Синхронный ирий 14 пиония

                - 14 пиония -

Смысл? А какой смысл искать смысл? Что такое человечество в своём биологическом выражении? Грянет космическая катастрофа – и всё – нет никакого биологического выражения – ноль. Дело ведь не в смысле каком-то, а в осознании того, что человек это не биологическая единица, не некая трёхмерная психо-соматическая особь, а существо космическое, бессмертное и внепространственно-временное. Точнее не  скажешь. А и нужно ли точнее? Когда-то я сказал, что абсолютный смысл – это творчество. Но вместе с тем творчество – это и отсутствие всякого смысла, это поток, бесконечный полёт без цели.

Юноша сидел на берегу моря. Штиль отшлифовал водную гладь до идеального блеска, разгладил даже самые микроскопические волны, чтобы в это совершенное зеркало смотрелось безоблачное небо, чтобы васильковый и ультрамарин отражали друг друга. Как приятно было сидеть обнажённому на голубом бархатистом песке, смотреть в бело-лазурную даль, грезить и вновь возвращаться к своему списку и выбирать. На песке были начертаны кружочки, чёрточки горизонтальные, чёрточки вертикальные, наклонные, пересекающиеся черточки с кружочками и знаки равенства. Он водил пальцем по списку.

Она стояла, смотрела на подходящих к ней и выбирала. Она была похожа на Медею из фильма Пазолини.  Нет, эта ей не подходила – и она делала резкий отметающий жест рукой. Эта была женщиной-оборотнем. И та другая тоже. Вот эта? Она колебалась в выборе. Нет или да? Смотрящая на неё дрожала мелкой дрожью – она хотела, чтобы её выбрали. Ну выбери же ты меня! Нет? Выбери! От отчаяния она зарычала и укусила себя за руку чуть ниже плеча.

Юноша водил пальцем по голубому песку. Он выбирал. Он выбирал её. Вот его палец остановился на двух кружочках, трёх вертикальных линиях и двух горизонтальных. Поколебался. Дрогнул. Хотел сместиться… и задержался. И твёрдо упёрся. Появился знак равенства. Выбрал! Знаки тут же исчезли. Они улетели через летаргическое море за горизонт и растаяли.

Она её выбрала. Она обняла её. На предплечье алели два маленьких полукруга. Волосы трепал налетевший ветер. Теперь нужно было выбрать вторую. Вторая должна быть женщиной-оборотнем, потому что первая выбранная оказалась женщиной-обортнем. Потому что она и хотела выбрать женщину-оборотня, хотя и отметала их всех своими нетерпеливыми жестами.

Плечи юноши стали бронзовыми от жгучих лучей. Он улыбался. Он радовался. Он выбирал. Он водил пальцем с закрытыми глазами как будто бы спал. А может он действительно спал. Может всё это было лишь его сновидением. Женщина, кусающая себя. Женщина, делающая жест рукой. Женщина, похожая на Медею. Или это была сама Медея. Он выбирал женщину-обортня. Его палец замер на трёх вертикалях, двух наклонных, двух перпендикулярных и двух кружочках, между которыми было два знака равенства. Палец стал двигаться на одном месте, приподнялся над нежно блестящими кристалликами кварца и выбрал. Знаки равенства, равенства, равенства. И строка исчезла, улетела вместе с ветром, слилась с небесами.

Она её обняла. Она выбрала её. Её обнажённые плечи дрожали. Она плакала. И она тоже заплакала. Она  выбрала ту, что была женщиной-оборотнем и ту другую, что тоже была женщиной-оборотнем. Две строчки исчезли из списка. Юноша разгладил голубой песок. Он видел их плечи, этих  трёх женщин, их обнажённые плечи, обгоревшие на солнце. Их плечи подрагивали – они радовались. Как приятно было лежать на голубом бархатистом песке.

