Большая белая рыба

Лёд горячился. Казалось, он упорен и настойчив, но, защищаясь от нападок солнечных лучей, делался мягче. Сумей он отыскать в себе сил не отвечать, то, сберегаемый холодом рассудка, смог бы, наверное, протянуть ещё денёк-другой...  А нет?! Так почто ж он был тогда?!
Ветер, что прислушивался к всегдашней весенней распре, дунул в бледное лицо льда:
- Охолони-ка, пожалуй. - Да сказал так сурово, что лёд, вздохнув кротко, помрачнел и стаял чуть ли не вмиг.
Перенявшая твёрдость его духа, вода оказалась мудрее, - с весёлой лёгкостью отражала она натиск солнца, и с деланным равнодушием прислушивалась к советам ветра, который не упускал случая напомнить о том, что при старании сделается всё, а без - прочее, остальное. Противное тебе или нет, - тут уж как повезёт.

  Как бы то ни было, обратившийся в воду лёд, до поры сдерживал её порывы, и  жизнь в пруду замерла. Голодные рыбы, обыскав весь водоём сверху до низу, сбились в стаю над  глубиной, порешив, что, если останутся стоять на месте, то мимо обязательно проплывёт что-нибудь съестное. Но большая белая рыбина, вырастившая всех этих рыбушек с икры, знала, что надеяться на это не стоит, посему, не опуская плавников, пошла вдоль берега,  чтобы проверить ещё и его.
Задрав голову над водой как можно выше, она погнала волну, которая, в случае удачи, могла смыть  всё, до чего дотянется её мокрый язык. Бок о бок с большой рыбой, срываясь с бега на привычные ему прыжки, семенил воробей. Не сетуя на скудный весенний стол, он посягал уже на запасы синиц, да белок, а завидев на отмели большую белую рыбу, решил чем-нибудь разжиться и у неё. Воробей часто оступался, но, мелко размахивая опахалом крыл, поднимался, словно канатоходец. Падая, он всякий раз ронял в пруд камешки и листья, но однажды просыпал в воду горсть ещё сонных муравьёв. При виде их, большая белая рыба ухмыльнулась, надув пузырь на поверхности воды, и без суеты, подобрала всех до последнего. С набитым ртом, жуя, словно бормоча себе под нос, она направилась к поджидающей её стае. Выпустив облачко муравьиной каши подле малышни, большая белая рыба вновь поплыла к берегу, полоща на ходу рот. Она не любила муравьёв, предпочитала ос.

К закату солнце нагрело рыб докрасна, так что, ежели бы они не были уже сами в цвет его алых парусов, на них больно стало бы глядеть. К счастью, тонкие жала жёлтых лучей не причинили им никакого вреда, а лишь вольнее и шибче разогнали холодную рыбью кровь. С ними вместе понемногу пробуждалась и вода. Переняв у льда всё лучшее, в нужное время она ластилась, а в искомый час была тверда.

- Ну, по что так-то?
- Ды-к, - кто с чем обратится к ней...
- А рыба? Большая белая рыба? С нею что?
- Хлопочет. Как любая любящая мать.