Красные нетопыри

«Мой мир потерян на века и след его исчез во мраке. Плохая ложь для старика, как кость без мяса для собаки. Не трудно было сочинить, сей опус для непосвящённых, но трудно было объяснить-как нам в глаза глядеть непогребённым? Они лежали тут и там, на поле боя, не радовались ни цветам, ни мне с тобою. Пустых глазниц укор немой, мне не давал покоя. Но я не думал про покой, что он такое? Я рыл могилы, хоронил, хотя и твёрдо был уверен, не будут плакать у могил, иль плач тот будет лицемерен. Как мы дожили то того и как тяжка будет расплата? И не осталось никого…Лишь поле, холмик и лопата.                                Сцена 1.                Король, ходит по тронному залу, размышляя вслух. Берёт со стола какой-то свиток, читает его и небрежно бросает на стол. Он замечает шута, который не заметно проник в зал.                КОРОЛЬ. А это ты, мой дурачок, тебя я не заметил, ты вовремя пришёл. Послушать я хочу какой-нибудь рассказ, а хочешь песней ты меня порадуй.                ШУТ. Один из нас уж точно дурачок, но пальцем на него указывать не стану.  А песню ты уже и сам пропел, хотя я думал это воют волки.                КОРОЛЬ. Ты может быть и правду говоришь…                ШУТ. Чего ж ещё ты ждал от дурака? Я мог бы лгать тебе как все придворные собаки и весело махать хвостом, но извини, мой хвост отрезала мне повитуха.                КОРОЛЬ. Довольно шут, благодарю тебя, лишь ты один всё время говоришь мне правду.                ШУТ. За это, правда, часто получаю палкой. Для задней части тела быть может это и полезно, хотя не думаю я так, уж больно твёрдо стало мне сидеть на самом мягком кресле.                КОРОЛЬ. Ты говоришь какой-то вздор, и слушать более его я не намерен.                ШУТ. Вот так всегда! «Соври поменьше мне мой милый шут, но только чур, не говори мне правду».                КОРОЛЬ. Ступай, оставь меня…А, впрочем, нет, останься и наконец порадуй чем-нибудь весёлым, мне грустно отчего-то.                ШУТ. Ну вот опять, ну ладно слушай. Однажды на базаре подрались две торговки, и та, которая, с большой отвислой грудью так ловко защищалась морковкой, что выткнула своей товарке глаз. При этом, правда, поломав морковку. И вот пошли они к судье и тот конечно быстро, а главное, что мудро, рассудил их. Пусть та, которая без глаза, вернёт товарке 40 килограмм моркови, а та, другая, пусть вернёт ей глаз!                КОРОЛЬ. (смеётся).  Ну уморил меня ты, дурачок, довольно. А в чём, скажи, подвох в той шутке?                ШУТ. (в сторону). Всегда я говорил, что короли глупы. (Королю). Ну тут всё просто, мой король, так как ни та и не другая вернуть не смогут долг друг дружке, то значить делу и конец, а эти дуры могут даже помириться и значить всем всё хорошо!» ……………………..                Галина отложила в сторону книгу, поморщилась: «Как можно писать так неинтересно и вульгарно? Что за век такой, что за нравы?». И снова вспомнила о нём. Он такое не написал бы никогда!                … Детство под разными крышами, бабушка-его добрый ангел и хранитель. Дед, который заставлял его драться и не бояться, мол только крепче будет. Куда ушло всё это? Смылось ли дождём или растаяло по весне вместе со снегом. Снег, опять снег- декабрь. За окном темно и страшно, хочется «напиться вусмерть» и не видеть тех, кто терзает его. Они опять прилетят ночью, тихо влетят сквозь закрытое окно, для них нет преград, они влетят и сядут везде, вокруг его. Жуткие нетопыри с красными губами, мрачные их взгляды будут жечь его, пронзать насквозь. Их нельзя прогнать, они будут до утра, но утром исчезнут. Они боятся света, открытости, смелого взора. Где твоя смелость, Серёжа? Где растерял ты свою удаль, молодецкий задор, лихость, в каких краях? В стране ли «жёлтого дьявола», где кружила тебя босоногая танцовщица, с потухающим взором и телом, или в стране сладкоголосых гурий, дарящих неземные ласки? Или в соломенной Рязани, где односельчане смотрели на тебя приветливо, но своим уже не считали, а вечно нетрезвый отец, мешая слова со слезами, говорил о разорении и новом крепостном праве? Где же, Серёжа?                