Русская женщина правит миром

Древняя Русь

Династические браки русских князей известны со времен князя Святослава, сына Игоря и Ольги. По одному сохранившемуся известию, одна из его жен была родом из Венгрии.

Многоженство было важным институтом языческого общества. Языческая мистика видела прямую зависимость между количеством женщин вождя и благоденствием племени, народа, страны. Во внешнеполитической сфере многоженство (через династические браки) способствовало закреплению союзных отношений с соседними народами, а в многоплеменном государстве — еще и обеспечивало внутреннее единство страны, собирая в гареме верховного вождя дочерей племенных и родовых старейшин. Таким образом, само положение языческого владыки обязывало его иметь жен и наложниц, и притом как можно больше, ибо это умножало его могущество в глазах сородичей и соседей и давало обществу уверенность в благотворности его правления.

Князь Владимир — по летописи 900 жен и наложниц, в их числе чехини, болгарыня и грекиня. Сближение с царем Соломоном. Реальные гаремы правителей того времени намного скромнее. Арабские писатели сообщают, например, что во дворце хазарского кагана было 25 жен — по числу подвластных хазарам народов.

Князь Владимир, приняв христианство, распустил свой языческий гарем. С этого времени великокняжеская семья становится христианской моногамной семьей. И уже сын Владимира Ярослав Мудрый заключает первые династические браки с европейскими дворами.

Русские летописи обошли вниманием эти браки, так что все более или менее достоверные сведения о них приходится извлекать из западноевропейских источников.

Многие исландские саги повествуют о романтической истории сватовства норвежского витязя Харальда Хардрада (Сурового Правителя) к дочери Ярослава по имени Эллисив или Элисабет (Елизавета). Харальд был сводным (по матери) братом норвежского конунга Олава Харальдссона, погибшего в 1030 г. в битве при Стикластадире. На следующий год после смерти брата Харальд отправился «на восток в Гардарики к конунгу Ярицлейву». Здесь он «совершил много подвигов, и за это конунг его высоко ценил. У конунга Ярицлейва и княгини Ингигерд была дочь, которую звали Элисабет, норманны называют ее Эллисив. Харальд завел разговор с конунгом, не захочет ли тот отдать ему девушку в жены, говоря, что он известен родичами своими и предками, а также отчасти и своим поведением». Ярослав ответил, что не может отдать свою дочь чужеземцу, у которого нет ни «государства для управления», ни достаточных средств для выкупа невесты. Впрочем, он оставил Харальду надежду, пообещав «сохранить ему почет до удобного времени».

После этого разговора Харальд уехал в Византию, где провел несколько лет на императорской службе. Сражаясь с сарацинами на Ближнем Востоке, в Сицилии и Африке, он «захватил огромные богатства, золото и всякого рода драгоценности, но все имущество, в каком он не нуждался для того, чтобы содержать себя, он посылал с верными людьми на север в Хольмгард на хранение к Ярицлейву конунгу, и там скопились безмерные сокровища». Вернувшись на Русь, Харальд забрал принадлежавшее ему золото и, перезимовав при дворе Ярослава, отбыл на родину. Саги единогласно свидетельствуют, что в ту зиму «Ярицлейв отдал Харальду в жены свою дочь». Это подтверждает и средневековый хронист Адам Бременский: «Харольд, вернувшись из Греции, взял в жены дочь короля Руси Ярослава». По ряду косвенных признаков, свадебное торжество скорее всего состоялось зимой 1043/1044 г.

О дальнейшей судьбе Елизаветы известно только то, что она родила Харальду двух дочерей — Марию и Ингигерд. Последнее известие о ней относится к 1066 г. В то лето Харальд с дружиной отплыл в Англию, надеясь завладеть королевством своего заморского тезки —англосаксонского короля Харальда. Елизавета с детьми сопровождала мужа до Оркнейских островов. Высадившись на английском берегу, Харальд встретил врага у Стэмфордбриджа. Во время сражения английская стрела впилась ему в горло, и потерявшие предводителя норвежцы были наголову разбиты. «В тот же день и тот же час», говорят саги, на Оркнейских островах умерла дочь Харальда Мария. Елизавета и Ингигерд вернулись в Норвегию.

