Из жизни художника

   Приблизительно в 1990 году, на излёте СССР, знакомая переводчица из Интуриста привела ко мне в мастерскую шведского промышленника. По словам переводчицы, он был миллиардером, прибывшим в нашу страну с деловым визитом. Посетитель, демонстрируя строгость и безупречную вежливость, пересмотрел все мои картины, выбрал горный пейзаж приличного размера и уставился на меня. Я назвал цену, причём, в долларах. Швед, к моему удивлению, встревожился, растерялся, потоптался немного, а потом объяснил мне, что названная сумма слишком велика для советского художника. Однако я продолжал настаивать на своём. Начался увлекательный разговор и сопутствовавший ему хладнокровный торг, к моему удовольствию завершившийся благополучно. Полотно сняли с подрамника, свернули в рулон, оно перекочевало в руки гостя - и перестало принадлежать мне, начав собственное существование.

   Как это всегда бывает в таких случаях, лёгкая печаль пробежала по всему телу тревожным холодком: я расставался с картиной, каждый квадратный сантиметр которой знал пытку неизвестностью, исправлялся, уточнялся и постепенно приобретал свой законченный вид. Никогда художник не достигает замысла, он вынужден принять то, что получилось, исчерпав запас времени и чувств, - разве здесь не кроется маленькая трагедия? Однако наступило мгновения прощания с моей картиной, она сворачивалась в рулон и исчезала на глазах; уходили выверенные линии, краски и оставшиеся под ними часы одинокой терпеливой работы - то, о чём никто и никогда не узнает. Да нужно ли знать такие подробности миру, весело шумящему за окнами мастерской?

   Простились со шведом мы весело, испытывая, как мне показалось, взаимную симпатию. Пейзаж с моей подписью уезжал в Европу, где ему предстояло висеть в дорогой раме на стене кабинета или гостиной, а в кармане у меня лежала очень приличная по тем временам сумма. В воздухе плавал аромат духов переводчицы, её лёгкий поцелуй ещё горел на щеке как благодарность за комиссионные. Дверь мастерской закрылась. Я, наконец, смог перевести дух, успокоиться и обдумать свалившееся на меня событие. Не часто случаются в жизни художника счастливые истории. Мне, конечно, повезло - так я решил, пересчитав деньги и прикидывая, на что их можно истратить. Мысли путались, то и дело возникало передо мной лицо шведа, звучали его слова: "Это дорого, даже ненормально дорого! У вас человек за год такую сумму не зарабатывает!" Был ли действительно мой гость миллиардером? Не знаю. Но я не мог не обратить внимания на его неброский и необыкновенно элегантный, как будто слегка выцветший, безупречного покроя костюм и точно подобранный галстук с очень непростой булавкой, можно уверенно сказать, подлинно аристократической вещицей, излучавшей тонкое очарование и заманчивую высоту мира больших денег; у случайных людей такие аксессуары не появляются.