Во сне с Богом Из диологии Беглая Русь

Из романа "Ночные жители", который входит в диологию под общим названием "Беглая Русь"
ГЛАВА 20
После знойного дня, проведённого в степи с овцами, Роман Захарович, с котомкой за плечами да с деревянным в руках посошком, загнал гурт овец в кошару. В этом ему усердно помогал серой масти приземистый Полкан, которого с первого дня овцы приняли весьма настороженно. Они долго на него с интересом взирали, как на диво, всё не принимаясь щипать траву, следили за каждым движением лохматого кобеля, бегавшего с важным невозмутимым видом. И даже через неделю всё никак не могли к нему привыкнуть. Где бы он ни был, они без конца на него озирались, словно преду-гадывали, на что тот ещё способен, кроме своего безудержного лая? И лишь ког¬да в сторонке от старика он ложился под кустом шиповника на брюхо, с высунутым из пас¬ти красным языком, тяжко дыша, овцы только тогда немного успокаивались и принимались пощипывать траву…
Большая часть кошары укрывалась под навесом, сладенным из толстых жердей, покрытых соломой. И как раз на угол притулилась глинобитная хижина с двумя оконцами. Одно выходило на просторный, с кормушками и поилками баз для овец, а второе — обозревало подход к кошаре с другой стороны балки. Крыша была покатая, утеплённая соломой и поверх туго перетянута про¬волокой частыми стежками, чтобы её не сносило ветром. Дверь в хижину была подогнана впритык и закрывалась довольно плотно, куда можно было попасть прямо из база. Внутри неё земляной пол, гладко выровненный раствором из глины вперемешку с песком и навозом. Вдоль глухой стены из толстых досок был сбит широкий топчан, застеленный выделанными овчинными шкурами, тёсовый стол притулился к окну, перед которым стоял грубо сработанный табурет. И метал¬лическая печь с выведенной в стену трубой, обмазанной глиной.
Рядом с хижиной по ту сторону база стояло несколько де¬ревянных бочек, каждодневно наполнявшихся свежей водой, доставляемой разъездными колхозными водовозами. Хотя в балке били студёные ключи, но деду, конечно, оттуда одному никогда воды не натаскаться.
Затворив широкие ворота база, Роман Захарович не спеша по¬шагал к хижине, где уже возле двери с добродушным видом поджи¬дал хозяина Полкан, высунув красный язык и тяжело, прерывисто дышал, заглядывая хозяину в лицо преданными ласковыми глазами, повиливая хвостом.
Солнце хоть уже и село, в степи, однако, было ещё достаточно светло. Но уже залиловела, прозрачно зацвела восточная часть небосвода, откуда тя¬нуло свежим, настоянным на травах, охладительным ветерком. А тем временем западная — вовсю уже румянилась, пунцовела своей необъ¬ятной небесной
ширью. Но прежде, чем идти в хижину, Роман Заха¬рович напоследок подкинул овцам в ясли сена, налил в поилки свежей воды и только тогда, отворив плотно
сбитую дверь, он пропус¬тил вежливо в хижину Полкана. Потом старик налил воды в миску своему верному помощнику и сам напился, присел на табурет, посмотрел на заготовленные заранее для растопки печи хворост и кизяки, к чему вскоре и приступил. Затем намыл в казанке картошки и поставил её варить в мундире. Все это время Полкан, сидя около дверей, внимательно наблюдал за действиями хозяина, от которого, естественно, ждал непременного угощения. Для пса, пожалуй, это теперь наступила самая отрадная минута. И вот Роман Захарович достал из плетёной корзины краюху домашней выпечки ароматно¬го хлеба, завёрнутую в чистое расшитое узорами полотенце. Отрезав от неё горбушку, старик подошёл к Полкану, присел, погладил по загривку своего помощника и подал её; Полкан дружелюбно помахал хвостом, взял акку-ратно зубами хлеб и, довольный угощением, улёгся на земляном полу, притрушенному соломой и чабрецом — самой пахучей травой, которая так пришлась по сердцу чабану, издавна любившему собирать лечебные травы…
В печке, звучно, как-то вызывающе потрескивая, горел хворост, пламя порой яростно гудело. И Роман Захарович, чтобы несколько сбить полыхающий огонь, сунул в металлический зев кусок кизяка, потом взялся скручивать цигарку из крепкого самосада и с по¬мощью длинной хворостинки закурил от уже умеренно гудевшего в печи огня. И стал размеренно затягиваться едким, горьковатым дымом, сидя на табурете зa столом, изредка пог¬лядывая в окошко. На улице ещё было достаточно светло, в то время как в хижине становилось всё сумрачней; лишь возле око¬шек оставалось как бы на одной поре; сумерки несколько отсту¬пали, пропуская в каморку своё синевато-матовое свечение. Можно было вполне зажечь висевшую на стене, под стеклом керосиновую лампу. Но хозяин хотел посидеть в полусумраке, довольствуясь степным видом из окошка да вырывавшимися из печи оранжевыми отблесками на топчан, на часть стены и подбитый досками пото¬лок...
Шла уже вторая неделя его пребывания на кошаре в Камышевахе. Оторванный от людей, от семьи сына Устина и своей бабки, пер¬вое время Роман Захарович долго томился тянувшимися длинными, летними днями. Вдобавок начинало одолевать оди-ночество, особенно по вечерам. Ведь днём неизменно отвлекали овцы, степь, парящие в небе коршуны или ястребы, а то из куста выпрыгивал и зайчишка и за¬давал стрекача, словом, скучать ему не приходилось. А вот ночью по¬долгу мучила надоедливая бессонница. Лишь на короткое мгновение, незаметно для себя, он погружался в сон. А только открывал глаза, как в окошко yжe зыбился, сперва синим, потом зеленоватым полотнищем рассвет нового дня его степной жизни.