Историографическая традиция средневековой Венгрии говорит о женитьбе на русской княжне венгерского короля Эндре I (правил с 1046 по 1060 г.). Венгерские памятники не запомнили ее имени, но в хронике польского историка XV в. Яна Длугоша она названа Анастасией. После того, как в 1060 г. Эндре I был свергнут с венгерского трона своим братом Белой I, Анастасия нашла убежище у германского императора Генриха IV (1056-1106 гг.). По преданию, последние годы жизни она провела в немецком монастыре Адмонт (в Штирии).

Во французских хрониках XI-XII вв. нет недостатка в известиях о русском браке французского короля Генриха I Капетинга (1031-1060 гг.). Это воистину самая необычная страница в истории матримониальных союзов как Франции, так и Руси.

К поискам невесты на другом конце Европы Генриха I подвигла боязнь кровосмешения, так как Капетинги к тому времени успели породниться едва ли не со всеми правящими домами Западной Европы.

Генриху I фатально не везло в семейных делах. В 1033 г. он обручился с дочерью германского императора Конрада II, которая через год умерла. Его второй брак с брауншвейгской принцессой был более продолжительным, но и она скончалась в 1044 г., так и не произведя на свет наследника. На этом западноевропейские дворы полностью истощили запас невест, удовлетворявших притязательным запросам Капетингов. Оставалось обратить взоры на восток, где правил могущественный русский князь. По словам митрополита Илариона (первого русского иерарха), земля Русская в то время была уже «ведома и слышима всеми четырьмя концами» света.

Итак, предложение заключить династический союз исходило от французской стороны. В 1048 или 1049 г. в Киев прибыло большое посольство во главе с двумя епископами. Их выбор остановился на дочери Ярослава по имени Анна. Ярослав дал свое согласие на брак и отпустил послов назад во Францию вместе с дочерью и богатыми дарами. 3 декабря 1050 г. у Генриха и Анны уже родился сын Филипп.

При жизни Генриха I Анна, как и подобало королеве, занималась преимущественно делами благочестия. Она основала под Парижем в местечке Санлис аббатство св. Винсента, на портале которого и сегодня можно видеть ее барельефное изображение.

Кроме того, известно, что она привезла с собой во Францию рукописное славянское Евангелие с великолепными миниатюрами и богато украшенное. Книга эта произвела настолько сильное впечатление на французский двор, что французские короли в течение нескольких столетий использовали ее при церемонии коронации.

Папа Николай II (1058-1061 гг.) посвятил Анне особое послание, в котором воздал ей хвалу за благонравие и ревность к делам Церкви.

Но вскоре французы с прискорбием убедились, что святой отец, пожалуй, переборщил с похвалами. В 1060 г. Генрих I умер. Регентство над малолетним Филиппом перешло к фландрскому графу Бодуэну, женатому на сестре покойного короля. Анна тоже вошла в состав опекунского совета, ибо ее подпись, вместе с именем Филиппа, значится на многих королевских грамотах 60-х гг. XI в. Интересно, что однажды она расписалась кириллическими буквами: «Ана реина» (от лат. regina — «королева»).

Однако, по всей видимости, она желала большей власти, и потому спустя всего год после смерти Генриха I вышла замуж вторично. Ее новым избранником был могущественный сеньор Рауль де Крепи, граф Валуа, глава оппозиционного дворянства. Для того, чтобы жениться на Анне, он развелся со своей супругой (второй по счету), предъявив ей ложное обвинение в неверности. Партия графа Бодуэна всполошилась. Реймсский архиепископ Жервэ сообщал папе Александру II (1061-1073 гг.): «В королевстве нашем — немалая смута: наша королева вышла замуж за графа Рауля, что чрезвычайно огорчает нашего короля и более, чем стоило бы, беспокоит его опекунов». Разведенную жену графа Рауля заставили пожаловаться в Рим на действия ее мужа. Папа объявил брак Рауля и Анны незаконным, но так как новоиспеченные супруги не прислушались к голосу римского понтифика, то ему пришлось прибегнуть к последнему средству: решением святейшего престола Рауль был отлучен от Церкви. Не помогло и это; Анну и ее возлюбленного разлучила только смерть графа Рауля, случившаяся в 1074 г. Кажется, вслед за тем Анна была отстранена от управления королевством. Во всяком случае после 1075 г. имя ее на документах королевской канцелярии более не встречается.

Хроника монастыря Флери» (начало XII в.) извещает, что, похоронив Рауля, Анна «вернулась на родину». Впрочем, согласно другому французскому преданию, она упокоилась в основанном ею монастыре св. Винсента в Санлисе.

