Историк

         “Большинство историков распространяют дерьмо прошлого, как будто это гумус для будущего рая.”
  (Д.Карлхайнц )


          —     Да, я считаю, что для России было бы лучше, если бы Николай Второй был лучшим правителем и удалось обойтись без революции 1917 года.


        Сказал он  про Николая,  а  уже позже добавил, что возможно,  Октябрьская революция была нужна для того, чтобы выгнать в США и дать возможность творить там  Питириму Сорокину,  основываясь на учении которого другой учёный спасёт человечество.  И   прибавил: “Нам это не известно.”


        Правда, тот  самый Питирим Сорокин,  как нам, не ему,  известно,   покинул Россию уже после состоявшейся революции, не в 17-м, а в 1922 году, когда и гражданская война уже закончилась,   уехав на так   называемом философском корабле вместе с другими представителями русской культуры, это как говорится,  не доподлинно известно, мы с ним не уезжали,  а потому что так в источниках некоторых указыается,  как и то, что кораблей тех, вывозящих блестящие умы с  их  родной стороны,   было пять,  и то  не потому,  что им так хотелось, а потому что их  высылали, и   что покидать страну начала несогласная  с грядущими переменами и  неугодная тому режиму интеллигенция, а больше ненужная новому государству,  уже в 17-м году и среди  них не было упомянутого Питирима  Сорокина, это мы тоже знаем,   ради отъезда которого, по предположениям ни кого-нибудь, а историка,  и сделана была революция, других причин и предпосылок как видно,  не было. Короче под отъезд его и подогнали революцию, чтоб уехал и не мешал. Так историк сказал.


              Впрочем, этот  историк хотя бы  не считает,  в отличие от многих,   что время СССР было  только временем дружбы, надежд, побед и свершений,  в нём, в этом времени,  оказывается  был и  страх,  и тоталитаризм, и  предательство с   ложью, правда,  по его мнению,   СССР потому-то и   развалили  не снаружи, а изнутри, и не маленькая группа дураков и предателей, это те, которые,  надо понимать,  либо у власти были,  их меньше было, либо те, кто звался в те времена диссидентами и кто  видел  ту самую ложь и предательство вместе с тоталитаризмом и прочим,  глядя  на всё  не через розовые очки той пропаганды,  так нет  же, это  миллионы людей, которые устали жить во лжи и хотели перемен к лучшему, те самые по официальным данным 74 %  проголосовавших  против распада Советского Союза, каким-то образом став  диссидентским меньшинством и оказавшись  в большинстве,   и  развалили    Союз.


        И это бы ещё  ничего, такого рода рассуждения от человека, именующего  себя официальным историком, а не любителем,   занимающимся  такой наукой, как история, а что такое история,  сказал ещё автор “Криминальной истории христианства” Дешнер Карлхайнц, сказал, что история – это проекция  определенных сегодняшних интересов в прошлое, и можно было бы добавить, как бы расшифровав данное определение,  что история, это всегда  проекция настоящего на прошлое,  и прошлого на настоящее и будущее   в зависимости от текущего  конъюнктурного  спроса.  Как и то, что    "большинство историков распространяют дерьмо прошлого, как будто это гумус для будущего рая."


     Так вот этот распространитель гумуса, не абы что, он ко всему своему пониманию, еще и   сопереживает всем. Всем, это красным и белым, попросту выражаясь, тем, кто при царе жил и тем, кто при советах существовал, это   как он сам  говорит: 


         —    И да, я сопереживаю всем.


          Но,   в первую очередь, очень  хотелось бы знать,   как это можно сопереживать всем  —  и вашим,  и нашим?   Будучи,   к примеру, бедным,  переживать за  богатых, и будучи богатым  переживать за бедных?

           Являясь голодающим  и без денег, думать о том, как мало поели богатые, как не доели, потому что могли больше себе позволить,  и как мало у них денег на счетах и  в банках лежит. 

      Или в обратной проекции этого переживания,  богатый,  сидя в дорогом фешенебельном ресторане, отобедав и ковыряя зубочисткой   в зубах, в которых застряли волокна от только что съеденной им  мраморной говядины,  с сожалением  вздыхает, думая  о  том, что,   кто-то в этот момент не то,   чтобы не доел, а вообще не поел.  А ведь говорят, что сытый голодного  не разумеет, то есть  не понимает  сытый голодного, как и богатый бедного. Так о чем тут  может идти речь,   о каком сопереживании?
 
        Ну, странно, ей богу, такое смотрится, будто человек  занял  ту самую всегда  желанную, но так никем и не воплощённую  в жизнь   золотую середину в своем мировоззрении,  которая здесь как раз таки вовсе  и  неуместна, и потому  разумеется, остался не понятым ни одними,  и не вторыми.