Полкан сперва засыпал около порога, но глубокой ночью переходил под топчан, ближе к хозяину. А ранним утром он вскакивал первым, открывал лапами дверь и резво обегал весь баз, словно пересчитывая овец, чтобы потом вернуться к хозяину. И, внима-тельно глядя ему в лицо, дружно помахивал хвостом, как бы сооб¬щая, что баз заперт, овцы все на месте.
Роль чабана Роману Захаровичу была совсем не в тягость, хотя привыч-ка сторожа осматривать объекты, подмечать перемены, уже стала его неотъемлемой чертой. Теперь он внимательно пересчитывал поголовье овец, однако это занятие оказалось не из лёгких. И он лишь пытался запомнить тех шустрых овец, которые норовили отставать от гурта, от которого, впрочем, они отбивались доволь¬но редко. А если какая заблудшая ненароком отставала, то её блеяние можно было услышать за версту. Но и Полкан хорошо за ними прис¬матривал. Старик полностью доверял псу, даже больше, чем себе и всегда рассчитывал на него в затруднительных ситуациях, чтобы овцы вдруг не отставали, не задерживались в какой-либо лощине, где могли быть получше травы, но тогда он был вынужден придерживать их всех, чтобы насытились травкой вволю…
Сварив в мундире картошку, он очистил её и принялся есть вприкуску со свежими помидорами и луком, и потом запил ужин горячим чаем, заваренным листом боя-рышника. Затем, на ночь глядя, Роман Захарович решил обойти кошару снаружи. Как всегда, чуть впереди него резво бежал Полкан. А овцы, находясь в базу, даже через плетень чувствовали близкое присутствие пса, ведя себя из-за него чересчур беспокойно, отчего поднялась возня, сто¬ял шум и стук копыт, слышалось утробное овечье тяжёлое дыхание...
Впрочем, так бывало попервости, словно овцы никогда не видели собак, а потом они к нему стали немного привыкать. И уже так панически и оглашенно не шарахались от него, как поначалу, видимо, уяснив, наконец, что от кобеля на них не исходило никакой опасности…
А тем временем сумерки уже синели и густели, как чернью дёгтя по балкам, и лавиной быстро надвигались на кошару. Но вот с неба лучистыми россыпями брызнули яркие и крупные звёзды, развесившись над степью узорами в космической беспредельной выси. А в сыреющей траве затрещали цикады и зазвенели сверчки, от балки мгновенно повеяло острой, пресной свежестью, только что на востоке, там, где единственно в необозримом пространст¬ве пологой равниной стелились поля, всходила приглушённая мутным янтарём полная луна, ещё не излучая на землю много света.
Обойдя таким образом всю кошару, Роман Захарович вернулся в свою сторожку. Теперь Полкан поспешил за хозяином, однако, постоял, посмотрел немного на всю, прилегавшую к кошаре ночную округу и побежал следом. Надо бы собаку оставлять на дворе, но с первого дня пастух этого не сделал, так как в его присутствии овцы вели себя очень беспокойно. Да и в хижине вдвоём было спать надёжней и веселей.
И на этот раз Роман Захарович не зажёг керосиновую лампу под стеклом, висевшую на вбитом в стену гвозде. Покурив ещё, он лёг отдыхать. Хотя знал заранее, что сразу заснуть ему не удастся. Он уже о многом передумал, часто вспоминал свою жизнь, к чему вдали от людей располагала обстановка и преклонный возраст. Причём здесь он ощущал себя как-то по-но¬вому, словно некогда с ним похожее уже было. И оттого его почти неизбывно беспокоила ничем не объяснимая тоска. Она, казалось, на время от него куда-то отдалялась, имея как будто бы живую, независимую от старика плоть. А потом он даже ощущал её приближение, как она сливалась с его телесным существом и бередила душу, тревожила сознание пережитыми за долгие годы со-бытиями минувшего: то войнами, то революциями, то нэпом, то кол¬лективизацией. И ходил как по одному и тому же кругу жизни. Все эти исторические вехи давно ушли и канули в Лету, точно никогда их не было. И тем не менее внутри некто чужим голосом, этак вкрадчиво, с таинственным слабым придыханием, провозглашал: «Свои страдания и мытарства никог¬да не забудешь. Ты живёшь в степи, как отшельник, а кто тебя не хочет рядом зреть, тот и удалил. А вся твоя жизнь — плод сумас¬бродной вождистской идеи, превращённой в обобществлённую кошару». Роман Захарович мог уверить, что никогда не знал та¬ких мудрёных слов. Вот сквозь тягучую дрёму он услышал в себе, как доносился из ночной звёздной сферы чей-то спор из двух голосов. Сначала они звучали очень невнятно, потом из сонмища голосов выделялся один, тогда как другие умолкали, как говорли¬вые мотыльки. И на всём оконечном пространстве парила космическая тишина. А тьма бесконечно текла и текла, как раскалённая смола. И на блестящей, переливчатой, матово-чёрной поверхности вздувались белые плёнчатые пузыри, подсвеченные изнутри иссиним перламутром. Они надувались ещё больше и вдруг со звоном прорывались, являя, звук за звуком, подобие некоего органного пения. И наконец блеснул и остался гореть красный огонёк, казалось, из него выделился, как из хаоса звуков, чистый, спокойный, мелодичный голос, как сама вечность. Он порождал колебательный, легко струящийся ветерок. Голос какое-то время продолжал издавать единый, нечле¬нораздельный звук, похожий на беспрерывный звон колокольчика. Но вот он стал дробиться, словно от него откалывались, извлекались самые чистые, ме-лодичные, и постепенно они затихли. А потом как будто из ничего стало прори-совываться отдельными чертами лицо молодого мужчины с окладистой тёмной бородкой, ясными, муд¬рыми большими глазами. А его обнажённое тело с крестом на груди, обёрнутое несколько раз белой тогой или мантией, предстало совершенно явственно. И он как-то спокойно молвил: «Спи, старче!»