Княжна Евпраксия Всеволодовна — императрица Адельгейда

Евпраксия Всеволодовна — наверное, самая трагическая женская фигура древнерусской истории. Однако наших летописцев ее судьба совершенно не заинтересовала. Мы знаем о ней только от западноевропейских хронистов.

Она была дочерью киевского князя Всеволода, сына Ярослава Мудрого, и сестрой Владимира Мономаха. По тогдашнему обычаю, ее очень рано выдали замуж. Первым ее мужем был саксонский маркграф Генрих Длинный, который умер, когда ей едва исполнилось 16 лет. Евпраксия пошла под венец прямо из кельи Кведлинбургского монастыря, где она несколько лет изучала латынь и основы католической веры. Туда же она удалилась и после смерти мужа.

Вскоре после этого в юную вдову страстно влюбился император Священной Римской империи Генрих IV, тоже недавно овдовевший. Летом 1089 года они поженились, и княгиня Евпраксия превратилась в императрицу Адельгейду.

Но охлаждение между супругами наступило быстро, стремительно принимая скандальные формы. Вот что сообщают под 1093 г. «Анналы пастыря св. Дисибода»:

«Король Генрих возненавидел королеву Адельхайду, свою жену, да так, что ненависть была еще сильнее чем страсть, с какой он ее прежде любил. Он подверг ее заключению и с его позволения многие совершали над ней насилия. Как говорят, он впал в такое безумие, что даже своего сына Конрада (от первого брака) убеждал войти к ней». Тот, впрочем, с негодованием отказался и вскоре восстал против извращенца-отца.

Некоторое время Евпраксия из стыдливости безропотно терпела все издевательства, а когда стало уже совсем невмоготу, сбежала от мужа в Италию, ко двору герцогини Тосканской Матильды и ее мужа Вельфа. На ее счастье, Матильда и тогдашний римский папа Урбан II были злейшими врагами Генриха IV.

В марте следующего, 1095 г. в городе Пьяченца (в Ломбардии на реке По) папа Урбан II собрал уже общий синод епископов Италии, Бургундии, Франции и юга Германии (на котором он впервые обратился к Европе с призывом к Первому крестовому походу). На нем присутствовало более 4 тысяч духовных лиц и около 30 тысяч мирян.

«На этом синоде королева Пракседа (лат. аналог греческого имени Евпраксия), уже давно разлучившаяся с Генрихом, выступила перед господином папой и священным синодом с жалобами против своего мужа, от которого подверглась неслыханным грязным блудодеяниям. Ее жалобу господин папа и священный синод приняли весьма милостиво, ибо доподлинно узнали, что эти блудодеяния она не столько совершила, сколько претерпела поневоле. Поэтому она была милосердно освобождена от епитимьи, налагаемой за подобные непотребства, тем более что она нашла в себе смелость по собственной воле и публично исповедать свои грехи».

Снисходительность судей понятна: процесс вокруг Евпраксии Bсеволодовны стал тем «колом», который папа намеревался забить в гроб Генриха IV. Политический авторитет императора был сильно подорван. И хотя он сумел продержаться на престоле еще почти 10 лет, конец его был предрешён. В 1105 г. его второй сын (будущий Генрих V) изменой заманил отца в крепость Бекельхайм и 31 декабря принудил его к отречению. После вынужденного отречения Генрих бежал в Льеж, где вскоре умер в возрасте 55 лет, всеми забытый.

Что же касается Евпраксии, то, получив полное отпущение своих невольных грехов, она уехала обратно на Русь, где постриглась в монахини. Она умерла в 1109 году и была похоронена в пещерах Киево-Печерской лавры.

После татарского нашествия последовал разрыв связей Руси и Европы и долгий период взаимного забвения. Лишь в середине XVI в., в начале правления Ивана Грозного, Европа случайно вновь «открывает» для себя Россию. И сразу же Иван Грозный сватается сначала к английской королеве Елизавете, а потом к ее племяннице. А при Борисе Годунове сваты приезжают уже с Запада.

Дочь царя Бориса, или Первая русская поэтесса

Царевна Ксения, единственная дочь царя Бориса Годунова, по московским понятиям, была девушкой редкой красоты: среднего роста, полнотела, румяна и кругла лицом, с черными глазами и длинными косами по плечам. Тело ее было словно из сливок, говорит восторженный современник, а брови ее сходились. «Боярыня красотою лепа, червлёна губами, бровьми союзна» — помните из «Ивана Васильевича»?

