Звездный дождь

Длинная, узкая яма лишь по недоразумению называлась окопом. Из затхлой, сырой щели в земле несло пороховой гарью, копотью и кровью. Но солдата не тревожили ни запахи, ни холод, ни сырость. Все чувства в нем умерли, кроме слуха и зрения. Удивительный факт, удивлявший его лишь по началу. За последние три года войны он превратился из живого человека в боевую машину, способную лишь следовать  приказам командира. Исполнение команд «в атаку!», «ложись», «окопаться» и несколько других превратились в слепой инстинкт. А еще у него хорошо получалось убивать.
Неловко ерзая, солдат сгорбился, присаживаясь на корточки. Окоп получился неглубоким, так как копался наспех, под обстрелом. Но главное, сейчас эта яма скрывала его от врага. Ощупав под ногами скользкие от глины не обструганные доски, брошенные на дно, солдат нашел место посуше. Он улегся на спину, подкладывая под голову вещевой мешок.
Устроившись, солдат прислушался. Он любил в свободные минуты слушать. Закрыть глаза и просто слушать. Неважно, что в этот миг творилось вокруг. В окопах разговаривали, кашляли, курили, комвзвода распекал кого-то басом, еще и еще раз предупреждая о том, что с рассветом идти в атаку, о важности высоты, которую следовало взять любой ценой. Привычный гам успокаивал. Солдат вздохнул, открывая глаза. Над ним раскинулось свод небес. Неожиданно для себя самого солдат стал с удовольствием рассматривать ночное небо. Давно он не наблюдал за звездами. Над головой, от края земли до края, простиралась полотно, украшенное искрящимися алмазами. Зарево пожаров и огненные всполохи от работы реактивных минометов стихли давно, и ничто не мешало солдату привычно складывать небесные искры в созвездия. «Большая медведица», рядом «дракон», «дева» и «гидра», над горизонтом алое око Марса. И через все небо, фосфоресцирующая река, мерцающая перевязь Млечного пути, обильно украшенная звездами, как медалями. Когда-то, очень давно, кажется в иной жизни, солдат был астрономом. И тогда он куда лучше, чем сейчас с автоматом, умел обращаться с телескопом.
Бархатное полотно ночи перечеркнул огненный росчерк. А затем еще один. Солдат нахмурился. Нет, нет, это не немцы. И не наши Катюши. Звездный дождь! Редкое явление. Пришлось долго вспоминать астрономические атласы, чтобы решить, что это, скорее всего Леониды – метеоритный поток с радиантом в созвездии Льва. Обратив свое бледное лицо к небу, солдат считал всполохи, рождаемые метеорами при вхождении в атмосферу Земли. Самое время загадывать желания! Один огненный росчерк — одно желание.
Что же загадать ему? Солдат в задумчивости потер занемевшее лицо. Что мог загадать он или его друзья-однополчане? Скорого возвращения домой, к примеру. Но солдату возвращаться было не куда. И не к кому. Деревню, в которой жили его родители и в которой он провел свое детство, немцы сожгли в первые месяцы войны. С шутками, хохоча и улыбаясь, они облили все дома бензином и подожгли. Всех кто выбегал из объятых пламенем деревянных изб расстреляли из автоматов. Его собственная семья погибла позже, при бомбардировке. Известие об этом он получил совсем недавно. Письмо с горестной новостью шло к нему долгие три месяца, и все это время он писал письма домой, не зная, что пишет в никуда. Его письма, неизменно начинающиеся словами «Добрый день мои родные Люся, Игорь и Леночка» не доходили до адресата. Дом, в котором жила его семья разрушил огненный вихрь. Люфтваффе применила тяжелые фугасные бомбы, от которых дома рушатся до основания, а асфальт и кирпич горят словно бумага. Брат сгинул прошлой зимой, не пережив блокады Ленинграда. Умер от голода, отдав последнюю корку хлеба дочке, которая пережила своего отца лишь на пару дней.
Тогда может загадать скорой победы? Они и так, последнее время все наступают, отвоевывая город за городом, возвращая свои земли, истерзанные врагом. Победа не за горами, и это понимали все. Даже враг, на которого они пойдут с рассветом. Тогда, что же загадать ему под звездами? Очередной огненный росчерк и за ним, внезапно пришедшее желание. Солдат вспомнил, как его занесло в полевой госпиталь в прошлом месяце. Расположившийся в лощине палаточный городок оказался переполнен ранеными. Его тогда поразило не хаотичная беготня санитаров и солдат, не крики боли и стоны со всех сторон. Нет, солдата тогда поразило обилие запахов. И это, притом, что как ему казалось, война навсегда лишила его обоняния. В воздухе преобладал стойкий смрад давно свернувшейся крови и гноя. Они перебивали запахи антисептиков и гари. Еще месяц после этого, солдату казалось, что его шинель источает характерный госпитальный запах. Так пахла смерть - медленная, полная телесной боли.
На фронте, в бою не всегда смерть тешилась, обрекая солдат на медленное умирание, полное мучений. Иногда, она действовала быстро и наверняка. Так, стремительная смерть унесла его друга Михаила Лысенко, послав ему пулю снайпера. Так, ушел его земляк, Андрей Родимцев, который пошел ко дну, при форсировании Дона. Так погиб его однополчанин Пашка Фролов, на привале, когда невесть откуда залетевший осколок от разорвавшейся бомбы снес ему пол головы. Солдат вновь посмотрел на звездное небо. Дождавшись очередной вспышки на черном саване небес, прошептал: «Если смерти — то быстрой».
Желанию солдата суждено было сбыться. Он погиб четыре месяца спустя, на подступах к отлично укрепленной цитадели врага. Пал, сраженный пулей, пал, не спуская пристального взгляда с врага, которому мстил за семью, за родителей и родных все четыре года, пал, стиснув зубы, от боли и отчаяния… Пал, оставшись в летописи той страшной войне просто Солдатом, без имени и звания.