Но вскоре вместо молодого лика предстали явные очертания библейского старца, всего седого, в белых просторных одеждах, это его голос звучал, это его фигура сошла с ночного высокого неба, как по волшебству, она сшагивала по белым облакам, как по ступеням, и вот ступила на землю, объятую ночным мраком, которую периодически бесшумно освещали сполохи зарниц...
А в следующий момент Роман Захарович в старце вдруг узнал себя. Неужели от излишнего самомнения он вообразил себя Богом? А может, это сам Господь решил опроститься, принять чужой облик? Но тогда зачем ему нужно было прийти к нему в хижину, поскольку он отчётливо слышал скрип двери. При всём при том Полкан даже не шевельнулся. Ведь собака в любом случае должна почувствовать пришельца? Ах да, Господа она просто неспособна облаять!
...Ночью поднялся ветер, на крыше без конца шуршала солома и на разные тона свистела свирелью, что-то постукивало чем-то за стеной, это как будто старик слышал сквозь нежданно набежавший сон. А старец всё сидел напротив и взирал на спавшего хозяина, обнаруживше¬го с удивлением в его облике свои глаза, нос, бороду, седую го-лову. При этом какое-то смутное беспокойство зашевелилось в душе Романа Захаровича, когда вдруг услышал отчётливо: «Ты будешь спать, но слушать и по мере возможности отвечать и задавать мне волнующие тебя вопросы», — произнёс спокойным голосом гость, но с властностью во взоре.
— Пожалуй, могу, коли ответишь: зачем ты принял мой облик?
— Я даю жизнь всякому живущему человеку, а посему мне всё подвластно: и судьбы людей, и многообразная природа во всех её ви¬дах растений, насекомых, зверей. Мне только не под силу остановить и предотвратить занесённый над жертвой вложенный злодею в руку сатаной кинжал, поскольку это проявление не моё, а дьявола, с которым мне приходится всевечно и постоянно бороться.
— А какая сила исходит от тебя на Полкана?
— В том, что он есть, во сне он ловит запахи и открывает глаза, слушает ночь. Он твой страж, очень давно, когда он был ещё щенком, я наделил тебя им. Тогда ты шёл по дороге, а до тебя на том месте проехал на телеге человек, увозивший от своей со¬баки щенят в город, но один, предопределённый промыслом, выпал на дорогу, так как ему над¬лежало попасть к человеку. Но тот мог лишь его вырастить, а потом съел бы, испытывая голод, и тогда мне понадобилось изменить щенку судьбу. Я знал, что ты мимо него не пройдёшь и приютишь, и моё испытание ты выдержал с честью, чтобы потом в лихой час он тебя спас. И скоро это произойдёт, чего ты даже не заметишь. А пока я пришёл говорить с тобой о созданном вами мире против моей воли. И для этого ты подходишь больше кого-либо. Ты мой избранник и путь твой ещё долог. А теперь слушай и молчи.
Кто в меня не верил, тот позже, пройдя через испытания, преисполнится верой, кто отрицал меня, того я проведу через испытания и приведу к его цели жизни. В этом мой извечный, невидимый людям промысел, чтобы люди достигали намеченного с моим именем в сердце. В мире отнюдь нет случайностей, как об этом дума¬ют большинство людей, ибо все события обусловлены глубоко со¬крытыми причинами, близкими к истине творца моего Отца. Я есть всё сущее на небе и на земле, я есть во всём, к чему касаются твои руки, старик. И они делают то, что я хочу, поскольку ты од¬на часть меня, а везде обнимаю всё своим беспредельным разу¬мом. Моя роль даже в малозначащем событии определена до вели¬кости основного бытия всего мира.
— Ты очень любишь себя и приписываешь всем некое своё подобие? Если ты можешь всё, то почему дьявола не осилишь, он совершает безнаказанно зло от своего имени руками людей, нацеленными на него? Растёт воровство, ширится пьянство, множатся убийства и разврат! Из этого следует, ты, Господи, не во всём, коли дьявол крепко властвует над умами людей и в его руках стихии и катастрофы, уносящие жизни людей?
— Наказание, понесённое преступниками — это моё возмездие и дьявол в них на время усмиряется. Но там, где есть моя вера — его нет! Ибо он, единственно, боится моей веры, поэтому ему выгодно её разрушать, сея среди людей раздоры и вражду! Многие люди сейчас одержимы тем, что некогда сделали с ними посланники беса. Пришедший в мир дьявол очень силен и коварен, под его дланью гибнут мои сыны и дочери! Но моя истина добра нетленна и в ней есть сила разрушения зла. Люди, поступающие разумно — близкие мне по духу. Ими руководят мои ангелы, они строят, просчитывают ваши судьбы, и ведут вас по жизненным лабиринтам. Как ни старайтесь, вы никогда их не увидите, ибо они бесплотны и бестелесны. Это прозрачный сгусток живого духа, реющего над вами, как невидимка, который ничем не определим…
— Зачем столько фантазии, если тебя воочию я никогда не увижу и твоих служи-телей в твоём большом храме, зовущимся Вселен¬ной?
— Заблуждаешься, ибо ты меня сейчас видишь, и таким знаешь в своей жизни, тебе понятен мой образ, поэтому я сижу перед тобой.
— И всё-таки не уясню: пошто тогда допускаешь между людьми несправедливость, драмы и трагедии? Мор и голод, войны и стихии уносят миллионы жизней со дня сотворения тобой мира?
— Я создал вам все необходимые условия для размножения. Но вы нарушаете мои заповеди, а каждого человека наделить божественным разумом не могу по той причине, что тогда вы переста¬нете промышлять истину бытия, путь к которой лежит через творчество разума, направляемого моей энергией из космоса. Мы вместе движемся через тернии веков к новому смыслу развития.