       Потому как   в жизни всегда всё же  приходится принимать чью-то сторону,  потому что  ты не можешь быть в стороне от того, где находишься, даже будучи безразличным к происходящему, тебя по- любому вынудят,  если не люди, то обстоятельства, занять какую-то чёткую позицию, даже при том, что ты являешься  характерным по жизни  маятником, и не то, чтобы определиться не можешь, а как тот  историк, который  сегодня за белых,  а завтра за красных, как историческая тенденция продиктует,     рассуждения которого  почему-то  сильно напоминают  фразу из булгаковского “Собачьего сердца”,  сказанную  профессором Преображенским, тем самым из сытых:

 
       — Вы не сочувствуете детям Германии?
       — Сочувствую.
       — А, полтинника жалко?!
       — Нет. — Так почему же?
       — Не хочу.
 
     Сочувствую, но не помогу, потому что не хочу, потому что ещё и не то, что не понимаю, а не ощущаю...  пустоты в желудке не ощущаю, и потому мог бы, но не хочу.

        Впрочем, герой повести Булгакова не был историком,  он просто наглядно демонстрировал позицию невозможности сопереживания и вашим,  и нашим, и такое свойственно, как видно именно историкам, которые, как и любители официальной истории,  по такому случаю могли бы уже  давно    пожать друг другу  руки, ведь для  одних в советской России  было всё  отлично,   а для других —   в царской,  и как выясняется,  для третьих   как   хорошо, так  и плохо было  там, и там.  Так где же  всё таки лучше? Да, и какая разница где лучше, если в любом случае  это  является поводом для сопереживания и тем,  и этим, непонятно, правда,  к кому же тогда  себя отнести  в таком случае, но тем не менее, всегда надо помнить,  что становясь историком,  ты тут же становишься в услужении у власть имущих, не важно у действующей власти или у оппозиции. 


         И как можно догадаться,  на доводы о том,  что если бы, да кабы, во рту выросли грибы, что значит,   история не знает всё  же сослагательного наклонения, и что,  не если   бы Николай был лучшим правителем, можно было бы обойтись без того, что зрело давно и долго, та существующая тогда   ситуация в стране, что называется испокон веков, и  что  не Николай, а время, оказавшееся наиболее благоприятным  и подходящим, и оно-то и   явилось катализатором к случившейся революции, что и на эти или   с этими доводами историк, не был бы он иначе историком,  тоже, конечно же согласился, как и с тем,  что те  миллионы недовольных тогда, ставшие  недовольными   сейчас, это  те, что  упаковались в “одежку” бывших советикус, и   удачно  сумели  внушить свою правду о той  хорошей жизни нынешнему  молодому поколению из новой, не советской  России.

         Ведь  искусство пропаганды, это  дело такое, особенно для тех, кто молод и ещё  ничего не получил, а тогда всё бесплатно полагалось по мнению многих, то есть можно было без труда выловить и рыбку из пруда.


        А так как по всему видно   у этого  историка своей  личной позиции вообще, не имелось,  а только  соглашательская  со всем, и с тем, и с этим, то в противовес им же самим и сказанному,  он тоже согласился   с тем,  что  из-за этих миллионов недовольных тогда, тех  74,... %   уставших от лжи, когда сами и лгали, меняя ради хорошей жизни кресты на партбилеты, мы теперь  какое десятилетие живем, собственно  в состоянии гражданской войны.  Осталось только взять в руки оружие и от словесных действий перейти к физическим, но для этого у многих  кишка тонка, ибо тогда  не миллионы ломали всё же  "занавес", а те, кто имел возможность проникнуть за тот "занавес" и прочувствовать всю прелесть иной жизни, против которой сами и ратовали всё то время существования  того  строя.


        В  общем, историк, ты не историк, соглашайся со всем или нет,  быть хорошим для всех, сколько не старайся, не получится, то есть всем не угодишь, даже  если будешь со всеми и на счёт всего  соглашаться, потому что   всегда найдутся такие,  которым такая  соглашательская политика окажется не по вкусу, и на этом, как говорится, желание нравиться всем и  сразу  останется   нереализуемым.



          Вот и в  той полемике, на тему того, что сказал историк, согласный со всем и со всеми, кому-то показалось, что  историк скорее  всего  говорил   про то, что историю можно писать более отстраненно, объективно указывая  на различные факты. И что  такое изложение будет тогда  сложнее,  чем черно-белое, адаптированное под изучение  грамматики по  букварю, как “ мама мыла раму”, так и  "наши мужественные солдаты против трусливых и подлых врагов" и на этом всё.


       И, что хуже всего, то, что  часть общества вообще не поймёт, что же за гнида написала такой ужасный учебник истории,  в котором за врагами признается ряд прав и отмечаются их положительные качества   наравне с отрицательными.




  Но нет же,  вспомним слова  Карлхайнца   о том, что история  —  это всегда проекция настоящего на прошлое, которое формирует мысли о будущем, исходя из  настоящего и ошибок прошлого,  и потому историю можно писать, как хочешь, руководствуясь ещё и  собственным мнением, или садясь на знакомую  обычную конъюнктуру, чем собственно,  и славна любая официальная, а не официальной нет, история.  Если сократить или адаптировать  эту мысль, то  она будет означать:  и пошла писать губерния, каждый во что горазд, а объективность тем не менее окажется где-то  за кадром, просто потому,  что в таком деле, как история, её   по определению,  не может быть. И становясь историком, надо быть готовым к таким вещам, как вечная субъективность, которая будет тебя преследовать, даже, если в чем-то другом, ты человек, который может позволить себе быть объективным в своих суждениях.




