Старуха и изоляция

Старуха и изоляция

Закончился год изоляции. Правда старуха считала, что в году было две изоляции: весенняя и осенняя. Старуха вспоминала, как начиналось для нее это необычное время первой изоляции.
- Китайцев же видела, в раздевалке музея встретила, - с печалью приходилось это признавать.
Китайцы еще ездили по миру.  А старухи еще продолжали ходить туда, где дешево, или совсем бесплатно.
- Испугалась, конечно, испугалась.
В то время предупреждали, что можно от дома отходить на сотню метров. Старуха метры считала шагами. Не очень боялась старуха штрафа, сама не понимала, чего она боялась.
- На улице некоторые гуляли с собаками, - вспоминала старуха.
Но старухина маленькая собачка умерла. Старенькая, маленькая собачка заболела, затосковала вместе со старухой. И все. Гулять старухе было не с кем.
- Магазины же были открыты, - тогда это старуху утешало.
Все, кого встречала старуха, были похожи на грабителей из каких-то глупых фильмов. Тряпочные или бумажные маски и мятые перчатки не первой свежести.
- Научилась же гулять в квартире, - отметила старуха.
Приходилось гулять от окна кухни до окна комнаты. Шагов не было слышно, ходила старуха тихо. И соседей старуха не слышала. Дом хоть и не старый, но сделан из какого-то удивительного бетона. Никогда и никого не было слышно. Иногда кто-то далеко-далеко ударял по клавишам пианино, но только пару или тройку нот. И это была вся музыка невидимого музыканта.
- Хотелось видеть лица людей, чтобы они были без масок. 
Такие люди появлялись на экране телевизора. Все были узнаваемы и продолжали жить какой-то старой, забытой старухой жизнью. Они не успокаивали старуху. Никто не успокаивал старуху.
- Опять перья, ободранные с неведомых ярких птиц, - печалилась старуха. – Достали. 
- Новый шпагат, - удивлялась старуха. – Не надоело показывать эту стародавнюю дребедень.
Так и оставалась старуха в своем одиночестве всю весну. Летом же наступила передышка. Можно было выходить на аллею, видеть деревья. Цветов в ее районе не сажали. Только желтые одуванчики своим первозданным и независимым видом радовали старуху.
- Хорошо, что ничего плохого не было, - думала старуха.
Лето стерло память и об одиночестве и о тоске, которая стала на несколько месяцев спутницей старухи.
- Все вернулось, - опечалилась старуха, когда вновь сообщили, что нужно ей в доме сидеть и никуда не выходить.
А уж как хороша была осень, липы резные листья сбросили, лиственницы мелкими желтыми мягкими иголками засыпали аллеи. Тепло все текло и текло, не давало наступить зимним холодам. Долгая красивая осень была рядом. Как-то незаметно перестала старуха бояться, что ее могут остановить и наказать.
- Так хотелось куда-нибудь поехать, но такой возможности уже не было.
Мимо старухи ехали пустые автобусы, в которые она не могла войти. Но ходить было можно, старуха выбирала длинные маршруты и ходила по ним старательно каждый день.
Потом все же пришла зима. Снежная, белоснежная. Давно не было такой зимы. Сугробы не исчезали и в городе, убрать столько снега ни у кого сил не было. Оттого белоснежные поля были в радость.
- Налюбуюсь не на один год, - думал старуха.
Так хотелось старухе посмотреть что-нибудь радостное на экране маленького телевизора. Но там все опять жили в другом мире. Их ничего не касалось. Ни изоляция, ни магазины.
- Все уже знаю про Америку. Какую-то секретаршу показали раз сто. Нужна она мне, - в очередной раз сердилась старуха. – Про своих ничего не знаю.
- А этот мохнатый за целую страну, на острове, отвечает. И ничего, все живут там прекрасно, - отмечала старуха.
- Фильмов тихих и спокойных не было. Никто не думал, как утешить старуху. Тема фильмов был одна, вечная. И все грабят и грабят. Преступников разыскивают. Сколько же этих фильмов о славных представителях  органов правопорядка.
Осенью и зимой старуха не находила для себя ничего спокойного, кроме тишины и снегом засыпанных улиц.  Звонить и говорить об одном и том же, не было у старухи сил.
- Не выхожу, не езжу, родных не вижу.
Но вновь должно было наступить лето, оно уже чувствовалось в тепле мая. В тюльпанах, которые раскрылись в один день и готовы были сбросить красные, желтые и белые лепестки.
- Привыкла жить уже в изоляции. Даже от себя, - печально произнесла старуха.
Старуха смотрела в окна. На дерево сидели две вороны. Иногда взлетали, потом вновь опускались на ветки дерева. Мягкая, яркая зелень дерева облаком поднималась над землей, готовая подняться к синему чистому небу.