Исчезновение

| E.Elgar – String Quartet in e-moll: 2. Piacevole (poco andante)
| Em(OH)2 – Trilogia

Ай, ночь-то, ночь какая – таинственная, цветущая и в меру тёплая! Отдаться б ей, и танцевать, гулять, гулять, гулять!.. Да только не с кем – по домам ютятся сонные друзья. Жалко. Так вот юность отбывает с твоего вокзала, а ты всё ждёшь, ждёшь. А что тут ждать? Ведь вот та ночь, когда цветёт сирень, а где-то – вишня и черёмуха; машины сложили свои уши-зеркала, а трамваи в депо ожидают новых рейсов. Гуляй-влюбляйся! Вот мне бы так… И всю немилую науку и опоздавшее искусство я б превратил в бутылку и расквасил со всей дури об асфальт. Но что-то чересчур я притомился, и хоть ночной киносеанс себе устроить – да и то усталость берёт своё, и меня уж клонит в сон…

Утро, на улице под тридцать градусов тепла, а в холодке улавливается свежесть. Слышу шелест весенних берёз, отдалённый шум автомобилей и троллейбусов. И кажется, впереди целый день, на кухне ждёт початый лимонад, а по телевизору идут триллеры или кулинарные шоу. Но открываю глаза – нет старой люстры, потолочной плитки, панорамного вида с восьмого этажа. Это не наша комната, это не наш город, и мы с ней уже давно не вместе.

А днём я примостился на кухонном подоконнике и обедал водою с хлебом, как десяток лет назад, подчас музыкальных репетиций на дому. Воспоминанье за воспоминаньем – и вот я в поле возле Беловежской пущи, раскидываю руки в стороны: простор! Звучит её вопрос: «Хотел бы ты остаться здесь?» Но я теперь уже не соглашаюсь с полуслова, а перед глазами – другое поле, деревенское, и оврагом вьётся тропка до местного погоста. Мы с бабушкой идём навестить предков, и бабушка оставляет на земле печенье.
– А почему мы оставляем на помин печенье даже тем, чьих могил здесь нет?
– По земле-то всё передаётся, земля – она везде одна.
И я сегодня вижу, как молодая листва отражается в озёрной зыби, южное солнце мельтешит колосьями, а вода и хлеб – всё такие же, как и там, за тысячи километров отсюда. Думалось прежде: сколько этим городом гуляно, сколько его улицами хожено – каждый двор, каждый закоулок тут помнит события моей истории. Надо уезжать отсюда, к новой жизни. Только куда уезжать-то? Земля – она везде одна.

Под вечер мне мечтается, что я спешу и за маленько не падаю. Весь тротуар уходит в гору, гляжу наверх – а там заветный дом…
За чашкой чаю говорим на новой кухне. О жизни – пустословие, для вежливости сказано, а любопытства нет ни ей, ни мне. А вот о музыке она спросила:
– Как ты там?
– А! – я махнул рукой и отвернулся. – Ты знаешь, мне уже ничто не интересно…
Ещё с минуту мы молчали, а после я накинул плащ и попрощался: «Пора бы уж и честь знать».
Спустившись в дол, я оглянулся – в воротах, на недосягаемой вершине, мелькнул её силуэт. А я ловил попутку в котловане меж вечерних фонарей.

Я потихоньку засыпал… Всё было, как живым воспоминанием: вот солнце за окном, а мимо проезжают по шоссе машины и трамваи – от них дрожат большие окна, и через стёкла их ломаются весенние лучи. Мы с ней чего-то ждём в студенческом концертном зале, и она хочет разыграть наших друзей – прислать им сообщение на древнем языке… Вдруг я уже один, а телефон её в моих руках, и я перевожу ей всё до слова. Когда она пришла, я показал ей этот «древний» текст.
– Ого, и как ты это перевёл?
– Просто я люблю тебя!
– Я тоже тебя люблю, – она прислонилась к моему плечу.
– Зачем же мы расстались, милая?..

Мне было видение. Я праздновал с родственниками чаепитие по случаю долгожданной встречи, все шумно что-то выведывали у гостей, как внезапно я поглядел вправо и увидел её. Художница, моя первая подруга… Она теперь сидела за столом, скромно теснясь на уголке, и никто, кроме меня, не замечал её – ни строгой чёрной кофточки, ни прямой осанки, ни каштановых локонов, ни шоколадных глаз. А жаль. Красивые у неё глаза! И затаили они какую-то иронию…
Она показала мне на коробку конфет, что лежала на столе.
– Хорошее число.
Я посмотрел на дату – 21-е. Наша первая прогулка. Сложно теперь об этом думать, когда уж много лет, как судьбы наши разошлись.
– Снова свидимся? – поинтересовался я с лёгкой надеждой.
– Ещё и свадьбу сыграем?! – с насмешкой возразила она.
– Ну нет, это уж на том свете, в другой жизни, – ответил я, улыбнувшись и прибирая пыл.
А глаза-то у неё были сдержанны, но полны эмоций, и звучала в них английская печаль.
Через мгновенье наваждение исчезло, я очнулся в своей комнате, ничуть не изменившейся со времён нашего знакомства. Осталась мысль свыше: мы с нею не увидимся ни в жизни, ни во сне. И то знакомство было первым, а та любовь – самой правдивой и сердечной; и уж пора признаться – лучше не было. Да может, и не будет никогда.