— По-моему, людям истина не нужна, ибо им вполне хватает забот о хлебе на-сущном и в этом они видят подобие истины…
— Людям свойствен самообман, поэтому каждому своё назначение, индивидум наделён определённым вероучением, а какое оно — такие складываются между людьми отношения. Я наделил людей до¬бротой, но в борьбе за место под солнцем они явят миру зло, от¬сюда возникают неравенства и несправедливость. Но я ни к тому, ни к другому не стремился, потому что оно ни в чём недостижимо. Неравенство толкает вас постигать истину и совершенство¬вать своё существование. От моего имени вы насылаете друг на друга проклятие и кару небесную, в чём потом каетесь. Зачем вы говорите: «Бог тебя покарает», ибо сами не ведаете, что окаже¬тесь в схожей ситуации. И невольно я наказываю лишь отступни¬ков от моей веры, ибо кто отрёкся от меня, тем самым уже наказал себя. Вы слышите мой вселенский пульс и не верите в истину моего пришествия в картинах дня и ночи, вы зрите кро¬вавые побоища и забываете обо мне. Вот потому неисчислимые жертвы несёте, чтобы следующие войны не допускались вами, которым от меня дан разум. А кто не ведает, как это происходит, тот не страдает, накапливая в себе жестокосердие. И когда его в избытке, тогда сбрасывается энергия агрессии, несущая с собой истребление себе подобных. Обстоятельства часто создаются независимо от меня, вопреки моим предостережениям, неотвратимо, от¬чего смерть настигает соплеменников всех народов в назидание другим, чтобы остереглись подобного. Вся суть предопределённос¬ти судьбы и её смысл, чтобы понимали, страдали, наполняясь любо¬вью к своим ближним...
Войны и революции происходят не во имя меня, а вопреки моим нравственным заповедям. При этом их творцы абсолютно не ведают то, к каким испытаниям ведут соплеменников. Я устанав¬ливал меру вины каждого и за ней последовало и ещё грядёт неотвратимое возмездие, а заслуживавшим хвалу — немедленное продление их поприща. Мои ангелы охраняют вас до поры до времени, а именно до того, как только чаша зла перевесит чашу добра, тогда наступает судный день. Вы превзошли жестокими деяниями себе подобных в других оконечностях мира. И помните, что прокля-тие и кара идут следом за вами до первого судного дня.
Многие из вас не ведают, что от самого рождения, одних по жизни ведут ангелы-хранители до того срока, когда земная мис¬сия их закончена и наступает черёд перехода в другой, вечный мир, в который незаметно для людей их вводят ангелы смерти, тогда как другие, проведшие свой век служению сатане через неминуе¬мую плаху — идут в ад. Но есть люди, от своего рождения обречённые на смерть ещё в чреве матери, у них изначально предназначение пустое, не освящённое моим духом. Однако им даётся возможность пройти опасный отрезок жизни в строгом соблюдении моих заветов, если этого они не сделали, тo неумолимый рок отдаёт их для назидания другим до того момента, когда жизнь и линия судьбы прерывается в силу сложившихся роковых причин. А мои служители в церквах и храмах, поминая отошедших в мир иной глаголют: «Прости их, Господи, ибо не ведают, что творят». И я прощаю не принявших меня, оступившихся, на которых нисходит вечное успокоение. Но их души придут к другим по моим заповедям. Я говорю: вольно или невольно отвергающих мои притчи всегда поджидает несчастливая су¬дьба, и такая участь должна учить других. Не я так хочу, а избравший не мою веру. Человек, назвавшийся «отцом народов», избравший рискованный путь борьбы, отказавшийся от своего имени, приняв¬ший чужое, думал сокрыться от моего ока, когда ушёл от веры, которая была заповедана ему с момента зачатия и потом начертана на его челе от самого рождения. Имя бездушное его не спасло, ибо каждому человеку оно дано от меня, в нём сокрыта его судьба и его дела. Но он отнюдь не ведал, что я был над ним и знал, к чему он приведёт, уведший от меня, как овечек, народ в свою зыбкую, призрачную веру…
А ещё был до него вождь, наделённый гением разрушения, он тоже меня не принял, и его незамедлительно подхватили слуги сатаны. Извратили его ум и дух, отдали в служение дьяволу, сила которого его неотвратимо и погубила, отдав во служение тьме и наследника, который сейчас управляет вами, возведя себя в сан Бога. Ведь было же сказано: кто берёт на себя мою роль, со временем падёт. Ещё не было ни одного властелина, кто бы своё правление закончил полным неоспоримым победителем мира. Все тираны и диктаторы ниспровергались роком, я был свидетелем их триумфа и заката, я слушал их жалкие молитвы. Но преступившим истину ничем не поможешь, её вспять не повернёшь и не отменишь, ибо она сама неопровержимая вечность. Всё сбывается соответственно с её законами и установками, как в человеке, так и в природе…
Ваш второй властелин по жестокости уже превосходит всех диктаторов вместе взятых. Но вы этому никто не поверите, что он уклонился от пути, указанному зачинщиком мировой смуты, отнявшим власть насильственным путём...