Не смотри в окно- ещё рано. Они ещё не свили для тебя последний галстук, состоящий из тоски и отчаяния, бесконечной боли за родные края, за землю русскую. Она- только она! Она была любима тобой, лишь она одна и это бесило их, в злобе они царапали себе грудь острыми когтями, пытаясь вырвать что-то из себя и заглушить боль, но не могли! Ты много видел и знал, прятал внутри себя такое, что было не подвластно не их кровавым губам, ни пустым уродливым головам… Забавник, ёрник, гулёна и сквернослов- днём, а ночью…                Серёжа, помнишь тебе не хватало чернил?                И ты писал кровью из порезанных рук.                И белый свет был тогда мне не мил,                Когда я читал: «До свидания, друг…».                Электричество было, это уже хорошо, так как его подавали не часто. Я привыкла к свечам- старые добрые свечи! Радость на душе отчего-то, когда смотришь на пляску маленького огонька завораживающего своей простотой и величием. Сколько поэтов посвятило им стихи? А ты писал про них, Серёжа, я что-то не вспомню никак… Я стала плохо помнить, помню тебя, но только твой образ, какой-то далёкий и расплывчатый, а ведь главное в мелочах…                Ты знаешь, Серёжа, они прилетали ко мне, да, садились важные в круг и облизывали свои губы. Почему у них такие кровавые губы? Сколько же они способны выпить крови, почему их не разорвёт от выпитого? Нет моих сил смотреть на эти противные рожи… Я хочу к тебе, туда где вечный покой и тишина, безмятежно и вероятно слышна какая-нибудь божественная мелодия, тихая как шелест листы. Мелодий здесь хватает, но я ловлю себя на мысли- почему я не родилась глухой?                Я написала маленькое стихотворение, сидя у окна и глядя на то, как падает снег. Послушай- «Падал тихо белый снег, за моим оконцем. Падал глупый и не знал- я любила солнце. Только солнышко ушло, очень-очень быстро. На могиле, на твоей, грянул пятый выстрел». Ты смеёшься- конечно, всё это глупо и по-женски сентиментально. Как говорил Игорь Осипов: «бред юной гимназистки у могилы казнённого революционера». Ты не знаешь его, он погиб на юге, в Ледяном походе, и он был так же юн, наивен и сентиментален, и скорее всего глуп, но глупость его была во спасение… Кто-то из древних сказал интересную фразу: «Возлюбленная нами, как никакая другая возлюблена не будет». Прекрасные слова, не правда ли, Серёжа? Они о тебе. И обо мне, хотя я любимой и не была, желала ей быть больше всего на свете, но ты любил другую и той другой ты был верен всегда! Я плачу, да я плачу, мне больно и горько сознавать то, что она оказалась сильнее меня…                Сегодня третье декабря, раннее утро, я собралась к тебе. Решение моё окончательное и отговаривать меня бессмысленно. Пусть хотя бы там мы будем вместе, я надеюсь, что она нам не помешает, не посмеет, так глупо это звучит… Ночью они прилетали ко мне и отговаривали меня от роковой ошибки, убеждали, грозили и упрашивали, но я рада, что не увижу больше их мерзкие рожи, их вечно кровавые губы. Мою душу они не получат! ... Что у тебя было по Закону Божьему? Четвёрка, кажется, ну тогда ты должен помнить о трёх волхвах, которые пришли на поклонение младенцу Иисусу с дарами- золотом, ладаном и смирной. Я тоже приду к тебе с дарами- револьвер, финка, пачка папирос. Странные дары для возлюбленного, да? Дары мои- для тебя, и пусть потом говорят, что я дурочка, и была не достойна «великого, русского, национального поэта», но имя моё теперь всегда будет рядом с твоим…                Я шла к тебе, мимо проходили редкие горожане, не знавшие о том куда я иду и зачем, снег уже закончился, он засыпал мои следы, получилось что-то странное, то ли я не уходила отсюда, то ли я не приходила сюда. Вот я и пришла. У меня в кармане две записки, своеобразное завещание. Я не буду