Баррикады. Глава 19

Глава 19. Шпионские игры


Все разбежались, оставив журналистку «Баррикад» Веронику Калинкову предоставленной самой себе. Она сидела на потертой кушетке в больничном коридоре и оглядывалась по сторонам. Стешкин куда-то запропастился после того, как она показала ему на фотографию прибора и сообщила, что держала его в руках. Не возвращался и её начальник Громов. Съёмочная группа «Фарватера» – корреспондент Юлия Алютина с оператором – вели съёмку где-то на этажах.

Двое парней в куртках с капюшонами и медицинских масках прошлись по коридору. У девушки возникло неприятное чувство. Мимо неё сновали медработники в белых халатах, сопровождая людей с травмами, перебинтованных, на костылях. Тем временем двое в масках приближались. Они уселись на кушетку напротив, бросая пристальные взгляды на журналистку. «Вот так прибьют здесь, так и знать никто не будет», – с тревогой подумала девушка. Один из парней, расстегнув куртку и скинув капюшон, полез во внутренний карман, ощупывая какой-то предмет, по-видимому находящийся внутри. У Ники пробежали мурашки по коже.

И тут в кармане её куртки раздался звуковой сигнал мобильного телефона, который заставил и без того напуганную девушку вздрогнуть. Несмотря на рекомендации врачей не напрягать зрение, журналистка достала из кармана куртки чудом уцелевший в заварушке смартфон и зашла в уведомления. Сообщение пришло через мессенджер соцсети.


Ловец Квантов: Оставлять тебя здесь одну было крайне неосмотрительно. Поэтому я позаботился о твоей безопасности. Не бойся людей напротив – они от меня.


Калинкова дёрнулась, ещё раз глянув на соседнюю кушетку. Парень, который скинул капюшон, подмигнул ей. Ника разглядела русую стриженную шевелюру, светло-карие глаза с хитрецой, нижнюю часть его лица закрывала медицинская маска. Парень был крепкого телосложения, широкоплечий. Второй по сравнению с первым выглядел крайне щуплым, на нём была тёмная куртка из гладкого, быть может, даже водонепроницаемого материала. Широкий капюшон и маска полностью закрывали его лицо. Девушка разглядела только вместительный рюкзак за спиной. Зыркнув пару раз по сторонам и что-то шепнув своему напарнику, он уткнулся в мобильный, который держал руками в перчатках с прорезями для пальцев. Ника видела такие у местных неформалов и байкеров.

Пока журналистка рассматривала своих охранников, на её телефон пришло новое сообщение от того же отправителя.


Ловец Квантов: Привет из генераторной.

Вероника Калинкова: Привет.


Журналистка даже ничего не набирала, просто выбрала это слово из предложенных вариантов. В её воспоминаниях снова возник университет, борьба с профессором на кафедре, прибор, спешно засунутый в рюкзак, и её смартфон в руках странного человека, которого она не смогла разглядеть в кромешной тьме той самой генераторной.

Как только Ника снова глянула на экран, принятого сообщения уже не было. Только её «Привет». Видимо, стёр после того, как она прочитала. Так же отчётливо девушка помнила, что незнакомец просил её никому не упоминать об их встрече. Пока она задумчиво смотрела в экран смартфона, Ловец Квантов набрал новое сообщение.


Ловец Квантов: Почему тебе отказали в госпитализации, когда у тебя на лицо все признаки сотрясения мозга?

Вероника Калинкова: Кто-то позвонил в больницу. После чего они и приняли такое решение. Это я слышала, пока лежала под капельницей.

Ловец Квантов: Звонили врачу, который тебя принимал? Как его фамилия? В котором часу был звонок?


Калинкова попыталась собрать мысли в кучу. Сверила время со смартфоном, взяла лежащий рядом листок выписки, пытаясь прочитать написанную быстрым медицинским почерком фамилию. В конце концов, у неё сдали нервы и она сделала фото выписки и прикрепила к сообщению.


Вероника Калинкова: Дежурный врач Бушеев или Бухтеев – не могу разобрать. Попробуй сам. (прикреплено: фото 1)

Ловец Квантов: Отлично. Тут и время, и фамилия, и подпись начмеда. Благодарю за информацию.

Вероника Калинкова: Только что ты будешь с ней делать?

Ловец Квантов: Через полчаса у меня будут записи этих звонков.


– Ну вы на неё посмотрите! – раздался за спиной недовольный голосок. – Тебе же сказали глаза беречь. А ты что творишь?