Полностью эта цитата из сочинения князя Катырева-Ростовского звучит так:

«Царевна же Ксения, дщерь царя Бориса, девица сущи, отроковица чюдного домышления, зелною красотою лепа, бела вельми и лицом румяна, червлена губами, очи имея черны велики, светлостию блистаяся, бровми союзна, телом изобильна, млечною белостию облиянна, возрастом ни высока, ни ниска, власы имея черны велики, аки трубы, по плечам лежаху».
Обладая приятным голосом, она прекрасно пела и, подобно брату Федору, получила отличное по тем временам образование. Терпеливо и основательно постигала Ксения смысл «семи мудростей»: грамматики, диалектики, риторики, арифметики (или числительницы), геометрии, астрономии (или звездозакония), а также музыки.
Борис подыскивал ей иноземного жениха королевской крови. Сначала его выбор остановился на шведском принце Густаве, изгнанном из своей страны.

Густав Эриксон Ваза свободно разговаривал на пяти языках, в том числе на русском, и обладал недурными познаниями в химии, заслужив имя второго Парацельса. Годунов пригласил его в Россию, пообещав в приданое Ливонское королевство, которое, правда, нужно было ещё завоевать. Но Густав не согласился ни принять православие, ни расстаться со своей любовницей, которую привёз с собой в Россию. Затосковав по свободе, он во всеуслышание грозился поджечь Москву, если Борис не отпустит его из России. Рассерженный Годунов отослал его в Углич, передав в распоряжение августейшего арестанта доходы с этого города.

Другим женихом Ксении был принц Иоганн Шлезвиг-Голштинский (брат датского короля Христиана IV) — умный и воспитанный юноша, который полюбился царевне. Их брак уже считался делом решённым. Но принца погубило русское гостеприимство. Как известно, что русскому хорошо, то для немца смерть. В Москве царского жениха ежедневно чествовали обедами, такими обильными, что однажды датский желудок принца не выдержал, и Иоганн приказал долго жить. Ксения была безутешна, и слёзы на ее глазах, пишет летописец, делали её красоту еще более неотразимой.

Известно и о других матримониальных переговорах Бориса Годунова, в частности с императором Священной Римской империи, а также с грузинским царём, но ни одно из них не было доведено до счастливого конца.

В 1605 году после смерти Бориса Годунова сторонники первого Дмитрия убили жену и сына царя, но Ксению пощадили. Ходили слухи, будто Дмитрий польстился на неё. Пушкин в примечаниях к своему «Борису Годунову» счёл нужным сказать: «…Это ужасное обвинение не доказано, и я лично считаю своей священной обязанностью ему не верить».

По другим известиям, в царствование Василия Шуйского Ксению постригли в одном из дальних монастырей под именем Ольги.

Она умерла в 1622 году.

Ещё при жизни Ксении в народе пели приписываемые ей песни, в которых царевна оплакивала отца и свою несчастную судьбу.

Плач царевны

Сплачется мала птичка, белая перепёлка:
«Ох-ти мне, молодой, горевати!
Хотят сырой дуб зажигати,
Мое гнездышко разорити,
Мои малые дети побити,
Меня, перепёлку, поймати».
Сплачется на Москве царевна:
«Ох-ти мне, молодой, горевати,
Что едет к Москве изменник,
Ино Гришка Отрепьев расстрига,
Что хочет меня полонити,
А полонив меня, хочет постричи,
Чернеческий чин наложити!
А что едет к Москве расстрига,
Да хочет теремы ломати,
Меня хочет, царевну, поимати,
А на Устюжну на Железную отослати.
Меня хочет, царевну, постричи,
А в решетчатый сад засадити.
Ино ох-ти мне горевати:
Как мне в темну келью ступити?!»

В историческом фильме «1612» плач Ксении был использован для создания саундтрека. Композитор Алексей Рыбников, исполнитель Zventa Sventana.

И больше, в течение всего XVII века, нет ни одного известия о династических союзах московских и европейских государей. Такому состоянию дел немало способствовало само положение русской женщины в этот период.

