были решающим фактором в одинаковости их смелых помыслов и телесных восторгов, и хозяйка, наивная и доверчивая, горячо раскрывалась умом в искренних вдовьих намерениях:

       — Оставайся у меня, Ванечка. Мужем и женой будем на радость друг другу и моим детям. И тебе нарожаю чад мал мала меньше.

       — Останусь, добрая хозяйка. Уже остался...

       Он лгал, разумеется. Позабавился, отдохнул и был таков.
          
       В Речовске дезертир Иван Вразев прибился к местным большевикам и скоро примелькался на крупном пороховом и других заводах, в железнодорожных депо и на фабриках призывами к беспощадной классовой борьбе и полному отказу продавать свой труд капиталу. Кто-то слушал его пламенные речи с пристрастием, а кто-то — с явным недоверием и понятным недоумением. Кроме того, порой даже было опасно чересчур горячо агитировать за большевиков и Ленина — некоторые несознательные элементы, умственно отстающие по части марксистского мышления, могли наподдавать ленинцу Ивану Вразеву по шее, а то и до крови избить. Пришлось ему не раз юлить, оправдываться и клятвенно утверждать, что он — меньшевик на самом-то деле.

        Ведь ещё не осень, ещё лето 1917 года, хотя и на исходе.

        Размечтавшиеся о собственной диктатуре, социал-революционеры злорадно насмехались над большевиками, никак не принимая их в расчёт: ишь, чего захотели — войну с германцем прекратить, а Временное правительство, как бесполезное, заменить новым. Однако насмехались недолго. Большевики вовремя подсуетились и захватили власть в стране, а «временщики» остались на бобах.

        А простой народ — не из числа тех, кто стрелял в небо, в друг друга и в кого попало — не суетно озадачился после октябрьского переворота: большевики взяли власть всерьёз и надолго ли? и смогут ли управлять? и не лучше ли довериться вовсе не им, а предстоящему Учредительному собранию, которое правильно и по-мирному рассудит, как жить дальше в России, уже не царской?

       Большевик Иван Вразев знал правильные ответы на все текущие вопросы. О царском самодержавии печалиться больше нечего — свергнуто, но остались помещики и зажиточные крестьяне — сплошь эксплуататоры и кровопийцы, лучше с ними разобраться по-революционному, чем воевать против германцев до победного конца. Он глубоко верил: непоколебимой целеустремлённостью к тотальной справедливости большевики разроют в бывшей царской империи всё и вся «до основанья», а затем с  оптимистическими маршами и серийными расстрелами инакомыслящих построят на крупных и мелких  обломках «самовластья», пусть и обильно залитых кровью, счастливый «новый мир».

       Иван Вразев — один из самых упёртых «строителей», естественно, без царя  в голове.

       Ненавидящие Бога и ослеплённые злобой на классовых врагов, главные большевики неутомимо строчили декреты, постановления, инструкции, распоряжения и приказы — поспешное порождение их марксистского сознания. Главное, побольше щедрых обещаний, приятных обострённому слуху трудового народа, но самое главное — удержаться у власти, а бедняки в этом помогут.

       Отныне и навсегда — вся власть советам, фабрики и заводы — рабочим. А землю... землицу-то родимую кому? Разумеется, им, крестьянам! Вдоволь, без обмана...
       
       В ленинском декрете о земле — чёрным по белому: безо всякого выкупа советская власть лишает помещиков имений и земельных угодий, а вот землю крестьян не конфискует. И впредь — никакого наёмного труда, никакой частной собственности. И прочее, прочее. Имущественный переворот по-большевистски следом за революцией — вот тебе, бедняк, и счастье. Вскоре каждого из бедняков больно-пребольно клюнет жареный петух, но поздно будет повернуть историю вспять. Даже без семенного зерна оставит голодных крестьян советская власть, но его насильственному изъятию сопротивляться никто не смей. 

      Лишь с большевиками бедняку по пути — советская власть твердила и твердила малоимущему крестьянству с его неуемной жаждой побольше заполучить посевной земли. Но осторожничают и бедные крестьяне, к эсерам прислушиваются, ищут у них свою земельную выгоду и не спешат признавать советскую власть.

       И неминуемо приблизится окаянное время для непонятливых крестьян — власть имущие начнут вразумлять их по-большевистски. И расстреливать, обязательно расстреливать несогласных... Чем больше, тем лучше, чтобы другим неповадно было сопротивляться счастью новых поколений.

       Товарищи по партии единодушно направили Ивана Вразева из губернского центра в родное село устанавливать в нём власть советов, наделив его широкими полномочиями — уговаривать, обещать и в непредвиденной ситуации действовать исключительно по большевистскому усмотрению.

       С горем пополам он добрался по железной дороге из города Речовска в уездный центр, а затем к полустанку, что всего лишь в двух километрах от Большетроицкого.

       Он шёл от полустанка к селу, буйно радуясь тому, что возвращается в родные места пусть пока и без коня, но — на коне. Настоящий большевик — грудь колесом и ума палата.

       Недалеко от околицы, у Косого оврага, хорошо знакомого с детства, Иван снес коротким топором юную берёзку под самый корень и желчно ухмыльнулся: подвернётся случай — лихо рассечёт башку любому врагу революции. А можно — пулю в лоб из нагана или в затылок, как расстрельный вариант, именем диктатуры пролетариата.

       Однако на краю оврага большевик некоторое время чесал репу, затаившись в раздумчивой нерешительности и по-прежнему хищно вдыхая ноздрями воздух, плотный и липкий от низкой облачности. Что за люди скучились далеко-далеко, в низине?! Что за непонятная артель?!

       Продолжение: http://proza.ru/2021/05/18/1042