тебе их читать, зачем? Вот револьвер, он скажет своё последнее слово, для них тоже. Для серого города с его жителями, такими же серыми, для нетопырей с красными губами, для белого снега, который вскоре впитает в себя капельки моей крови… «И водил он их по пустыне и привёл в землю богатую, возопили они к небу, почему ты дал нам так много земли, что с ней делать нам. И ответило небо- не корите землю, хороша она, да дуракам досталась». Лезет в голову какая-то ерунда, пора бы и пуле… Нажимаю курок…                На папиросной пачке надписи о том, что первый, второй, третий и четвёртый выстрелы были осечками. На пятый раз револьвер выстрелил ей в сердце. И сердце погасло. Её похоронили рядом, чуть в стороне. Так же, как и при жизни его она была чуть в стороне, не дарившая любви и не получившая её в ответ. Не её он был и все попытки были бессильны…………………………………………………………………………………………………………                Долго кружили над её могилой красные нетопыри, скрипя зубами и что-то завывая по своему, потом улетели. Так и не сумев понять простую истину- любовь сильнее смерти. Не всякому дано любить, живут и без неё и хорошо живут, голова не болит, сердце не щемит, душа не ноет, собака не воет. Что такое любовь- суета сует, грошовый товар, всяк смотрит, да не всякий купит. А память? Память не даёт покоя, всё помнит и всех помнит, кого добрым словом, а кого и проклятием. Память даёт человеку шанс промыть глаза и прочистить уши, заронит в сердце семя, и вот вам новый человек на свет народился,  в купели умылся, во все стороны перекрестился и пошёл по дороге- куда несут ноги. А когда идёт -весело поёт. Хорошего человека встретит – поклонится, плохого- помолится. И поёт он песню новую, да слова в ней старые, и льётся песня заунывная, во всю ширь-раздолье. И слышится в ней грусть народная, вековая. И слушал бы ту песню часами, да не хочется, новину подавай, из глубины души потаёное, не знамо кем рождённое, на белый свет извлечённое. И что б летела та песня над полями и лесами, да над реками. Ой и есть же песняры на Руси-матушке! Как возьмут они гармонику в руки, пробегут пальцы сверху вниз, да растянуться меха не боясь греха, и с присвистом и с гиканьем- и грянут песню, слезами омоешься, душа раскроется… Ой и мало же вас на Руси-матушке, да сила в вас большая заложена, и народ вас любит в будни и праздники, а нечисть разная боится, сторонится…                Ах, Серёжа, Серёжа, Серёжа-золотая твоя голова!                На весну твоя песня похожа- уверяла людская молва.                И когда ручейки по дорожкам, и когда нудно плачет капель,                И когда на берёзах серёжки, и когда на лужайке свирель.                Солнце липнет на кожу как краска, раздражая наш вечный покой.                Тихо льётся у бабушки сказка, наполняя мой мир дремотой.                Где-то ангелы в стадо сгоняют непослушных овец- облака.                Тихо Спас свою притчу роняет на убогий надел батрака.                Что-то даст вновь упавшее семя, что же вырастет- злак иль плевел?                И бредёт многоликое племя проклиная свой тяжкий удел.                И зарывшись с главою в солому, под напевы божественных сфер,                Я читаю, и плачу, я знаю- ты закончишь свой путь в «Англетер».                Я не верю, что сам- там помогут, ты не нужен был им- ты чужой…                И не кто не придёт на подмогу, и не кто не рискнёт головой.                А твоя вон уже покатилась, словно с плахи, из под топора.                Эх, Серёжа, Серёжа, Серёжа- золотая твоя голова…                В декабре 2020 года местное телевидение сообщило о самоубийстве известного поэта Владимира Сергеева. В сообщении было сказано, что поэт выбросился из окна 9 этажа.  О причинах смерти не сообщалось, но журналистам удалось выяснить, что было написано в предсмертной записке поэта. Вот её текст: «Я шагаю один- отпустили меня слепые вожди-поводыри. Оглянулся назад, а за мною они- красные нетопыри…».