Перед ней стояла миниатюрная Юлия Алютина и недовольно качала кудрявой головой. С камерой на одном плече и треногой штатива на другом быстро подошёл оператор Потапов.

– Ну ни на минуту оставить тебя нельзя! – всплеснула руками Алютина, глядя на Калинкову. – Вот что там тебе такого важного пишут?

Возмущённая корреспондентка МТК «Фарватер» выдернула из Никиных рук телефон и прочитав последнее сообщение от Ловца Квантов, дёрнулась.

– Что значит: «будут записи этих звонков»? «У меня» – это у кого? – проговорила она и недоумённо уставилась то на Калинкову, то на оператора Потапова.

Её коллега лишь шумно вздохнул и развёл руками. Ника молчала. Бросив взгляд на кушетку напротив, она обнаружила, что парней уже нет. Как и когда они ушли, она не заметила. Вероятно, ретировались, как только подошла Алютина.


* * *


Тем временем Громов и Караваев подошли к невысокому зданию «Центр «Генетика». Ни в одном из кабинетов не горел свет. Окна первого этажа были закрыты защитными ролетами, а над входом мигала лампочка сигнализации. Судя по табличке с режимом работы Центра, его сотрудники уже три часа как закончили рабочий день. Караваев прошёлся вдоль здания и убедившись, что там не осталось даже охранника, пригласил Громова присесть в небольшой беседке, расположенной у второго выхода из здания, оборудованного пандусом для колясок. Небольшой навес, аккуратные скамейки и столик, очень напоминающий пеленальный.

– Александр Васильевич, я вас привёл сюда, чтобы поговорить о ещё более деликатном деле. Я задам вам один вопрос, на который хотел бы получить предельно честный ответ, каким бы он ни был…

Караваев достал из внутреннего кармана пальто небольшой планшет и положил на столик. Видя немой вопрос в глазах Громова, он тут же объяснил:

– Не переживайте, здесь отключены звуковые модули. Даже если кто-то захочет нас прослушать, сделать это через данное устройство он не сможет. – Караваев ещё несколько раз провёл по планшету пальцем и поставил его перед Громовым. – Буквально час назад мне передали вот это видео. И сказали, что оно было снято вашим журналистом, когда он незаконно проник на завод.

Ректор, который до этого вёл себя услужливо, интеллигентно и даже где-то заискивающе, вдруг проявил предельную твёрдость. И сейчас он глядел на главного редактора «Баррикад» требовательно, сосредоточенно, как, возможно, смотрел на своих подчинённых. Громов даже поймал себя на мысли, что Караваев не такой простачок, как кажется.

На экране появилась запись, которую Громов сразу же узнал: её сделал Артур Дорогин, сидя на стреле заводского крана, когда они с Калинковой осуществили вылазку на завод.

От увиденного его бросило холодный в пот. Он прекрасно помнил, как Дорогин действительно снял на заводе лучи, которые испускал какой-то непонятный прибор, очень похожий на мощный лазер. Они вращались и меняли цвет. Дорогин ещё пытался выяснить, что это за «излучатель» и что он делает на судостроительном заводе.

– Откуда у вас это? – опешил Громов.

– Передали из ДГБ, – ответил ректор. – Мне так и сказали, что это кадры вашего журналиста и что эта запись есть у вас в редакции. Я сначала не поверил, подумал, что меня «разводят». Потом показал её Агате Алексеевне и она её узнала. Сказала, что запись действительно была сделана сотрудниками вашего издания и что она лично видела её на большом мониторе, установленном у вас в редакции, и лично просила вас и ваших журналистов никому её не передавать, не публиковать и не показывать.

– Мне самому интересно, как к ней получили доступ в ДГБ. Никто из нас им эту запись не передавал, – заверил Громов, но тут же усомнился в своих словах.

Если никто не передавал, то как она оказалась в ДГБ? «Калинкова это сделать не могла. Выходит, Дорогин?», – делал выводы Громов. Но тут же отбросил от себя эту мысль, так как ключи от редакции имели все сотрудники. Кроме того, стоящие в редакции компьютеры не были запаролированы. Журналисты работали либо за своими ноутбуками, либо могли сесть за любой свободный компьютер, не говоря уже о том, что для удобства все они были объединены в общую локальную сеть. Получается, проникнуть в сервер с видеоархивом мог кто угодно. Если и так, то зачем? Кому это было нужно?

