Миша и море. Сцены 1-3

Сцена первая.

    Миша оглядел пустую квартиру, проверил еще раз шкафы. Ничего не забыл, все вещи уже в машине, а весь хлам он выкинул. Проверив карманы, убедился, что документы, телефон, ключи от машины, карты, сигареты - все на месте. "Посидеть или не посидеть на дорожку?" - подумал Миша - "Надо будет у кого-нибудь спросить зачем это делается." Все же сел на край ванны, глубоко вдохнул, выдохнул, и вышел на улицу. Он испытывал одновременно и волнение и радостное предвкушение от предстоящей поездки. Миша ехал на море, но не в отпуск, а просто на море. Он был уверен, что на море жизнь сама собою станет другой. Он не знал какой, не хотел чего-то конкретно, он лишь не хотел того, что сейчас.
    Миша сел в машину, и, поскольку дорога дальняя, проверил хорошо ли отрегулированы зеркала, подогнано сиденье, оптимален ли наклон руля. Шутка ли 4,500 километров! Из Тюмени, Сибири, тайги на море, а море часть океана, а океан это вся планета! Путешествие в новую жизнь требовало особого отношения даже к мелочам. Что с того, что за месяц работы таксистом Миша накручивал до 6,000 км, ездил в 40 градусный мороз в Нижневартовск, даже не задумываясь о теоретической опасности такой поездки. Сейчас он чувствовал себя новичком во всем, в том числе и за рулем. И, правду сказать, автор сильно сомневается, что предстоит Мише испытать в продолжение повести чувство более сильное, более волнующее. Но Мишу отговаривать мы не станем, а последуем за ним.
    Как же все-таки нравилось Мише ехать, а он был искренно в том уверен, абсолютно также, как ездят новоиспеченные водители. Он ехал по первой полосе, останавливался за 5 метров до стоп линии на светофорах, показывал поворотники при перестроениях и старался почти не шевелить головой. Лишь изредко, упираясь в настоящего новичка за рулем, Миша, сам того не замечая, включал пониженную передачу, молниеносно оценивал обстановку, и без всяких поворотников оказывался впереди нерасторопного водителя. Конечно, мастерство не перечеркнешь в одночасие одним лишь желанием. Троллейбусы он обгонял заблаговременно перед тем как они начинали снижать скорость у остановок, в набегающий поток машин на кольцевых развязках вливался как бы само собой, скорость движения выбирал такую, что на светофорах почти не останавливался. Подспудно он понимал, что дорога дальняя и расход бензина имеет значение. А лихие маневры еще вчера  его коллег не без удовольствия про себя хвалил. Сам же не спешил. Море мечта. Но, как знать, может Мечта тоже новичок, и тщательно приуготовляет радости и даже милые, исключительно поэтические грусти там, на море, для Миши. Как начинающий кондитер украшает свой первый свадебный торт. И мы, дорогой читатель, затрудняемся сказать кто же более наивен, Миша со своей мечтой или полчище барышень, верящих в магию перемены жизни к лучшему в результате обряда чревоугодия и облачения в белоснежный наряд. Однако, по некотором размышлении, останемся на стороне Миши, ведь барышни по практичной природе своей хоть какие-то фантазии на счет усложнения жизни избранника имеют. А Миша просто ехал на встречу чуду.

Сцена вторая.

