Спасти его любой ценой. Глава 17

       В больнице врач долго меня осматривает. Мы находимся в небольшом помещении снизу доверху отделанном белой плиткой. Из мебели – стол с двумя стульями по разные стороны, и два железных шкафа со стеклянными дверцами, сквозь которые можно рассмотреть всякие бутылочки, баночки, градусники в специальном стакане и много еще чего. Через большое трёхстворчатое окно льется утренний свет. Он слишком яркий для моих уставших глаз. Я сижу на застеленной белой простыней, высокой кушетке. Платье приспущено с раненого плеча вместе с бюстгальтером. Меня это не смущает. Врач же - не мужчина. Пахнет лекарствами и чем-то резким. Градов стоит за моей спиной. На нем белый халат, который он просто накинул на плечи. Мужчина оперся спиной на стену и скрестил руки на груди. Это его привычка, насколько я заметила. Так он отгораживается от всего мира. Смотрит хмуро и задумчиво. А врач, сделав кое-какие манипуляции, смоченным в каком-то растворе тампоном вокруг моей раны заявляет:
- Операция сделана профессионально. И рана в хорошем состоянии. Чистая. Аккуратно зашита и обработана. Вы принимаете лекарства?
Я мотаю головой:
- Нет.
- Я выпишу вам сейчас таблетки. Будете их принимать, чтобы избежать воспаления и быстрее заживало. И сейчас еще укол надо сделать. Прививку от столбняка давно делали?
Я пожимаю плечами. Откуда я могу такое помнить?
Но врач уже не ждет моего ответа, ловко перевязывает мне плечо и закрепляет конец бинта.
- Ну вот. Только нужно еще обрабатывать и делать перевязки. Сами сможете? – Он вопросительно смотрит на Градова. Тот молча кивает головой. Я удивленно распахиваю глаза. Он сможет делать перевязки? Мне? Ничего себе.
- Или же приезжайте в процедурный кабинет каждое утро.
- Мы подумаем, - это за меня отвечает «объект».
- Будьте здоровы, - парирует врач. Он сидит за своим столом и пишет на небольшом кусочке бумаги. Потом протягивает его мне.
- Все это вы можете купить в нашей аптеке на первом этаже. Процедурная дальше по коридору. Там вам сделают укол. Название препарата я записал. Всего доброго. – Он показывает, что больше нас не задерживает. Я говорю вежливое: «Спасибо!», натягиваю бюстгальтер и платье. Градов подходит ближе, чтобы помочь мне спуститься с кушетки. Я с благодарностью принимаю его помощь. Кидаю быстрый взгляд на его. Мне кажется что-то в нем не так. Но вглядываться некогда. Потом пойму. А может, просто показалось. Оба устали после выматывающей погони и не выспались. Я, наверное, сейчас и сама на себя тоже не похожа.