Громов нервно заёрзал на скамейке. Он по привычке хотел взять свой смартфон, но вспомнил, что его мобильный аппарат сейчас лежит в автомобиле у ректора, и от этого ему было неуютно.

Громов с внимательным видом слушал ректора.

– Агрегатом, стоящим на заводе, наши спецслужбы интересуются уже давно, с момента его создания. Просто после смерти главного конструктора – Милоша Лучича – никто так и не смог его запустить. Он просто стоял и работал в тестовом режиме на пяти процентах мощности. Неоднократно дэгэбисты поднимали этот вопрос, когда я ещё был директором судостроительного завода. У них была информация о том, что Альберт Графченко и Агата Мичман ведут работы над восстановлением работоспособности прибора. Но они сами видели, что какие бы работы ни велись, принимавшиеся попытки оказывались безуспешными. Собственно, мы так и промаялись более двадцати лет, пока в январе не появился ОН.

– Он – это кто? – оживился Громов.

– Назовём его условно – «изобретатель», – не стал выдавать Караваев. – Он не местный и в нашем вузе появился очень странным образом – не как сотрудник и не как студент. Чуть позже я расскажу вам эту историю. Я ему доверил работу над этим устройством без какой-то особой надежды, просто в качестве эксперимента, потому что перед этим он показал себя хорошим разработчиком. Я ему показал схемы, чертежи, все наши двадцатилетние наработки по этой теме. Некоторые он просмотрел беглым взглядом, что-то для себя пометил. Остальные просто пролистал как неинтересную книгу. Я думал, что он будет ковыряться в платах, схемах, вычислять алгоритмы – так же, как когда-то все мы. А он вообще не стал этого делать. И ту схему, которую я ему чертил со всей тщательностью, показывая все детали этого операционного блока, он просто перечеркнул и сказал: «Это всё фигня. Так оно не заработает. Мы будем делать по-другому». И он придумал, как обойти этот операционный блок.

– А как он это сделал? – Громов повёл бровями, выразительно глядя на ректора. И не понимал, зачем сейчас ректор ему всё это рассказывает.

– Он давал операционному блоку посчитать простейшую задачу, которая у него была заложена в тестовом режиме, и в этот момент имитировал на карманном компьютере задачу, которая необходима, с её решением так, как будто её посчитала сама машина. И в момент передачи на блок принятия решений отключалась задача, заданная операционному блоку. В результате агрегат воспринимал это как задачу, посчитанную на самой машине. По сути, он применил хакерские методы. Но они сработали! Я смотрел и не верил своим глазам! Задача, над которой мы долбались двадцать лет, была выполнена!

Ректор говорил восторженно, но Громов улавливал в его выражении лица и мимике беспокойство и тревогу.

–  Однако он не захотел останавливаться на достигнутом, – продолжил Караваев. – Прошло ещё три месяца – и он продемонстрировал мне новый операционный блок, не уступающий по мощности основному, компактный и способный подключиться к любому устройству и любой системе, содержащей в своей основе цвето-световой код. Более того, в него уже был встроен синхронизатор – и теперь он мог свободно интегрироваться и в другие системы. Взаимодействуя уже с их операционными блоками, он синхронизирует работу всех остальных автоматических систем. С этими предложениями он хотел идти к Стешкину и остальным. И пошёл бы, если бы я его не остановил.

При упоминании фамилии своего друга главред дёрнулся.

– Я ему сказал: «Подожди месяц, два, максимум полгода. Мы запросим разрешение у Министерства обороны для проведения тестовых опытов – и будешь работать с установкой уже на законных основаниях». И что ты думаешь? Это чудовище не стало ждать! Когда у него всё было готово, он тут же полез на завод и запустил агрегат, стоящий на вышке. Всё бы ничего, но именно в этот момент там оказались твои журналисты, которые засняли работающий прибор. Агата ко мне ещё тогда прибежала и сказала: это же надо, так совпало, что когда ребята Громова снимали разрушения, они зафиксировали факт работы этого агрегата.

Громов прекрасно помнил тот вечер, как Калинкова и Дорогин полезли на завод. Артур тогда заснял на видео, как какой-то прибор испускает некий лазер. Придя с Калинковой в редакцию, он задавался вопросом, что это за странный «излучатель». Главред не подал тогда виду, но он обратил внимание, как на увиденное тогда отреагировала глава заводского профсоюза Агата Мичман. Такое же лицо, преисполненное ужаса, он теперь он видел и у ректора АКУ Семёна Караева.