        Впрочем и объективность тут же теряет свой смысл, как только на сцену выступает человеческий фактор, взгляд на определенные вещи, события, который  не может быть объективным или одинаково правильным для всех.  Всегда найдутся те, кто скажет, что не прав был человек, ибо они эту ситуацию, рассмотрев со своей колокольни, увидели  по- своему и иначе.
 
      Как и от этого историка, сопереживающего налево и направо,  кто-то  хотел услышать его  непредвзятое, безоценочное суждение, а кто-то  напротив, требовал  высказывать определённое субъективное мнение.  И как бы этот историк не старался угодить всем, чтобы оставаться в их глазах хорошим, они продолжали критиковать его за то,   что он  ведёт   себя не так, как  должен был  бы  вести себя историк,  и,    признавая при этом простую истину, что люди различны, всё равно  пытался этим различным людям угодить, конъюнктура же!
 
              При том,  зная, что  попытка дать однозначную оценку какому-либо историческому событию обречена на провал,  он не   как историк, или всё же как историк,   делал только предположения, вспоминая про Питирима Сорокина, снова и снова повторяя,  “Нам  это не   известно”,  боясь промахнуться и не угодить.
 
         Зато ему лично и точно было известно, что в результате революции 1917 года в стране установился советский строй, в виде сначала диктатуры пролетариата  и его партии, а затем во всевластии бюрократической тоталитарной машины, имитирующей народную власть.
 
      
       И всё так же погрязая в собственной  субъективности своих  суждений, как и те люди, что  называли себя вместе с ним   историками,  историк   продолжал давать оценку той ситуации, говоря о том, что  громадные ресурсы страны, в том числе и людские, и временные, использовались не  эффективно, что  страна превратилась в гигантскую единую корпорацию  со своей корпоративной идеологией, внутренней системой контроля, уравниловкой, крайне некомпетентным принятием важнейших экономических и политических  решений и прочее, говорил и делал при этом экое  открытие,   с которым  тут же могло найтись ой, как много не согласных, те самые 74%,  не захотевших в отличие от покойного певца  Цоя,  каких-то перемен, их по всему видно устраивала та жизнь, с тем  прожиточным  минимумом, который  был сравним с положением таковых работников в других странах, а  из-за наличия "железного занавеса" информация о других странах была не доступна,  и потому- то корпорация и  держалась, как считает историк, но как не считают  снова те 74% бывших советских граждан, оказавшиеся в ловушке той идеологически хорошей и красивой жизни, потому что всегда   мнение любого человека и на любую тему можно назвать субъективным, ибо как уже говорилось, каждый рассматривает эту жизнь со своей колокольни, и на чужую, если и пытается залезть, то с небольшой охотой, тут играют важную роль, в субъективной оценке, множество человеческих факторов, таких, как сложившееся мировоззрение человека, его опыт жизни, а он у всех в один и тот же временной период и на одной и той же территории проживания разный, а значит и отношение к этому периоду будет отличаться, в конце концов,  степень умственного развития, то, как он подвержен манипуляциям извне,  способен ли самостоятельно думать или способен только внимать авторитетному мнению, неких историков,  даже не зная, что и тут злую шутку с ним  всегда играет человеческий фактор и то, что историк это всегда чей-то слуга,  а то и двух господ сразу, когда он и вашим, и  нашим,  и всё не может  определиться с действующей  конъюнктурой, а попросту говоря не знает ни  где лучше, а как сказать, где было  лучше, в царской или советской России, надо ведь угодить всем и сразу, оставаясь для всех хорошим и для своих, и для врагов,  а то ведь не знаешь, как оно будет, сейчас попы с библией во главе с Христом, умершим и воскресшим, тоже желающим угодить всем,   а завтра снова большевики- атеисты с Марксом и Лениным,  и каждый со своим взглядом на историю и её  события, а ты историк, ты должен быть в теме и шагать в ногу со временем, попадая в нужное русло правильной ногой, иначе тебя из профессионалов разжалуют в любители, а как ты тогда жить  будешь, ведь хобби никто официально не оплачивает, потому ты и  вынужден на  всякий случай говорить о сопереживании, и тем,  и этим, не будучи ни с теми и не с этими, а являясь просто историком, всегда твердо стоящим на официальной версии любых исторических событий, не важно, что тебя там не было, и реальные события могут быть сильно  далеки от тех, версию которых ты так рьяно,  с пеной у рта отстаиваешь, зная, что зарабатываешь себе сейчас на жизнь, помня одно, что ты историк и что правда ли,  ложь ли, это вещи второстепенные, основное ты усвоил, как быть историком.

20.05.2021г
Марина Леванте





 
    
 
 
 


Рецензии