    И вот вырвался он из города, вернее раньше он считал это "вырвался", сейчас же скорее спокойно выехал. Просто кончились светофоры, а по сторонам дороги был лес вместо домов. Но Миша в эту секунду почувствовал, что прежняя жизнь совершенно осталась позади и вспоминать ее уже не придется. Миша все так же держал еще руль двумя руками, но мышцы спины расслабились, он поерзал на сиденье, как бы вмяв себя в него, и приготовившись к долгой поездке. Погода была хорошая, прохладное летнее утро, небо чистое, солнце уже было достаточно высоко, а машин на дороге мало, и Миша занимал себя тем, что смотрел по сторонам. Особенно взгляд его привлекла бригада вальщиков леса, которая вырубала просеку под строящуюся линию передач. Миша знал, что это работа ерундовая, но пока не замерзнут зимники, другой работы у парней не будет. Он сам когда-то работал вальщиком, работа была ему по сердцу, он не раз вспоминал, когда в мощных лучах прожекторов валочной машины стоял сосновый лес, а над ним светила полная луна, и, несмотря на грохочущий двигатель, в сердце Миши царила абсолютная тишина. И то же ощущение тишины он испытывал и работая таксистом, в основном по ночам. Гремела музыка в соседних автомобилях, пьяные пассажиры что-то радостно кричали, молодежь газовала на прокаченных машинах, но Миша чувствовал только приятное спокойствие и тишину. Даже напротив, будь тишина настоящей, без грохота, он стал бы прислушиваться к тому, что происходит в его душе, и уже никакой тишины испытать не смог бы. И думал он, что на море, во время шторма, он еще большую тишину услышит, море сможет заглушить тревоги сердца абсолютно, да так, что более они никогда не вернутся. Впрочем, был у Миши и запасной план, ему казалось, что там, на юге, крае виноградников, не составит труда найти средство для врачевания душевных ран. На время же дороги, он решительно отказался от подобных "лекарств", не взял ничего в дорогу, и покупать не собирался. Хотя вспомнить, когда последний раз он ужинал "в сухомятку" едва ли смог бы.
    Он как-то случайно включил не тот канал на телевизоре, и там, как показалось Мише, какой-то странный чувак сказал: "От чего пьет русский человек? От того, что душа болит!" Миша полюбил эту фразу. Передачу ту попробовал посмотреть подольше, но там началась нудятина про Пушкина, какого-то Евгения, про рай на земле и то, что надежды на этот самый рай не очень много. Миша быстро понял, что ничего полезного автор долее сообщать не намеревался и переключил на канал про путешествия. Он давно лелеял мечту о море и готовился, изучал, смотрел передачи про выживание в диких условиях, про то, как развести огонь двумя палками, как спуститься по веревке вдоль водопада. Как-то эти знания, верил он, могли ему помочь в новой жизни. А может просто ему нравились картины свободы и неопределенности. Картины же добропорядочной жизни, как то, семейной, или офисной, или просто той, где каждый день похож на предыдущий, он называл просто: "Ад адской!" При этом мало кто мог сравниться с Мишей в отношении однообразия каждого дня на протяжении месяцев. Все было в руках самого Миши, хотел - спал, хотел - ел, хотел - смотрел керлинг. Телефон всегда в беззвучном режиме, никого и ничего, что могло бы заставить его что-то сделать раньше или позже, сделать что-то другое, подумать о чем-то другом. Мы, дорогой читатель, можем иметь и другое мнение, но Миша полагал, вернее чувствовал, что в этом и заключается свобода, а то, что его "день сурка" переплюнул бы и сам оригинал, Мишу не то что не смущало, он жил такую жизнь с упоением, и, в отличие от героя фильма, никак изменить течение каждого дня не пытался. Странно, однако, зачем он оставляет этот рай на Тюменской земле.
    А тем временем приближалась "намоленная" путешествующими деревня, где автобусы предоставляли пассажирам возможность попудрить носик и насладиться придорожной гастрономией. Миша всегда эту стоянку проезжал, не будучи высокого мнения об обоих развлечениях, но ведь теперь он жил жизнь новую, и не мог дождаться подтверждения, что теперь решительно все в его горькой судьбе происходит иначе.

Сцена третья.

