Воспоминания Лукич 1

- Мить, а из наших, из стариков кто еще живой есть? Не знаешь?
   - Шеф, Иваныч, в райцентре живет. Прошлым летом к нему заезжал – бодрый дед. Жену пару лет, как схоронил. Дети разъехались, он внуков только по скайпу видит.
   - Это еще что за чудо?
   - Видео звонок. Как в книгах фантастических раньше было. Вот по смартфону. Главное, что б связь нормальная была. А то у меня смартфон есть, а связи в нашей глуши почти нету. В доме моем не ловит. На руинах клуба нормально ловит. Бобыль, так бобылем и прожил. Сейчас в доме престарелых, там же в райцентре, если за год не помер. Шибко плохой был. Не узнает никого. Иваныч к нему регулярно заходит и, каждый раз, по новой знакомится. Бобыль помнит то, что двадцать лет назад было. А то, что вчера произошло не помнит. И Иваныча тогдашнего помнит, а нынешнего не узнает.
   - Да, дела. Надо навестить народ, пока живы, - кивнул Лукич и опять невпопад спросил. – А ты за черемшой куда собираешься?
   - Так на Акимкину заимку.
   - Цела еще?
   - А че ей будет? Всяко целей нашего леспромхоза. Лукич, а кто такой этот Аким?
   - Не знаю. Дед сюда после Русско – Японской перебрался. Его в 1905 демобилизовали по ранению. Солдатский Георгий на груди и деревяшка вместо ноги. Пока он там за Веру Царя и Отечество, жена с детьми бедствовали, побирались. Младшенькая, сестра батина, моя, стало быть, тетка, умерла. Они погодки были, отец ее и не помнил совсем. Тоже весь истощенный и больной. Как люди добрые говорили не жилец. Бабушка с трудом ходила, пьяные казаки нагайками отходили, чтоб не побиралась. Мне вот всегда было интересно, как уживались между собой эти два казачества? Одни с пиками в казачьей лаве переворачивали оборону противника, ввергая врага в панический ужас, а другие своих гнобили. Рабочих разгоняли, забастовки подавляли. Как вот герои и каратели в одних рамках умещаются? Не понятно. Радостная картина встретила ветерана. Шибко он тогда на власть обиделся. Назад на фабрику его инвалида не взяли. Определился дворником, жили в дворницкой в полуподвале. Сыро, холодно отец совсем чахнуть стал. Бабка – знахарка, к которой бабушка обратилась, сказала, что город его убивает, жизнь вытягивает. Ему, мол, на свежий воздух надо, что бы дышалось легко, полной грудью. И тут так удачно вакансия лесника подвернулась, ну дед за нее и ухватился. Ни разу не пожалел потом. Жалованье, конечно, не особенно хорошее, за то дом в лесу, огород – земли бери, сколько обработать сможешь, охота, да хоть и черемша та же. Черемша – это же кладезь витаминов, вонючая, правда, но кладезь. Помню, бочками ее солили. Воздух таежный, целебный. Батя на поправку пошел, да и бабушка тоже на ноги встала. Вот, а заимка Акимкина уже тогда была, а Акимки не было. Ни то он был каторжник беглый, ни то отшельник. Не известно.
   Когда в Гражданскую здесь колчаковцы орудовали, там, на заимке база партизан была. Дед при них как разведчик и связной был. Его колчаковцы ни в чем не подозревали и не трогали. Инвалид, георгиевский кавалер, герой и нынешнюю службу несет исправно. Никаких претензий. Отец в отряде был. Как боец он не очень, больные с детства легкие всю жизнь донимали. Бегать совершенно не мог, за то пройти пешком двадцать верст – легко. И охотник хороший. Вырос в тайге, повадки зверей знал. Для отряда очень ценный товарищ – мясом обеспечивал и с дедом через него связь поддерживали. Местные про него все знали, что он чахоточный, поэтому вопросов и подозрений тоже не вызывал. В отряде отец с мамой познакомился. Она образованная была, курсы медсестер закончила. Там же в отряде и поженились. Командир им мандат выписал, раритетный документ получился.
   После Гражданской отец сменил деда на посту. Мама к лесной жизни уже привыкла. Да и сытнее здесь было. В городе голод да паек, а здесь силок и туесок. Не голодали. Сестра старшая родилась.
   - Так у тебя сестра есть?
   - Была, она меня на семь лет старше. Бабушка – мама мамина в Новосибирске жила, учительствовала. Когда Лизавета начальную школу закончила, а в поселке другой еще не было, перед родителями встал вопрос: прекращать дальнейшее образование, отправить в райцентр в интернат или в Новосибирск к бабушке. Третий вариант победил единогласно, и бабушка уж очень звала, да и учительница проследит и поможет. Отправили. Это в тридцать пятом году было, мне только – только четыре года исполнилось. Помню, рыдал тогда сильно, что сестра уехала. И это все, что я о ней из детства помню. После семилетки поступила в ремесленное училище при заводе. К началу войны уже была полноценным молодым специалистом. Работала в войну хорошо, медалью наградили «За доблестный труд в годы Великой Отечественной Войны». Потом, без отрыва от производства, рабфак, институт на пенсию вышла с должности начальника цеха, в котором всю трудовую жизнь и проработала. Умерла в девяностом году, а виделись мы с ней за все эти годы раз десять. Детей ее, практически не знал, а внуков так и не видел ни разу. Как-то не по-людски получилось. Уж как получилось. Главное, связь то мы не теряли. Открытки друг другу к каждому празднику посылали, да письма раз в год. В гости друг друга звали, да съездить получалось редко. У меня здесь хозяйство, не оставишь. У нее там семья, работа, учеба – тоже не особо вырвешься. У них с мужем две дочери родились, так я даже их фамилий в замужестве не знаю. Хреновый я дядька получился.