О, люди, люди! Мне ведомы все добрые и злые деяния ваши и посему каждому будет воздано по его заслугам! Глаголю сие, ибо молящиеся раскаиваются, а все отступники не задумываются о том, какая их ждёт после содеянного неминуемая рас-плата, поскольку, пребывая в гордыне, надеются, что избегут моей кары, ибо не при-знают, что есть неподвластная их разумам высшая сила. Вот и при¬ходится взирать, старина, на все злодейства как бы пока закрыв на них глаза. Но в этом и есть моя божья сила, я смиряюсь до поры до времени и даю право людям самим понять меру своих заблуждений. Если это не происходит, то сие значит, что люди добровольно из¬брали тот путь, который привёл их к трагедии и печали, ибо не знали меня, подхваченные служителями тьмы. Да будет так, глаголет истина немыми устами, чтобы впоследствии отступники, ставшие служителями насилия и смерти, увидели гибель свою и вернулись ко мне. И я глаголю: видел и молчал, наблюдал и выво¬дил аксиому о единственно точном варианте, который придёт к вам в будущем, ибо для постижения истины необходимо необозри¬мо длительное время. Но вам кажется, что её нет, хотя ничто не даётся до исхода. Через десятилетия опыт вашей общины лопнет, как мыльный пузырь и люди снова повернутся ко мне. Так заблудших овечек возвращают в стан пастухи, точно так же вернётесь и вы, осле¬плённые ложной верой вашего вождя, на мой единст-венно верный путь. Не сейчас, так позже, вы всё равно по искреннему согласию ваших сердец, покинете идола сатанизма и примете мою веру, мой образ мыслей, мои вечные заповеди. Ибо воистину во мне не семь пядей во лбу, а великое множество и светом истины наде¬лю, поверивших в меня...
На твоём благолепном челе, старик, читаю неверие, ибо тебе кажется, что я че-ресчур возомнил себя Творцом единственным, восхваляя себя? Но вовсе не я мни-тельный, а вы, сомневающиеся, и не знающие меня. Ибо кроме меня, моих заповедей, нет и не может быть пути к познанию истины. Но постигающий её видит, что горизонт её в тумане и он никогда не рассеется, ибо истина ясная как белый день погубит не только Землю, но и всю Вселенную, являющуюся моим чревом и моим смыслом, а иначе она исчерпается и тьма накроет… А что за ней — лучше не гадать, ибо там моя главная тайна всей сущей творческой энергии, зовущейся Святым Духом. А пока я есть непознаваемая тайна, упрощённо объяснённая в Библии от имени моего о происхождении бесконечно большого Мира…
Итак, я пришёл освятить вам путь и оградить вас от скверны, в кото¬рую вы ввергнуты не по своей воле и указать вам ещё раз истинную мою веру. Когда вы сомневаетесь во мне или не признаёте мою силу, влияющую на вас, я проверяю терпение ваше, насылая небес¬ные и земные стихии. Прошедшие испытания укреп-ляются в вере и силе моей. Но как я досадую, когда вы одержимы многими сомнени¬ями, ожидаете помощи от меня, не веря в силу мою, потому что хо¬тите лёгкого счастья. Но кто страдал за вас на кресте, тот его не знает, однако, хочет, чтобы вы, постигая веру, становились счастливыми. Поэтому задумайтесь не задумавшиеся, ибо отступивших¬ся от моих заветов неминуемо настигнет рок. И помните всегда: истина — это я! Как всё сущее объемлющее вас!
— По-видимому, Господи, во всём есть твоя правда: в цветке и камне, в собаке и овце, в мужчине и женщине. Но тогда, за что насылаешь на людей моры, голод, стихии — это твой промысел жесток или справедлив?
— Я не вправе ни оправдываться, ни защищаться от претензий людей, и говорю: что было то было. На это был ответ — испытываю терпение, хотя не всякий голод от стихии, зноя. Корысть вождя — отход от моей веры, возвестившего истину выше меня. Моя вина не в том, что я на¬казываю не сразу оступившихся и отступников от веры, а в том, что позволив разрастись человечеству, я ушёл в тень Вселенной, дав тем самым вашим мнимым властелинам создать подопытную среду. Но не от злого умысла они пошли на это, а по неведению истины добра и справедливости, смысл которых не в равных правах, а в равных возможностях при неравных стремлениях к намеченной цели. Так и повелось вопреки моим заповедям, ибо не ближнего любили, а себя, возомнившие мессиями, ваши вожди исказили доктрину развития мира. Но среди вас много алчу¬щих лёгкой поживы за счёт других. А ведь землю я даровал всем, но она досталась меньшинству, а потом над нею стал единый хо¬зяин — государство, отдавшее блага кучке прихвостней вождя. И вместо ожидаемого царства справедливости получилось всеобщее насилие, кровь и лагеря, потому что вождём правит сатана, но вы ему всё равно верите, отринув меня, несущего свет против тьмы.
Совершив мировое насилие, вождь посеял мор, голод, сковал вас тисками страха. Но вы продолжаете верить ему, как языческому богу, ожидающему новых жертвоприношений. Во главе с ним вы увлеклись переделом разрушенного мира, но вы забыли о святом Духе, Отце и Сыне, что это единственно животворящая сила, осно-ванная на царстве свободы. Посему не устаю глаголить: вот вам земля, сейте хлеб, стройте дома не ради ложной справедливости, а ради царства свободы. Но так не будет до тех пор, пока вы за¬няты трудом, ослеплённые лжеверой ярого вождя. А ведь я ещё когда глаголил: бойтесь лжепророков, один из которых стал без¬раздельным властелином ваших дум… И он уничтожал и будет продолжать истреблять, ибо страх утерять власть толкает его на кровавые деяния всех тех, кто идёт против него тайно, кто возомнили себя богоизбранными, но не я их избирал, а их мудрецы и задумали так вну-шать народам Мира, что они единственные богоизбранные. Но возомнившие не по наивности, а совершенно искренне стремятся овладеть Миром, будут изгнаны из Мира своими же деяниями, направленными не на благо всего Мира, а лишь своего народа, который, говорю, не я избирал, а его лжемудрецы объявили себя мессиями и подняли на щит богоизбранности. Они, изгнанные из Палестины и земли своих отцов, придут к тому же, от чего уходили из земли своих отцов…
— Господи, не могу за всех просить. Но что делать мне, каким идти путём? — во-просил Роман Захарович, что даже услышал Пол¬кан и живо поднял на хозяина голову.