– Я как стоял в своём кабинете, так и присел. На пол, – рассказывал ректор. – Агату тоже всю типало, хотя она не знала про наши последние разработки – про то, что нам удалось создать устройство, способное запустить агрегат. А я-то знал! Агата лично говорила с Калинковой и Калинкова её уверила, что придавать это огласке не будет. На этом мы считали, что проблема исчерпана. Но сегодня я получил вот это видео, на котором есть факт фиксации работы прибора. Теперь ДГБ от меня требует выдать им этот синхронизатор, все разработки и чертежи по нему и методику управления и главное – выдать изобретателя. Показывают мне в качестве доказательства факт видеофиксации работы прибора. В противном случае обещают, что на вуз будет наложен ряд запретов, поскольку мы занимаемся подобными разработками без разрешения Министерства обороны, что является нарушением законодательства и чуть ли не антигосударственной деятельностью. Ты представляешь, во что он нас втянул?

Громов наблюдал за Караваевым и поймал себя на мысли, что никогда ещё не видел его таким взволнованным.

– В тот же день, когда он запустил прибор и когда меня ошарашила этим известием Агата, я чётко дал ему команду не проводить никаких опытов и ждать разрешения от Министерства обороны. И знаешь, что он мне заявил? «Передачи данных о своей разработке Министерству обороны я не допущу, так как завтра это окажется в руках врага». Мы постарались оградить его от процессов, провели с ним беседу, думали, что этого достаточно. Сегодня у него Графченко отобрал этот прибор, синхронизатор, чтобы он прекратил свои эксперименты. И мы считали, что нам удалось хотя бы частично его обуздать…

Он сделал паузу, шумно выдохнув.

– И надо же было именно в этот момент твоим завалиться на кафедру и мало того, что сфотографировать готовящийся патент, так ещё и забрать у профессора именно этот прибор! Если бы я не знал вас и не знал, что это твои журналисты, я бы подумал, что это специально нанятые провокаторы, или что все трое вообще заодно. Ну как такое возможно?! Этот попёрся на завод проводить свои опыты — и твои полезли туда же это всё снимать.

– Так, Семён Семёнович. Вы мне много рассказывает такого, чего я знать, возможно, не должен. Вы мне прямо скажите: лист, сфотографированный нашей журналисткой, с заявкой на патент – правда или фейк. И если действительно вы собирались всё официально регистрировать, то почему там стоит фамилия Графченко, а не Лучич?

Ректор взъерошил волосы на висках.

– Ты понимаешь… регистрировать на иностранца – это столько проволочек, – виновато начал он.

– Значит, Ника была права и вы действительно пытались присвоить чужую интеллектуальную собственность? – Громов рефлекторно ухватился за барсетку.

– Да нет же! – вскрикнул Караваев и ударил кулаком по деревянному столику в беседке. – В пояснительной записке было написано, кто первым в лабораторных условиях воспроизвёл данный процесс и ввёл термин «квантовая ловушка». Но просто Альберт всю жизнь посвятил разработкам этого прибора, и сын у него в патентном бюро работает, то есть не должно было возникнуть никаких проволочек…

– Вы так со мной не говорите, Семён Семёнович. Я ведь могу сейчас встать и уйти. – Громов демонстративно поднялся со скамейки. Желание отдавать ценный прибор ректору пропадало у Громова с каждой минутой.

Он знал, что ничем не обязан Караваеву. Более того – в момент этого непростого диалога осознал, что оправдываться перед ректором АКУ ему не в чем. Ведь не его же подчинённая напала на профессора – это он напал на неё. Не она у него пыталась отобрать телефон, а он у неё. Прибор она выхватила из кармана Графченко по ошибке. Так в чём её вина? И если прибор настолько ценный, какого хрена тогда это бородатое чучело носит его в кармане, что любой может туда залезть и вытащить? А то, что Ника залезла на кафедру, так извините – это тоже часть её работы. И в этот раз она имела результат – Калинковой, как ни крути, удалось РАЗОБЛАЧИТЬ руководство вуза и сейчас его ректор фактически подтверждает, что чужое изобретение действительно пытались зарегистрировать на работника вуза. В западных СМИ за такие расследования журналисты получают признание и огромные гонорары.

«Сфотографировать прибор во всех ракурсах и выложить на сайт», – пришла в голову журналиста шальная мысль. Однако он её тут же отбросил, так как разработка действительно могла быть секретной. А вот показать Стешкину, чем занимаются в вузе у него за спиной, не мешало бы. «Не потому ли ему объявили бойкот – чтобы он ничего не узнал об этом приборе?», – вдруг подумал Громов, и его взгляд, которым он смотрел на Караваева, стал ещё более злым и решительным.