Процедурный кабинет нашли без труда. Градов было сунулся и туда за мной, но я не пустила, чем вызвала его недовольство. Но шуметь в лечебном учреждении он не осмелился и остался ждать за дверью. Меня встретила молоденькая медсестра, пол-лица которой было наглухо закрыто медицинской маской. Но я сразу заметила ее покрасневшие глаза. Она была расстроена и явно плакала прямо перед моим появлением. Я протягиваю ей листок с назначением врача. Она секунду смотрит на него и показывает мне на стул около стола, на котором лежит белая скатерть и светло-коричневый валик. Я кладу на него руку и начинаю сжимать и разжимать ладонь. Так надо, когда укол делают в вену. Медсестра возится в углу, набирая в шприц лекарство.  Потом подходит ко мне, перетягивает мою руку повыше локтя жгутом и ловко вводит иглу мне в вену. Распускает жгут и делает укол. Накладывает небольшой комочек ватки и заклеивает ранку тонкой полоской пластыря. Не больно ни капли. Но и приятного мало. Когда она поднимает лицо, я точно понимаю, что она плакала. Не удержавшись, спрашиваю:
- Вы чем-то расстроены?
Она вскидывает на меня взгляд, и я удерживаю его своими глазами, как когда-то учили. Теперь она не сможет мне соврать.
- Да, - начинает она робко, и я слышу, как дрожит ее голос. Ее глаза наливаются слезами. Они прорываются через баррикаду нижних ресниц и текут по щекам под маску.
- Как Вас зовут. – Решаю начать с самого простого.
- Виктория. Вика.
- Так что случилось, Вика? – Я смотрю ей прямо в глаза и жду.
- Я не знаю, как сказать. – По ее виду понимаю, что ей действительно трудно об этом говорить.
- Попробуйте сказать, как есть. – Моя поддержка ей помогает.
- Мне через час идти на аборт. – Почти через силу выдавливает она и заливается слезами.
Ого! Я отпускаю ее взгляд. Девушка отходит к окну и горько плачет несколько минут. Я молчу. Не мешаю. Если она плачет, значит, еще не приняла окончательного решения. И есть шанс отговорить ее от этого страшного шага. Когда Виктория немного успокаивается, я наливаю из графина на ее столе воду в стакан, подхожу и протягиваю его ей.
- Зачем? – Спрашиваю коротко, но она понимает мой вопрос. Берет стакан, отпивает немного воды. Всхлипывая, отвечает:
- Потому что я не могу воспитывать ребенка одна. У меня на это не хватит ни сил, ни денег.
Решаюсь задать трудный вопрос:
- Почему одна? А где отец? Будущий отец. – Сама не знаю, зачем уточнила.
- Мы с ним поссорились. – Она снова морщится, и из ее глаз снова катятся слезинки.
- Это ваша душа плачет, Вика. Просит Вас не делать этого. Ведь если Вы сделаете аборт, то убьете не только невинного младенца, но и загубите свою душу.
Девушка пристально смотрит на меня:
- Вы из секты? Будете меня уговаривать вступить в нее?
Каким бы трагичным не был момент, я фыркаю и улыбаюсь. Вряд ли можно Искупление назвать сектой.
- Нет, я не из секты. Просто хочу переубедить Вас не делать глупости. Скажите, а будущий отец знает, что у вас будет малыш?
- Нет. – Она качает головой. На ее лице появляется недовольная гримаса.
- Почему? – Я искренне удивлена.
- Потому что он – подонок!
- Ну, Вы же полюбили этого человека?
Девушка кивает.
- И этот ребенок – плод вашей любви. Вы готовы его убить?
Она широко раскрывает глаза, осмысливая услышанное.
 - Даже если он трижды подонок, надо ему сказать. Может, он будет рад, и у вас все наладится. – Говорю это ласково, как маленькому ребенку.
- А если нет? – В ее глазах плещется страх.
- А если нет, - мне не хочется обсуждать этот вариант, - то устанавливайте отцовство и пусть платит алименты и помогает воспитывать ребенка. И государство поможет. Вика, - она не смотрит на меня, - Вика, - девушка все же поднимает на меня тяжелый взгляд. – Поговорите с отцом ребенка сначала. Дайте шанс себе, ему и малышу.
Она слабо кивает. Но мне этого мало:
- Обещаете?
- Обещаю, - она говорит это тихо, но твердо.
- Вот и молодец. – Я обнимаю девушку и прижимаю ее к себе.
- Вот увидите, все будет хорошо! – Я не просто говорю эти слова. Уверена в этом! Не знаю, почему, но чувствую, что все у этой девочки получится. А интуиция меня не подводит. Она затихает в моих руках, потом говорит:
- Спасибо. Теперь я знаю, что мне делать.
Я отпускаю ее, еще раз говорю: «Все будет хорошо!» и выхожу из процедурной.