— Не отвечу, ибо нет в тебе веры в меня, одно любопытство и страх. И быть мне до поры до времени в бездействии. И не мне так надо, а вам, заблудшим отступникам. А отныне живите по той вере, которую приняли, чтобы со временем от неё решительно отказаться самым прозревшим из вас, потому что лжепророчество не имеет истины…
— Создатель, не понимаю твоего такого непонятного равнодушия! В миру я много бедствовал и нуждался в благах. Но только несколько леточков попользовался твоей землей. Вот ты нашего вождя называ¬ешь прислужником сатаны. Но тогда почему ты до его прихода не содеял то, что сделал он, наделив людей землёй? Да притом допус¬тил мировую войну и братоубийственную, когда с твоего позволе¬ния нещадно истребляли друг друга? Помню, как люди страдали, гибли и уповали, обращаясь к твоему благолепному лику свои взоры моль¬бы о помощи. Но почему ты их не простил и не принял, продолжая наказывать смертями? Почему же ты так терпелив к злу? Не пото¬му ли люди отвернулись от Бога-невидимки и пошли за живым, провозгласившим себя «отцом народов», мессией?
— Старик, не лукавь, ибо живые прославляли меня: «Бог уберёг, Бог уберёг!» А в остальном за мной оставалось право — разбирайтесь сами, чтобы потом, наконец, уяснили, насколько погибелен для нации путь разрешения споров и конфликтов войнами. Была дана вам земля при царе, но вождь пролетарский посулил вам ещё и мир в придачу, чтобы вы пошли за ним и приняли его лжеверу за справедливость. Но вы не ведали, что он одержим был са¬таной и я тогда вступил с ним в схватку ради спасения ваших душ.
— Господи, не допусти повторения пережитого! Я во многом тём¬ный старик и твоих законов не разумею. Страха власти и без те¬бя нагоняют, но охолоди их чересчур горячие головы и сердца, уйми изуверов! Но меня еще очень волнует то, что ждёт людей, построивших в степи посёлок?
— Сначала о войне: ещё не все народы учли уроки истории, они ещё не пройдены новыми властителями-антихристами и на Западе, и на Востоке. Грядет новая кровавая жатва, но обильней предыдущей. Не я так хочу, а мой вечный противник — дьявол! Его теория зла неисчерпаема, а он выдумывает руками покорных ему людей всё новые способы насилия и смерти. Но его усилия так же обречены на провал, как и его слуг, ибо все захватчики не признавали за¬поведь мою: кто придёт с мечом, тот от меча и умрёт. А дьяволу она не доступна, он наделяет фанатичным вдохновением своих ис¬полнителей учения зла, и которых горький опыт прошлых авантюрис¬тов ничему не учит. И одержимые дьяволом не ведают укора совести, так как всё человеческое им чуждо…
Так ли я доходчиво тебе объяснил причины, приведшие к тому, что теперь сталось с вами, снявшимися с насиженных, обжитых ещё далекими предками гнёзд? Мне, конечно, доступно одним охватом обозреть всю картину мироздания. Прошлое — в моём центре разума, управляющего эволюцией, а из того, что было — программируется настоящее. Вот оно уже настало тысячу лет назад, а из минувших веков формируется будущее, потому что предпосылки настоящего — следствие прошлого, вырастающего в перспективу будущего. Хотя вам пока не обязательно её знать, впрочем, ты можешь её вообразить, ибо тебе всё равно не дано испытать грядущее, которое будут созидать твои внуки. Я наделил их ходом ожидаемой действитель¬ности. Человек — инструмент моего творчества бытия, люди, как часть меня, а значит, и целого мира. Вы проходите три вехи: прошлое, настоящее, будущее, но последний цикл судьбы прерывается, потому что начинается переход в потустороннюю реальность, которую вы называете смертью. Поэтому вы пребываете в трёхмерном измерении, отпущенном мной вам, которое для меня неделимо. Ибо обитаю сра¬зу в трёх ипостасях, вьющихся непрерываемой спиралью, управля¬емой святым Духом, оберегающим околоземное пространство. Но его земное происхождение объясняется дыханием Вселенной. У меня нет любимых государств, любимых народов, избранных наций. Ибо кто говорит, что всем и вся управляет космический разум — это есть Я. И те, которые говорят, что Богом избраны — не верьте им…
А теперь о том, что ожидает твоих земляков. О них моё сужде¬ние заключено в их насущных думах. Ибо ваш вождь создал не отвечающую моим заповедям среду. Мне нелестно руководить людьми, наделёнными от меня проявлениями разума. Я никогда так не делаю, ибо вкладываю в сознание свою веру, и этого достаточно, чтобы жить в ладу. Но сложнее отступившим от моей веры, судьбы кото¬рых подключены к творческой системе, руководимой мной. Они как всегда вспоминают обо мне лишь в минуты тяжёлых испытаний. А ведь мои заповеди понимаются совсем нетрудно и многие их усваивают, как для насмешки надо мной, потому и в жизни им мало кто серьёзно следует. И не ведают, что они — моё завещание и ориентир на пути спасения. Жадность и ненависть у многих идут рука об руку, не помня о доброте и справедливости даже элементарно. Но постоянно напоминать вам об этом в мои обязанности не входит, потому как вы сами осуждаете моими устами живущих не по совести. И как часто, содеяв зло, после спохватываются и вспоминают меня и каются в своих грехах и прес¬туплениях с моим именем на устах, потому что я терпелив и го¬тов молить о прощении, кто единственно непоколебимо верит в меня, а значит и в силу мою. Однако очень часто эта лже¬вера подводит самых завистливых, корыстных, алчных, мстительных, жестоких, коварных, ибо проходит время и настаёт неотвратимое наказание за нарушение моих незыблемых истин и заповедей, а ко¬торые ищут пути познания меня и находят, тем и воздаётся сторицей. Но, к сожалению, многие ли понимают, что иного выбора у них нет, что мера ими содеянного зла перевешивает чашу терпения моего и карающий меч обрушивается на отступников от моих заповедей. И тем не менее, как всегда, к ним приходит запоз¬далое прозрение, но зачастую, когда ангелы смерти уже к ним на подлёте, приближение которых на несчастных наводит панический ужас. А следова-тельно они поздно обращают ко мне взоры мольбы о помощи, ибо спасаю я лишь принимающих меня. Моё сожаление по¬истине безмерно, когда до последних минут своего грешного бы¬тия, люди не ведают, какой непобедимой силой наделены ангелы смерти. В тот момент они выбирают из вас тех, у кого линия жизни больше длиться не может до того предела, что отмерено ангелами-хранителями…