– Александр Васильевич, подождите… – умоляюще произнёс ректор, внезапно перейдя на вы. – Поймите, я просто весь на нервах.

Даже после погрома на судостроительном заводе он выглядел более спокойным и уверенным в себе.

– Объясните мне: из-за чего такой кипиш? – выговорил уставший главред. Получилось у него это несколько раздражённо. – Мало ли всяких безумцев, которые у себя дома, в кабинетах или в гаражах проводят опыты с пробирками, со взрывчатыми веществами. Даже если появился такой умелец в стенах вашего вуза – вы что, за каждого должны отвечать?

Караваев встал со своей скамейки, обошёл беседку и остановился аккурат возле стоящего Громова.

– Ты понимаешь, что этим спутники можно сбивать на орбитах! – полушёпотом выдавил Караваев. Его губы дрожали.

– Синхронизатором? – недоуменно проговорил Громов.

– Устройством, содержащим в своей основе сверхмощный лазер, которым он управляет! – убеждал ректор, прилагая массу усилий к тому, чтобы не потерять самообладание. – В Советском Союзе был целый проект по созданию оружия, способного выводить из строя устройства противника, ведущие аэрофотосъёмку над нашими стратегическими объектами. Тогда же Графченко и занялся этими лазерами. Он реально всю жизнь этому посвятил. Повторял опыты Теодора Меймана, полностью проштудировал теоретические работы Альберта Эйнштейна в этой области. Встречался с группой Жореса Алфёрова, которая занималась квантовыми точками. Альберт Графченко – автор более сотни публикаций в этой области. Изначально на заводских вышках стояло его оборудование. А потом появился тот самый конструктор из Югославии. Занимаясь нашими дистанционными системами на цвето-световом коде, он параллельно изучал наши наработки по лазерам и на их основе придумал свой принцип «квантовой ловушки». Собственно, тогда его лазер и установили.

– Семён Семёнович, мне сложно себе представить, что сейчас найдётся тот, кто доведёт до ума советское оборудование, чтобы использовать его по прямому назначению. Союз распался, от завода вы сами знаете что осталось…

– Я тоже так думал, – сказал Караваев, – пока Агата не рассказала мне про работающий прибор, который мы двадцать лет не могли запустить. А тот, кому удалось это сделать,  мне прямо сказал, что собирается сбивать спутники Военного Альянса, незаконно пролетающие над нашей территорией и проводящие съёмку наших стратегических объектов – заводов, электростанций, мостов и полигонов. Я-то и сам понимаю, что спутников Военного Альянса не должно быть над нашей территорией. Но не лазерами же их сбивать! Ты понимаешь, что он на нашу страну войну этим навлечёт!

– Вы уверены, что он это может сделать? – усомнился главред. – Допустим, «оживил» он этот пресловутый лазер. А дальше? Там же и траекторию просчитать нужно, и силу этого лазера… Надо знать точное расположение мишеней… Да ну, бред какой-то.

– Поверь: этот – может, – заверил Громова Караваев. – Там столько злости, столько ненависти на этот Военный Альянс, я тебе даже передать не могу.

– Ну, я к Военному Альянсу тоже тёплых чувств не питаю. Но мысли сбивать их спутники и ракеты у меня не возникает. Откуда у него такая ненависть? И почему именно Военный Альянс?

– Да псих он, Громов! Псих и маньяк! – в сердцах выпалил ректор АКУ. – Я его спросил: «Ну вот сбил ты спутник Военного Альянса – что дальше? Ты понимаешь, что это фактически означает втягивание нашей страны в войну?». А он говорит: «Да, я знаю. Но мои технологии позволят её выиграть». И для этого не понадобится большого человеческого ресурса и даже, как он уверяет, участия армии. Говорит, что это будет война инженеров и технологий. Он мне на полном серьёзе сказал, что его цель — это война с Альянсом и его безоговорочная капитуляция. Ты вообще понимаешь, что это значит?

– Тебя послушать, так у вас там чуть ли не новый Адольф объявился.

Ректор перевёл дыхание и начал говорить более спокойно.