Если бы я это прочитал у другого писателя, а не у себя, я бы подумал, что всё это он придумал с каким-то специальным тонким умыслом, какие-то тут скрытые символы нагромоздил… Но я это прочитал у себя в блокноте. Я записал этот сон два года назад. Сегодня утром я открыл блокнот, который не открывал два года. Я забыл о нём. Почему я решил записать сегодняшний сон именно в этот блокнот – не знаю. У меня десятки других, но я выбрал именно этот. Почти все мои блокноты, в которых я делаю заметки или веду дневники, не закончены. Я исписываю их наполовину, на треть, на четверть – и бросаю, и начинаю новые. В моих записях, как и в моих произведениях всегда какой-то хаос. У меня много начатых и не завершённых стихотворений, поэм, рассказов, романов (если, конечно, эти нагромождения текстов можно назвать романами), целые ворохи каких-то фрагментов, обрывков, просто строк… Иногда я набредаю на них, как лунатик ночью, читаю и не верю глазам своим – мне кажется, что это написал не я, а кто-то другой, или как будто они вообще с неба свалились. Вот так и описание этого сна я читал и не верил, что это мой сон и что я его записал. Как можно растолковать этот сон? Как вообще возможно сны толковать? Психоаналитики что-то там толкуют, им, конечно, видней – они специалисты, но я думаю, что они как и гадалки там всякие и астрологи с хиромантами больше нацелены на барыш, чем на истину. Меркантильные интересы в приоритете. Нет, что-то, бесспорно, можно сказать, даже я, далёкий от психологии, могу что-то сказать, символы там какие-то узреть, но полностью понять сновидение, я уверен, никому не под силу. Психоаналитики толкуют сны примерно так, как можно было бы пересказать «Одиссею» в двух словах или изложить философию Канта за пятнадцать минут. Типа того – Одиссей пошёл на Троянскую войну, построил деревянного коня, с помощью которого удалось захватить Трою; потом, возвращаясь домой, посетил остров циклопов, где убил главного циклопа, а придя домой перестрелял из своего лука всех женихов, которые сватались к его жене и стал жить-поживать ну итд. Это же какой-то протокол общества анонимных халтурщиков с сонными мухами, а не поэма Гомера. А Канта за пятнадцать минут? Тут одну страницу из «Критики чистого разума» пятнадцать минут читаешь и ничего не понимаешь. Так и сновидение. Да никакое сновидение полностью и пересказать-то нельзя, не то что толковать.
- Что ты говорила мне сегодня ночью во сне?
- Я не помню. Разве я была в твоём сне?
- Это я был в твоём сне и ты мне что-то говорила.