И сразу наталкиваюсь на раздраженного Градова.
- Что так долго? – В голосе недовольство. – Сколько времени нужно, чтобы сделать один укол?
- Не сердись. – Мне конфликта не хочется. Я поворачиваюсь и не спеша иду к выходу из больницы. – Просто у девушки проблема и надо было поговорить с ней.
- Ты ее знаешь? – Недовольство сменяется подозрением. С чего бы?
- Нет. Но нужно было помочь.
- И чем ты ей помогла? – Он обгоняет меня и идет чуть впереди.
- Иногда простой разговор может изменить многое. Доброе слово всем приятно и необходимо.
Градов вдруг останавливается и смотрит мне прямо в глаза. И я понимаю, что в нем изменилось. Как же я не заметила это сразу? Еще тогда, в кабинете врача. Или в машине, когда мы ехали в больницу. Сейчас при ярком солнечном свете это было очевидно – его глаза слегка изменили цвет. Они уже не такие угольно-черные. И перемена эта мне нравится. Значит, я на правильном пути. Но я замечаю еще одно. Это не та больница, куда я приезжала на интервью с главным врачом.
- Что это за учреждение? – Градов снова поворачивается и продолжает свой путь, отвечая мне через плечо:
- Это ведомственная поликлиника. Для сотрудников Министерства внутренних дел. - Его ответ как всегда лаконичен и точен.
- Рустам и Егор тут?
- Они в госпитале. А это поликлиника. – Разговаривает со мной, как с ребенком.
- Я хотела бы навестить их. Можно?
- В реанимацию все равно не пустят. Да и не надо сейчас болтаться по городу. Необходимо залечь на дно и ждать.
Мы выходим из здания поликлиники, садимся в его машину, мягко трогаемся с места. Разговор не клеится. Я молча смотрю в окно на пролетающие мимо дома, автобусные остановки, вывески магазинов. Понимаю, что мы направляемся совсем не в сторону моего дома.
- А куда мы едем?
В этой части города я никогда не была.
- Мой дом в другой стороне…
- От твоего дома остались одни стены без окон.
Я вспоминаю небольшой, но такой уютный домик, красивый палисадник, аккуратный дворик с навесом для моей машины.
- А машина? – Я понимаю, что ничего хорошего сейчас не услышу.
- Сгорела.
Опять? Но теперь без меня. Очень жаль машину. Она мне всегда нравилась. Но вот судьба у нее такая. По-другому и не скажешь.

Наша машина ныряет в один из дворов и останавливается перед семиэтажным домом. Такие называют «сталинками» и говорят, что у них стены толщиной в целый метр. Градов коротко бросает:
- Сиди, пока не скажу.
Я улыбаюсь так, чтобы он не видел. Любитель покомандовать. Но сейчас я не против. Даже и лучше, что в его глазах я буду выглядеть беспомощной. Все еще улыбаясь, смотрю, как мой «объект» исчезает в одном из подъездов дома. И в голову приходит другая мысль, которая стирает улыбку с моего лица и заставляет посмотреть на ситуацию совершенно с другой стороны. А ведь я и правда беззащитна перед Трофимовым и его людьми. Я могу побороться с Темными и со всякой нечистью, претендующей на жизнь и души моих «объектов». Но что я могу сделать против вооруженных мужиков, швыряющих в мой дом гранаты и расстреливающих меня из огнестрельного оружия? Только спрятаться за спину Градова, или Рустама, или Егора. Значит, мне самой нужна помощь моего «объекта»? Не надо лукавить. Да, нужна. Так же, как и моя ему. Замкнутый круг. Аж голова немного заболела. Надо бы все обдумать, куда я вляпалась. В памяти всплывает задумчивое, бледное лицо Следящего и его слова: «После этого дела трудно будет вверх…» Из всего получается, что задание не просто сложное. Оно заведомо провальное…

Из моих горестных мыслей меня выводит появившийся из подъезда Градов. Он подходит к моей стороне машины, открывает мне дверь. Дождавшись пока я выберусь, командует:
- Седьмой этаж. Квартира сто тридцать два. – И для ускорения слегка подталкивает меня в спину.
Но я еще успеваю спросить:
- А ты?
- Я – за тобой. Не бойся, не брошу.
Я быстрым шагом пересекаю расстояние от машины до подъезда и скрываюсь в его темной прохладе. Там пахнет сыростью. Пролеты неширокие, ступени грязные, перила – деревянные, покрашенные в темно-коричневый цвет. В центре за решетчатым ограждением – лифт. Такой древний, что двери открываются и закрываются вручную. Но появившийся за моей спиной Градов, не дает мне в него войти. Снова слегка подталкивает в спину, говоря:
- Идем пешком.
Я не понимаю, зачем, если есть лифт. Да и устала я так сильно, что ее ноги переставляю. Это же так естественно – добраться до последнего этажа на лифте. Но мой спутник не вдается в разъяснения. Только бурчит:
- Ножками, ножками…
И я иду. Скорее ползу, превозмогая боль в плече и усталость. Часто останавливаюсь на отдых. Кажется, из меня уплывают последние силы. Градов поднимается за мной. Дышит ровно, словно не идет вверх по лестнице на седьмой этаж, а прогуливается по парку около живописного пруда с утками. Это сравнение вызывает в сознании такую прекрасную картину, что мне очень хочется там оказаться и не думать ни о Градове, ни о Трофимове и его бандитах. Последние два этажа мне кажутся непреодолимыми. Я останавливаюсь, складываюсь пополам, пытаясь выровнять дыхание и накопить силы для последнего рывка. Но Градов мне этого не позволяет. Он берет меня под локоть здоровой руки и тянет вверх. Я хочу возмутиться, но вовремя понимаю, что слушать он меня не будет. И я, хоть с трудом, но все же достигаю последнего этажа и вхожу в квартиру вслед за спутником.