– Кстати, он тоже неплохо рисует, – сказал Караваев, немного расслабившись. – Концептуальное его отличие от Адольфа в том, что он не разделяет нацистскую идеологию. Он вообще не делит людей по национальному признаку. Про таких в Советском Союзе говорили «гражданин мира». Он себя и причисляет к таким космополитам. Вплоть до того, что когда мы хотели создать отдельное общежитие для иностранцев и поселить их туда, он сказал, что не видит в этом смысла и что с этого и начинается любая дискриминация – с того, что людей начинают делить. Ещё ладно пол – мужской и женский. Или знание языка. Но при чём здесь национальность? Если ты знаешь язык и готов общаться со всеми, кто также им владеет, почему твоя национальность должна определять, куда тебя поселят и с кем ты будешь жить? Он потому и ненавидит Военный Альянс – потому что считает, что именно эта структура поделила людей на сорта.

– Ну, всякие есть маргиналы, – успокаивал ректора Громов. – Это его идеология, и если она никому не в ущерб, он имеет право думать так, как думает. Но если он имеет отношение к вашему вузу, должны же вы иметь на него какое-то влияние.

– Видишь ли, Громов, меня и пугает то, что он каким-то образом смог сплотить вокруг себя весь иностранный факультет. Более того – он привлёк на свою сторону Эллу Магниеву. Эллу, которая никогда никого не поддерживала и всегда держалась особняком, теперь стоит за него горой.

– Магниеву? Это та, которая сегодня представляла ваш вуз на встрече с уполномоченной по защите прав человека и рассказывала, как местные фашисты напали на африканскую студентку?

– Да, это она. Защитница иностранцев. Так вот, Элле импонирует его взгляд на вещи, когда он говорит, что с этими фашистами надо бороться силовыми методами, если мирных методов они не понимают. Говорит, что всё должно быть по третьему закону Ньютона: «Силе действия равна сила противодействия». Я пытаюсь его остудить, а она, наоборот, поддерживает.

– Я тоже считаю, что уроды должны получать по заслугам, – уверенно проговорил Громов. – И в этом абсолютно с ними согласен.

– Ты просто не знаешь, с кем мы имеем дело, – зловеще проговорил Караваев.

– Так проясните, – сказал Громов. – Кто он такой, что смог создать такую коалицию в вашем вузе? Как он вообще у вас появился?

Однако получить ответ на этот вопрос в этот вечер было, видимо, не суждено. В темноте раздались чьи-то быстрые шаги. Спустя несколько мгновений перед Громовым и Караваевым появился Стешкин.

– Вот вы где. А я ищу вас, ищу… – бегло заговорил чиновник, подавая руку для приветствия.

– Добрый Вечер, Иван Митрофанович, – учтиво сказал Караваев и пожал ему руку. – А мы тут говорили с Александром Васильевичем. Я лично решил выразить сожаление, что знакомство его сотрудницы с нашим вузом закончилось таким неприятным образом, и дабы это исправить, хотел пригласить Александра Васильевича и Веронику Калинкову на нашу научную конференцию, которая состоится в следующий четверг. Собственно, для этого и приехал. Давайте пройдёмся к моей машине, я вам дам брошюры с материалами конференции…

Караваев начал в красках рассказывать Громову и Стешкину о достоинствах университета. По тону главред понимал, что ректор нервничает и стремится увести разговор в другое русло.

Открыв двери своего автомобиля, ректор потянулся за печатной литературой, лежащей в ящике на его сидении.

– Здесь брошюры, список участников, – бормотал он. Потом как бы невзначай передал Громову его телефон. – Александр Васильевич, вы оставили…

В его голосе росло напряжение. Громов глянул на экран. Тринадцать пропущенных звонков. Один от Алютиной и два от Дорогина, остальные были от Стешкина. В мессенджере было три сообщения. В одном Дорогин писал, что хочет навестить Калинкову и просил написать, в какой она палате – видимо не знал о перипетиях с отказом в госпитализации. Второе было от Стешкина с просьбой не отдавать содержимое барсетки.

«Да что ж у вас за шпионские игры такие? – нахмурил брови главред. – Графченко регистрирует прибор на себя, Караваев запрещает разработчику связываться со Стешкиным, Стешкин просит не отдавать прибор…».

Последнее сообщение было от неизвестного контакта, подписанное какой-то «абракадаброй». Оно содержало просьбу проверить электронную почту редакции.

Громов это сделал тут же, со смартфона. От увиденного, а точнее услышанного, он обомлел.

В письме содержалось три аудизаписи. Пошарив по карманам в поисках наушников, Громов не захотел открывать барсетку и нажал на кнопку воспроизведения через динамик.