Мы лежали на большой двуспальной кровати в кинотеатре. Кровать стояла посреди зала. Вокруг были ряды кресел, как и положено в кинотеатре. Мы лежали на кровати совершенно обнажённые. На белой простыне. Под ярким светом люминисцентных ламп. Демонстрацию фильма почему-то никак не могли начать, поэтому и свет не гасили. На нас никто не обращал внимание – кто-то поп-корн жевал, кто-то громко разрывал фольгу шоколадной плитки, большинство «сидело» в мобилках или шепталось друг с другом. Я встал и пошёл в вестибюль узнать почему не начинают демонстрацию фильма. В вестибюле я уже оказался в одежде. Там стояла большая очередь к одному-единственному игральному автомату. Я спросил у какого-то парня в середине очереди, причём дважды спросил, когда начнётся фильм. Он показал на конец очереди и сказал: «Конец очереди вон там». Это и так было понятно и поэтому я возвратился в зал. В зале я уже был без одежды. Я лёг рядом с тобой и тогда ты что-то сказала. Что-то очень…
- Я не помню. Мне не снился такой сон.
- Тогда кому же он снился?..
Утро серыми прохладными ресницами прикоснулось к моим ресницам и я открыл глаза. Вот это интересное сновидение я и хотел записать и взял блокнот двухлетней давности. Хорошо, что я запомнил тот сон два года назад и хорошо, что я запомнил сегодняшний сон, хотя детали и там и там упущены. Чаще всего ведь сны вообще не запоминаются. Вот запись в том же блокноте: «Этой ночью сон был в жёлто-оранжевых тонах – вот и всё, что я запомнил, проснувшись». Или другая там же: «С кем-то разговаривал о древнеримской армии. Употреблял такие термины, которых не существует. Я их сам выдумывал во сне, но ни одного не запомнил, ибо такие головоломные названия не запоминаются». Нередко просыпаешься утром из-за давления в мочевом пузыре, бежишь в туалет и всё – все воспоминания о сновидениях рассеиваются. Иногда за ночь может присниться с десяток снов и не одного не помнишь – вот жалость-то. А бывает просыпаешься среди ночи, помнишь сон, пытаешься запомнить его, зафиксировать в памяти, думаешь, что к утру хоть что-то от него останется, хоть крохи какие-то – тщетно – утром ничего не помнишь. Но случается, что запоминаются сразу три сна. Утренняя эрекция направляет мысли в другие переулки, уводит по другим тропинкам, в другие прибрежья и сны теряются. В сновидении нет аксиом, а значит и теорем и никаких опорных точек. Словами очень трудно описать сны. Литература это не самое лучшее поприще для иллюстрации снов. Живопись гораздо лучше, но наиболее совершенно может отобразить сны кинематограф, недаром Андре Бретон говорил, что в кинотеатр можно ходить как в церковь. Кинематограф – это империя сновидений. В кинозале «мы как бы становимся участниками сна. А создавать сны – это праздник» (Ингмар Бергман). «Если кино не создано ради того, чтобы переводить сновидения или всё то, что их напоминает в сознательной жизни, тогда кино вообще не существует» (Антонен Арто). «Все мои фильмы разработаны в рамках анализа, основанного во многом на онерическом материале, - а разве сами фильмы вообще не создаются из онерического материала? Разве фильмы сделаны не из того же самого, из чего и сновидения?» (Бернардо Бертолуччи). «Хорошая мысль – вдруг разбудить публику на время, а затем вновь погрузить её в драматические события, как будто ты вновь засыпаешь после короткого пробуждения» (Ингмар Бергман).  Кино, конечно, полнее и детальнее может воспроизвести сновидение, но, к сожалению, далеко не у всех есть доступ к созданию фильмов, зато у всех есть доступ к бумаге и карандашу. Поэтому сновидения будут описываться графикой, живописью и словами. И в основном словами. Время классических описаний прошло, как и время классической литературы; мы входим в сферу сновидений, где нет законов, запретов, правил, ориентиров, путей и направлений; мы входим в хаотические и нетабуированные миры, гиперреальные и ирреальные, вывернутые наизнанку, антилогичные, фрагментарные и непостижимые с соответствующими знаками и языком. Ждать от них ясности, прозрачности и последовательности не приходится. «… времена сюжетов, историй и повествований давным-давно прошли… Последовательный и логически развивающийся сюжет больше не возможен, да и не нужен. Причинно-следственная связь между явлениями жизни отсутствует…» Это сказал музыкант Гари Кобейн (не путать с Куртом Кобейном – фронтменом знаменитой Nirvana).