На этаже находится две квартиры. Двери – напротив друг друга. Наша – та, что направо. Меня встречает огромный коридор, из которого расходятся комнаты. Налево – жилая, направо - кухня и санузел. Из мебели здесь только вешалка с огромными крючками, тумба для обуви и огромное, от пола до потолка, зеркало. На полу – паркет. Видно, что недавно в квартире сделали косметический ремонт. Градов показывает мне на дверь слева:
- Там комнаты. Можешь идти отдыхать.
И уходит на кухню. Я стою несколько секунд, не трогаясь с места. Привыкаю к чужой квартире. Пытаюсь понять, чего мне тут ждать. Браслеты слегка переливаются желтым. Опасности нет. Но квартира не пуста, как это может показаться. Кругом тихо. Делаю шаг, и под ногой жалобно скрипит паркет. Негромко, словно стонет. И тут же на этот звук в углу появляется высокая тень. Его-то я и ждала. Мысленно произношу:
- Приветствую тебя, Домашник. Прошу разрешения войти в твой мир.
Тень в углу слегка качнулась, немного помолчала, потом ответила:
- Здравствуй. Вижу по браслетам ты – Ратница. Входи. Буду рад помочь в твоей работе.
У Домашника нет возраста, нельзя понять мужчина это или женщина. Это просто сущность, охраняющая дом.
- Спасибо. Пока не знаю, чем. Просто хочу отдохнуть. Устала очень.
- Иди в дальнюю комнату. Там ждет тебя отдых, - и тень растворяется.

       Я вхожу в большую комнату с высокими потолками и понимаю, почему Домашник сказал «в дальнюю». Отсюда ведет еще одна дверь. Я прохожу мимо двух небольших, но уютных кресел с низким столиком на кривых ножках и довольно приличной мебельной «горки» напротив них. За ней вижу большой телевизор, висящий на   стене и низкую тумбу под ним. Напротив – широкий диван у большого окна с темными шторами. С высокого потолка свисает большой, круглой формы светильник. На мебели замечаю тонкий налет пыли. Оглядевшись в первой комнате, переступаю порог второй. Она тоже большая, светлая. Шторы на окне раздвинуты и солнце беспрепятственно проникает в помещение. Здесь тоже все лаконично: трехстворчатый шкаф – слева. Широкая кровать – в центре. Две прикроватные тумбы с обеих сторон кровати. Напротив – широкий комод и небольшой телевизор на стене. Все. Ничего лишнего. Кровать кажется мне царским ложем. Чувствую, что падаю с ног от усталости. Сказывается бессонная ночь и пережитое напряжение. А возможно еще что-то было в лекарстве, которое мне ввела медсестра в больнице. Я ложусь поверх покрывала, не думая, есть на нем пыль или нет. Сейчас это не важно. Переворачиваюсь на бок, подтягиваю к себе ноги. Они болят. Ведь все это время я была босиком. Ступни горят и ноют. Чулки сняла еще в больнице и выбросила в мусорку. Можно догадаться, во что они превратились. Глаза закрываются, и я начинаю проваливаться в сон. Но Градов не дает мне уснуть. Он входит в комнату, громко стуча обувью по паркету.
- Я сейчас уеду. Не боишься остаться одна?
Я сажусь на кровати. Отрицательно качаю головой. Во-первых, не одна - тут Домашник. Во-вторых, я так устала, что мне все равно. Градов только бросает:
- Хорошо. Ключи забираю с собой. Никому не открывать. Даже если будут говорить, что от меня или кричать «пожар». Поняла?
Я не хочу говорить, но он ждет. Я утвердительно киваю головой. Не говоря больше ни слова, Градов уходит. Я снова принимаю «позу эмбриона».