На первой аудиозаписи был запечатлён разговор двух людей. Один, по всей видимости, медработник, а услышав второго, стоящие рядом Стешкин и Караваев невольно дёрнулись. Ибо его голос очень напоминал голос вице-мэра Крючкова. Более того – собеседник в диалоге назвал его по имени и отчеству.


– Здравствуйте, Михаил Анатольевич.

– Здравствуйте, Владимир Петрович.

– Что же вы меня так огорчаете? Так город подставляете…

– В смысле?

– Ну, к вам девушку привезли с Тупика Тральщиков. Авантюристку. Симулянтку. А вы с ней возитесь, в стационар её класть собираетесь…

– Простите, я не совсем понимаю, о ком речь. К нам ведь за сутки полсотни привозят. Я сейчас уточню у дежурного, что там за случай…

– Очень плохо, что вы не знаете, что происходит у вас в больнице. А я прекрасно знаю эту провокаторшу. И хотел бы, чтобы вы адекватно оценивали все те, с позволения сказать, «симптомы», с которыми она к вам обращается и, наверное, ещё неоднократно будет обращаться. Вам рассказать, что она сегодня вытворила в мэрии, какой цирк устроила перед уполномоченной по правам человека? Выгораживала иностранку, которая в пьяном угаре напала на наших ребят из бойцовского клуба. Ещё эта хамка позволила себе оскорбления в адрес начальника городской полиции, чуть ли не соучастником преступлений его выставила. Учинила скандал, опозорила весь наш город! А когда осознала последствия своих действий, так сразу инсценировала нападение на себя. Видите ли, плохо ей. Видите ли, задыхается… Она потом и вас обвинит – скажет, что не так лечили, не так с ней обращались…

– Владимир Петрович, поймите нас правильно: «скорая» приезжает ко всем, и бывают действительно ложные вызовы. Но если бригадой, а потом ещё и сменой в приёмном отделении принято решение о госпитализации пациента, значит, привезли его не просто так, и на это есть показания.

– Да какие показания, о чём вы? Сама надышалась какой-то дрянью, а теперь рассказывает, как её отравить пытались… Вы что, не знаете, как искусно некоторые прохиндеи могут всё обставить? Я за годы своей службы сталкивался с разными провокаторами, и знаю, о чём говорю, уж поверьте. Актёрского мастерства им не занимать. Сейчас она изображает умирающую у вас на койке, а через полчаса начнёт выкладывать в интернет, как плохо вы её здесь лечите… Сегодня в мэрии она повела себя некорректно, бестактно, опозорила весь наш город перед высокими гостями из столицы. А когда осознала последствия своих действий, так давай рассказывать, как на неё напали и как она пострадала за правду.

– Так а мы здесь при чём? Сама она надышалась, не сама… Нам знаете, сколько суицидников привозят, которые сами надышались и наглотались. Наше дело – её откачать, поставить на ноги, а дальше пусть уже полиция разбирается…

– Михаил Анатольевич, дорогой. Вы не понимаете меры ВАШЕЙ ответственности. Тем, что вы положите её в больницу, вы посодействуете в легализации её вранья. Дадите повод ей потом утверждать, что раз её госпитализировали, значит, у неё действительно были травмы и она действительно пострадала… Вы бы почитали, какой поклёп она опубликовала на наш вуз, выпускающий лучших специалистов судостроительной отрасли. Такая ересь, что ни какую голову не натянешь!

– Я не знаю, что она пишет. У нас здесь нет времени заниматься этим.

– Правильно! Поэтому занимайтесь тем, чем вы и должны заниматься – приёмом больных. Больница финансируется из городского бюджета. Каждая палата – на весь золота. Лечение у вас должны получать те, кто действительно в этом нуждается. К вам привозят тяжёлых больных, людей с серьёзными травмами. И что же, вместо того, чтобы их лечить, мы будем отнимать у них место ради каких-то симулянток, авантюристок?

– Ну, палат у нас сейчас, слава Богу, достаточно…

– Сейчас – да. А если произойдёт, не дай Бог, какое-то ЧП? Вместо того, чтобы помогать людям с переломанными костями, отбитыми органами, которых дома ждут их семьи, дети, вы будете обеспечивать алиби какой-то провокаторше?.. Как после этого отнесутся к вам горожане?

– Ну, я сейчас позову дежурного врача, разберусь с ним.

– Разберитесь, Михаил Анатольевич. Хорошо разберитесь. Занимайтесь лечением тех, кто в этом действительно нуждается. А аферистов, симулянтов всяких гоните в шею. Будьте прозорливее, не позволяйте им вас использовать.