    Миша остановился впереди автобусов, сразу перед выездом со стоянки, это привычка выработанная годами, иметь возможность сразу сорваться с места. Пошел вдоль стоянки, пытаясь понять что же ему делать. Пудрить носик он не хотел, гастрономию придорожную полюбить так вдруг было не просто. Его внимание привлекли две девчонки, выделявшиеся на фоне сонных и хмурых пассажиров автобусов, которые добросовестно толпились сначала в очереди к очистительным процедурам, затем стремились восполнить утраченное. Девушки же неспешно прогуливались вдоль машин, одеты были в мягкие, бесформенные полу пижамы, полу спортивные костюмы. Не предпринимали попыток придать элегантную форму прическам, руки держали в карманах, горбились от утренней прохлады, улыбались и над чем-то как бы стыдливо смеялись. Миша не мог оторвать глаз от этой сцены, ведь она ему была прекрасно знакома, именно так он запомнил собирательный образ девушек, просыпающихся после бурной вечеринки на даче. Это было триста лет назад, он и забыл как весело было проводить время в компании друзей. Последние годы Миша лишь изредка общался с друзьями, ночевал всегда дома, всегда один. И совершенно забыл то волнующее чувство, когда все просыпаются после разудалого веселья и начинают вспоминать что было. То чувство, в котором смешивается и стыд и надежда и любопытство, и когда общий дружный смех примиряет всех и прощает всё в одно мгновение. И жизнь начинается заново, жизнь легкая, веселая, где все всем рады, где одна забота - найти развлечения до вечера. А уж вечером вновь время веселья, веселья безудержного, веселья подчиненного едино лишь сиюминутным страстям. Эти воспоминания позволили Мише в свое время каждой клеточкой своего неискушенного философиями ума понять, прозвучавшую в каком-то выдающемся фильме, фразу "что было в Вегасе, остается в Вегасе". Да, в "Вегас" было вернуться невозможно, но Миша утешал себя мыслью, что каждому возрасту свои новые, увлекательные развлечения. Сердце же его знало, что Миша врет самым наглым образом! После шашлыка на углях, с чуть подгоревшими краями, с маринованным лучком, с парой кусочков серого хлеба, сверстники его стали есть, да еще и нахваливать наперебой, приготовленные на пару патиссоны без соли. Путешествия заграницу, рестораны с салфетками в форме лебедя, машины с обдувом или подогревом отдельно левой и отдельно правой пятки… На это Миша мог ответить полюбившейся ему фразой, почерпнутой уже из постоянно посещаемых запасников мудрости и добродетели, именно из увеселительных групп в интернете, "хочешь есть - попей водички, вот девиз анорексички". Не хотел он пополнять ряд анорексичек, не хотел довольствоваться умилительным наблюдением за теми, кто ест жизнь полной ложкой, но и найти настоящий "шашлык" не умел.
    Кто-то окрикнул его, Миша обернулся и увидел Серегу. Серега был мужик сбитой, кряжистый, с пивным пузцом, всегда энергичный, улыбающийся, работал и в такси и отделочником, и плиты бетонные перепродавал по случаю. У женщин пользовался успехом, отчасти и потому, что не был привередлив. Его не интересовало прошлое избранницы вечера, воззрения, устремления, желания повеселиться пару, тройку часов было более чем достаточно. От Сереги же они тоже требовали немного, напитки, закуска, и главное, прямолинейное движение в сторону основной цели встречи. Конечно, Миша Сереге завидовал, но и общаться с ним любил. Бывало напряжется Миша, сформулирует вопрос в духе "а вот если что-то как-то, как-то, что-то, а потом совсем не так?" Серега на все подобные вопросы отвечал молниеносно и решительно: "Да на… (не зачем)!" "(Не зачем), Мишган!" После чего оба смеялись, договаривались снова как-нибудь попить кофе и разъезжались.
    "Здорова, Мишган! Прикольный заказ схватил?" - прокричал Серега из открытого окна своей машины, положив руку на дверь, как на подлокотник. "Ага" - машинально ответил Миша, и сам не понял зачем соврал, впрочем подумав понял. "Будешь вечером катать?" - спросил Серега. "Посмотрим" - ответил Миша, но от понимания того, что вечером "катать" он не будет, стало ему немного грустно. Ведь предстоял тот самый вечер, когда он мог вновь погрузиться в умиротворяющую тишину. "Ну давай! Там если чё по кофеясику, кричи!" - попрощался Серега. Он был с пассажиркой, о которой особо лестного сказать нечего, а потому сегодня с Серегой они могли увидеться еще раз.
    Миша много раз рассказывал Сереге, что уедет в Монте-карло, Серега благосклонно смеялся, подбадривал, предполагал возможные цены на такси на лазурном побережье. Чего греха таить, половина Тюменцев всю жизнь куда-то переезжает. Спешим успокоить социально ответственного читателя, численность населения Тюмени в абсолютной безопасности! Но вот когда Миша и правда куда-то собрался, то оказалось, что Серега чуть ли не последний человек, которому Миша поспешил бы рассказать о своих планах. Да и вообще никому ничего не сказал, да и некому было. Точнее не было того, кому это могло быть по-настоящему важно. Не только жизнь других людей на Мишу не влияла, но, разумеется, и Мишино существование не было сколь-нибудь принципиальным для кого бы то ни было. Холодный, горный воздух свободы? Нет, это у философов, у Миши скорее устройство организма не позволяло другую жизнь вести, и потому поэтических фраз не требовалось.
    Серега уехал, Миша обернулся, но автобус с помятыми девчонками уже уехал. И Миша посчитал, что он достаточно отдал дань традиции, и пусть не совершил всех положенных ритуалов, но ведь это в первый раз. Дорога дальняя, и он еще сможет освоить приемы новой, волшебной жизни!