Есть сновидения, которые часто повторяются.  Их я окрестил ЧПС (часто повторяющиеся сновидения). Такие сновидения наиболее легкоусвояемая пища для психологов. Ну и пусть товарищи-психологи доценты с кандидатами, как говорил Владимир Высоцкий, и толкуют их, а я толковать сновидения не люблю и не хочу – я люблю их созерцать. И описывать по мере своих скудных литературных способностей.
Тиис была в каком-то лохматом золотистом одеянии, словно облепили её ёлочным «дождиком», оставив открытыми только голову, кисти рук и её великолепные ноги. Ноги полностью были открыты и обуты в изящные синие полусапожки. Она усадила на диван с дюжину кукол разных размеров в цветастых ярких одёжках и чистила им зубы разными зубными щётками. К своему мобильнику я подсоединил несколько шнуров, а их противоположные концы вставил прямо в стену и запустил часы с маятником, висевшие тут же рядом на стене. «Сейчас мы получим доступ к Т-пространствам», - сказал я Тиис. «Нет, нет, нет», - как будто сказала одна из кукол. «Интернет пропал, что-то с роутером случилось», - как будто сказала Тиис, но она даже рта не открыла.
- Интернет нам не нужен, нам нужен крем для загара, - сказал я, выбирая чайную ложечку из целой кучи ложечек, наваленных на столе.
- Посмотри в холодильнике, - как будто сказала одна из кукол, похожая на барби.
- Я не могу отойти от стены, не могу выпуститть из рук мобилку.
- Держи, - Тиис вытащила из-за пазухи тюбик и передала мне, - это топлёное сало, подойдёт вместо крема.
- Чайная ложечка не подходит к нему.
- Для Т-пространств не нужна ложечка, возьми зубную щётку, - Тиис подошла ко мне, держа зубную щётку в высоко поднятой руке, при этом обнажив свою пушистую подмышку. На Тиис было красное платье Ирэн. Я поцеловал её подмышку, впился в неё ртом и повалил Ирэн на диван.
-Закрой кран, - сказала она, - уже и так слишком много воды натекло.
Я лежал на мягкой груди Ирэн и рукой шарил в поисках крана, но никак не мог найти.
Мы зашли в стеклянное огромное здание – похожее гранд-отель. На рецепшене у девушек в прозрачных слоистых одеждах, сквозь которые не видно было тела, на головах были пирамидальные прозрачные скафандры.
- Вам билеты на какой сеанс? – спросила одна из них.
- На средний, - ответил мой друг Славик (мы с ним давно уже не виделись и лицо его показалось мне каким-то странным и отрешённым как у индусского аскета).
- Тогда возьмите вот это, - девушка подала ему прямоугольную дощечку, на которой было замысловатой формы пирожное, а поверх него сооружение из медной проволоки, наверху которого едва удерживался рубинового цвета кубик..
- Как же мы будем смотреть этот фильм, - спросил Славик, - ведь он на ахматарском языке?
- Вы подносите эту дощечку к экрану, слегка дуете на кубик, - объясняла девушка, строя глазки моему другу (в это мгновение она была похожа на японку), - и на дощечке проецируется текст перевода; когда вы съедаете пирожное, текст проецируется на экран. Фильм чёрно-белый, так что вам будет всё прекрасно видно.
- А если… - заикнулся я.
- Вот инструкция, - и другая девушка любезно протянула мне увесистый фолиант в синем переплёте.
- А где здесь у вас туалет? – спросил я, кладя фолиант себе на голову.
- Всё указано в инструкции, - наставительно сказала девушка, - но женский сейчас занят.
Мы стали подниматься по широким гранитным ступеням, с которых стекала вода. Обувь исчезла с моих ног. Я брёл поколено в воде. Мы шли по глубокому ручью вверх по течению. На вершине горы росли пальмы.
Я перескакивал с одного сайта на другой. Скоро должно было кончиться электричество, нужно было успеть отыскать Т-пространства. «Мышка» перестала работать, клавиши западали… Кто-то положил мне руки на плечи. Это была Тиис. Она погладила меня по голове, взяла чашку кофе, стоящую около компьютера и окунула в неё свою грудь.
- Ты пил когда-нибудь фиолетовое молоко? – спросила она, не вынимая грудь из чашки.
- У тебя фиолетовое молоко?
- Да, я сейчас его перемешаю с кофе.
- Ирэн, я всегда говорил, что ты странная девочка.
- Чашка слишком маленькая…
- Скоро кончится электричество…

Вот эти три сна мне приснились в одну ночь и я все три запомнил и записал их в блокнот в красно-бархатном переплёте. Название этого блокнота PAN (Purpura Andromeda Nebula). У меня все блокноты имеют свои названия. Интересно было бы давать и названия снам. Мне только сейчас это в голову пришло. Вот первый как можно было бы назвать? Ну, к примеру, «Крем для загара». А второй? Можно «Инструкция». Третий, без сомнения, «Фиолетовое молоко». Было бы неплохо основать журнал PAN Surrealistic, где PAN это и «всё», и бог Пан, как прародитель всего и Purpura Andromeda Nebula. Материала у меня бы хватило для начала на пару тысяч лет. Только кто его будет читать этот журнал? Такие же психи-одиночки как я?