Однако не всем дано отделить судьбу страны от линии жизни её вождя. Хотя на время они устанавливают космический контакт взаимодействия, впрочем, на тот отрезок истории, который зависит от характера и деспотии вождя, ставящего судьбу народа в обстоятельства, присущие его психологии и нравственности, от кото¬рых напрямую зависят отдельные судьбы людей. И как раз на них я неволен влиять, одержимых чуждыми мне идеями. Вот когда сата¬низм, правящий историческими личностями и простым народом, просто-напросто берёт над моей истиной спасения временный перевес. Тем не менее я отнюдь не пасую, я терпеливо выжидаю и под¬готавливаю почву к сокрушению дьявола. И в конечном счёте про¬исходит преображение моих поверженных заповедей, потому как они воистину светоносны и бессмертны. И опять-таки, заблудшие не ведают света моего, ибо долго живущие во тьме сознания, им не дано постичь истину смерти, а посему для грешников и преступников она есть расплата, тогда как искренне пронёсшие мою веру по жизни обретают святое право перейти в Царство небесное. Но рая я никому не обещаю, он в ином измерении, о чём вам до поры до времени нельзя знать. А на Земле легковерные, навроде ваших вождей, придумывают его, хотя у них была лишь идея-фикс, чтобы поверили и пошли за ними, что их идея обретёт материальность…
— Но что же с душами умерших происходит?
Они возвращаются в чрев мой, где обитает их лишь светящаяся оболочка, некогда живших людей, иначе говоря, их души, которые при рождении маленьких существ я возвращаю на Землю, помещаю в них, в зависимости от того, какой судьбой они наделены мной…
— Но почему же ты, Господи, на равных со злодеями, караешь так же честных людей, неужели только потому, что они отступили от твоей веры? — вдруг неожиданно для себя вскричал Роман Захарович и затем тихо молвил: — Были некогда у нас дед Пипка, председатель колхоза Сапунов, совсем недавно — Семакин, все они пострадали по оговору и ни за что исчезли бесследно.
— Старик, ты забываешь главное. Я милосерден и справедлив. Вс¬помни моё ре-чение о зачинщике смуты, идущим первым на плаху, точно такое же постигло его последователей, за ними идут отс¬тупники, принявшие чужую веру. Мой сын пострадал на кресте во имя вас, тогда как ваш вождь и его сподвижники отправляют на казнь простых смертных. Возмездие свершилось, когда ваш главный вождь понёс ту же кару, а мог бы жить, но сатана указал ему путь и он ушёл от меня и предан был анафеме. Он был его слугой и явил Миру изнаночную сторону истины того, к чему я не был причастен, ибо сатана творил свой мир и засеял подобными себе, и они ходят среди вас не с моим именем, и указал ему обречённых на жертвы. Хорошие люди в общей упряжке главного вождя совершили противоестественную ломку сознания и психологии крестьян, отторгли от земного вековечного жизнеустройства, тем самым уводили в ложную от исти¬ны веру. Никто из них не увидел, что вера моя искренней, свето¬носней и правдивей той, которую насильственно и оголтело наса¬ждали народу. Поэтому не мудрено, что она несла в себе заведо¬мый обман. Постепенно злой дух овладел умами и душами хороших и добрых людей, которые были не в силах противостоять антих¬ристу. И они не стали ему сопротивляться, задавленные диким страхом. Ибо водоворот лжеидей по-прежнему будет фанатично за¬тягивать в воронку бездны всё новые жертвы до тех пор, пока вы сами не поймёте всю гибельную тщету навязанных вам устремлений в построении зем-ного рая. Ведь нелегко отличить истинное добро от лжедобра, внушаемого вашим деспотичным вождём, засло¬нившим собой и запретившим мою веру. А посему вы без неё, как без воздуха. И тот, кто воспротивился ложному развитию, по кото¬рому пошла страна, на себя враз навлекли гнев бесноватых последышей вождя. А его карающая десница беспощадна по своей кровожадности, что сродни геене огненной. Кто теперь может по-прежнему отрицать не существование ада? И посему тот заведомо лжесвидетельствовал против меня, кто грозил своим отступникам, что после смерти они попадут в геену огненную. Но они получили его раньше, ещё при жизни, чем уже вдвойне наказаны. Ты называл хороших людей, неосознанно боровшихся против тирании деспота, воплощавшего сатанизм. И за это он казнил их, а вместо обещанного вождём им рая, от меня они получали всепрощение и отпущение грехов. Им теперь не угрожает попадание в ад, но и врата царства Небесного для них закрыты навсегда за отхождение от веры моей…
И вам, живущим на земле, напоследок глаголю: воистину моё пророчество сбудется гораздо раньше, чем этого хочу я, когда сменятся несколько поколений и во всеуслышание затру¬бят ангелы о неудавшемся опыте деспотичного вождя, учинённом им над судьбами страны, отрекшейся самой первой от меня под его дланью. И с великим сожалением я буду взирать на тех, кому в уста вложится злоречие: «Это Бог покарал непослушных, отступников и неверных». Хотя на самом деле вы это совер¬шили в тот самый момент, когда отрекались от меня: одни добровольно, другие принудитель-но, а третьи богохульствовали над моей истинной верой. Но всем воздастся по делам их...