* * *


Дорогин ворочался на своей кровати, но было не до сна. По дороге домой он выпил две бутылки сидра – в надежде прийти домой и забыться, однако даже это ему не помогло. Раз десять он собирался позвонить Громову, чтобы поинтересоваться состоянием своей подруги Ники, и каждый раз откладывал телефон. «А вдруг он спросит, где я был всё время и почему звоню только сейчас? Что я ему скажу?», – в напряжении думал парень, постоянно меняя положение головы на подушке.

Наконец, он собрался с духом и набрал номер шефа, но Громов не ответил. Спустя полчаса Дорогин перезвонил ещё раз. Ответа по-прежнему не было. «А вдруг он уже знает про Егорова?», – звучало в голове у Артура.

Он пытался забыть всё, что было этим вечером, однако память упорно выставляла перед его сознанием разговор с дэгэбэшником – сначала у телецентра, потом в управлении, потом у них под редакцией.

Он вспоминал, как три час назад на машине дэгэбиста они подъехали к редакции «Баррикад». Он надеялся встретить внутри Ланину, сисадмина Никиту, да и вообще любого сотрудника, чтобы сослаться капитану ДГБ на то, что не может выполнить его поручение, поскольку в помещении посторонние. Но, как назло, никого не было.

Красным огоньком мигала коробка сигнализации. Дорогин открыл своим ключом дверь и, перепугано озираясь по сторонам, включил рабочий компьютер. Он без труда нашёл папку с необходимыми файлами, отобрал видеозаписи, на которых был запечатлён непонятный прибор, выпускающий луч, внимательно просмотрев каждую. В кармане затрезвонил мобильный.

– Чего ты так долго копаешься? – раздался в динамике голос Егорова.

– Уже заканчиваю, – сухо ответил Дорогин.

Он вытащил флешку, выключил свет и снова поставил помещение на сигнализацию. «Надо будет сказать Никите, чтобы комп на наличие вирусов проверил», – подумал парень, спускаясь вниз по лестнице.

Внизу фотокора ждал Егоров с довольной ухмылкой на лице.

– Вот видишь, Артур, всё прошло нормально, – он похлопал парня по плечу. – Спасибо за помощь. И ты тоже, если что, обращайся, не скромничай.

Он открыл дверь своего авто, приглашая фотокора внутрь.

– Я пешком, – процедил Дорогин.

– А знаешь, Артур, ты прав. Вечер располагает к прогулкам и мечтаниям, – с задором произнёс капитан ДГБ. – Я бы и сам с удовольствием прошвырнулся по городу, если бы не служба. Ну… Салют!

Он захлопнул дверь автомобиля и отъехал, разрезая ночной сумрак светом фар. Проводив его взглядом, Дорогин сел на крыльцо перед входом, закрыв лицо руками. Он понимал, что им сейчас воспользовались.

«Влетел так влетел. А всё из-за Ники. Какого чёрта её понесло на тот завод? И сама пострадала, и я теперь на крючке у спецслужб. И Громова ещё небось подставили».

Посидев так минут с двадцать, Дорогин отряхнул джинсы и направился в сторону дома.

Он не понимал, чем так подействовал на него Егоров, что тогда, сидя на мансардном этаже ДГБ и любуясь вечерней панорамой города, он так легко поддался на его угрозы и посчитал передачу отснятых им материалов единственно правильным выходом? Почему он согласился? Ведь мог же проявить упорство и настойчивость, какое проявляет иногда его начальник Громов. Или поставить Егорова перед фактом, что не будет выполнять никаких заданий без ведома своего руководства. И это было бы логично – дело ведь касалось всей редакции, всего издания, а не только лишь Дорогина.

От этих воспоминаний ему было крайне неприятно, и он бы многое отдал, чтобы вернуться на четыре часа раньше и избежать этой зловещей встречи под телецентром. И никогда, никогда не встречаться с Егоровым и не выполнять никаких его поручений.

Ещё больше фотокора страшила мысль, что ждёт его завтра. Ведь наверняка же дэгэбист на этом не успокоится и потребует у Дорогина ещё какие-то фотографии и новую порцию информации. Либо Громов уже всё знает, и тогда наверняка попросит его написать заявление об уходе, либо же Егоров начнёт его шантажировать, угрожая рассказать всё Громову и Калинковой.

«Что же мне теперь делать?», – обречённо подумал Артур и закрыл горящее лицо руками.