— А тогда кто же наказал верующих в тебя? У нас в посёлке есть бабы, которые и заповеди соблюдают, и истово тебе поклоняются, например, Серафима Полосухина.
— Она мне не служанка, я ей не барин, однако всё ей зачтётся: вера в себя, в свои руки, а значит в меня. Коли я в запрете, то не хуля власть, которая не от Бога, а от дьявола, эти люди спасутся молитвами о дарованном им труде, дающем хлеб и пищу...
— А председатель колхоза, говорят, к власти пришёл, предав Са¬пунова. Как же так, наказав одного честного отступника, ты прос¬тил худший порок другому?
— Не всё познаётся в сравнении. Ибо за каждый недобрый пос¬тупок, люди невольно подводят себя к роковому концу, что неведомо никому до поры до времени. А месть Жернова тот же порок того, кто лишил жизни сына моего Иисуса Христа, преданного Иудой… Но если бы Жернов не проникся пагубой этого порока, то удержался бы от другого соблазна — наживы неправедным трудом. Ибо гла¬голю: за сей порок скоро он заплатит большим пороком, что при¬ведёт его к роковому исходу. Жди, старик, грядущих событий...
На этом видение старца в облике Господа тотчас исчезло, словно выключили ки-ноэкран. И на какое-то время Роман Захарович погрузился в глубокий, провальный сон. Но как жаль, что он пока не мог знать, что беда уже обложила его со всех сторон. Вот и Полкан отчаянно, тревожно заметался по хижине, поднял вдруг громкий, пронзительный лай, подлетая то к дверям, то к изголовью хозяина с донельзя жалобным и протяжным, подвывающим скулёжем…
А в базу было слышно, как заволновались, засуетились, зашумели, застучали копытцами овцы и бараны, а иные даже гортанно заблеяли, почуяв смертельную опасность приближающегося огня. И они там, точно водяные серые буруны кружили по загону с шумом то в одну сторону, то в другую, переполошенные диким страхом. Полкан, естественно, улавливал охватившее овец беспокойство, чувствовал неладное, что происходило вокруг кошары. Вот где-то треснула палка, пёс на это ответил рычавшим лаем. И только тогда Роман Захарович очнулся и подхватился с места, как ужаленный или окатанный ледяной водой.
— Что, Полканушка, никак тебя лешак раздирает? Небось, лиса мимо пробежала или ещё какой зверь степной, — и он было хотел опять улечься спать. Да вдруг сам почуял, набивавшийся в щели хижины запах соломенной гари и дыма. И тут чабан быстро выглянул в окошко, а там что-то замерцало, оранжево-алым блеснуло раз-дру-гой, словно отражённым в зеркале огненным сполохом, ходившим раскалёнными волнами и клубами дыма. Вот когда Роман Захарович, стряхнув мгновенно окончательно сонную дрёму, инстинктивно перекрестился, охваченный беспомощностью и страхом. Но всё рав¬но быстро сорвал со стены над топчаном висевшую старую берданку с самодельным прикладом, всунул патрон, заряженный крупной дробью, встал с топчана, нашарил кое-как обувку. Сердце враз опахнуло тревогой, отчего неприятно всего зазнобило под лопатками, руки напряглись, задрожали от усилившегося осознания беды.
В это время ещё сильней запахло дымом и удушливой гарью. Неужели стог со-ломы полыхает, привезённый недавно для утепле¬ния база. Но это было ещё полбеды, лишь бы баз не занялся огнём.
Не медля больше ни секунды, Роман Захарович выскочил из хижины. Овцы все сбились тесно в кучу, и более не метались, не волновались и застыли, как неживые, в беспомощном оцепенении, и настороженно устремили взоры в одном направлении туда, где был покрыт соломой навес. И как раз с одного бока он пылал, правда, огонь на него не столь жадно набрасывался, а как-то вяло, видно, за ночь солома отсыре¬ла. И от неё лишь обильно валил дым в сторону балки, сворачиваясь замысловатыми, многослойными жгутами и кое-где выбивалось то слабыми, то сильными сполохами пламя. На востоке уже занимался рассвет, лиловое, усыпанное уже редкими звёздами небо, сперва становилось изумрудным, потом лимонным .Однако, невесть откуда занявшийся пожар осветил часть ближайшего база, плетень. Роман Захарович поняв, что берданкой ему некого отпугивать от кошары, поставил её около двери в хижину, подхватил ведёрко и стал черпать из деревянной бочки воду, чтобы ею обливать хижину и остальную часть навеса, куда огонь ещё не добрался. Хотя было отнюдь не легко вскидывать ведёрко с водой кверху, и вода подчас не достигала цели — лилась прямо на чабана. И тогда ои взошёл на бугор, откуда было наиболее удобней сверху поливать водой навес и хижину.
В это время ветерок неожиданно усилился, словно только для того, чтобы быстрей раздувать пламя. И где-то отдалённо гухнул гром, и стремительно приближался, вместе с закрывавши¬ми тучами звёздное небо. С запада отчётливо потянуло запахом дождя, правда, соломенная гарь и дым окутали почти весь баз. Но горела только часть плетня. Роман Захарович бегал с ведёрком к месту огня, норовившего сползти с крыши на плетень по столбикам и сбивал всё шире расползавшееся пламя. И тут с обвальной силой, как водопад, сорвался спасительный дождь, и в считанные минуты потушил остатки неведомо отчего занявшегося пожара…