Московская женщина XVI-XVII веков

Последние пять тысяч лет женский род переживал не лучшие времена. Судьбу же московской женщины можно назвать незавидной даже по нашим отечественным меркам. Тучи над ней сгущались постепенно. Так, еще в Киевской Руси достоинство женщины оберегалось как с социальной, так и с религиозной стороны. В ХII веке новгородский священник Кирик в своих известных вопрошаниях осведомлялся у епископа Нифонта: может ли священник служить в ризе, заплатанной лоскутом от женского платья? — И владыка отвечал: а чем же погана женщина?

Зато у русских книжников ХVI-XVII веков были в большой чести изречения Солона, говорившего, что мудрец ежедневно благодарит богов за то, что они создали его греком, а не варваром, человеком, а не животным, мужчиной, а не женщиной; и Аристотеля, учившего, что гражданам предоставлена полная власть над детьми, рабами и женщинами. Древняя языческая мудрость перемешивалась с христианскими понятиями о происхождении греха. Восточное христианство с его аскетическим идеалом, взирало на женщину чрезвычайно сурово. В сознании людей Московской Руси прочно укоренилось мнение византийских богословов о том, что Ева — виновница грехопадения человечества — «существо 12 раз нечистое», соблазн, а то и прямое орудие дьявола.

И с этим «нечистым» существом особенно не церемонились.

Жизнь москвички XVI-XVII веков нередко была беспрерывным рядом истязаний — смолоду от суровой власти отца, потом от тяжелой руки мужа. До замужества она своего «нареченного» большей частью и в глаза не видывала, благодаря чему свадебное пожелание любви да совета очень редко находило воплощение в последующей семейной жизни. Жена превращалась, по сути, в домашнюю служанку. Она и шагу не смела ступить без позволения мужа. «Домострой» (сборник религиозно-нравственных и хозяйственных поучений) знал только одну личность — отца, родителя, мужа, как главы всего дома. Все другие лица — жена, дети, слуги — являлись как бы придатками этой единственной настоящей личности, которая имела над ними почти абсолютную власть.

Глава семейства должен был внушать домочадцам страх, без которого не мыслилось тогдашнее воспитание. Нагонялся этот страх кулаком, плетью, палкой, или первым предметом, что попадался под руку. Hapoдная благоглупость гласила: «Люби жену, как душу, а тряси ее, как грушу».

Об удовольствиях жены и помину не было: она и часу не могла провести без работы и рукоделия. Песни и пляски сурово преследовались как бесовское наваждение. «Домострой» определяет для жены даже то, как и о чем беседовать с гостьями: «как добрые жены живут и как дела ведут, и как дом строить, и как дети и служак учат; и как мужей своих слушают и как с ними спрашиваются и как повинуются им во всем...»

В одном только случае самостоятельность женщины являлась законной и неоспоримой, — когда по смерти мужа она оставалась «матерою вдовою», т.е. вдовою — матерью сыновей. Вдова же бездетная, по убеждению века, приравнивалась в своем положении к сироте, и вместе с прочими «убогими людьми» поступала под покровительство Церкви.

Но у простолюдинок оставалась хотя бы одна свобода — свобода передвижения. У женщин из знатных семей не было и этого — свою жизнь они проводили на женской половине дома, в тереме. Московский терем не имел ничего общего с восточным гаремом. Держать женщин взаперти русских людей побуждала не первобытная ревность caмца, не вековой уклад быта, а сложившийся в Московской Руси идеал христианского благочестия да боязнь греха, соблазна, порчи, сглаза.

«Состояние женщин, — писал Сигизмунд Герберштейн в начале XVI века, — самое плачевное: женщина считается честною тогда только, когда живет дома взаперти и никуда не выходит; напротив, если она позволяет видеть себя чужим и посторонним людям, то ее поведение становится зазорным... Весьма редко позволяется им ходить в храм, а еще реже в дружеские беседы, разве уже в престарелых летах, когда они не могут навлекать на себя подозрения».

Царицы и царевны были, конечно, избавлены от прелестей супружеской жизни простолюдинок. Однако и им было далеко до полного счастья. Например, царские дочери были фактически обречены на безбрачие: выходить за русских людей, то есть своих подданных, им запрещал обычай, а выдавать их за иностранных принцев мешало различие вероисповеданий. Русские цари твердо стояли на том, чтобы их дочери после замужества сохраняли православие — на этом пункте брачного договора обыкновенно и заканчивалось сватовство иностранного жениха.

Поэтому вся жизнь цариц и царевен проходила в тереме, а заканчивалась в монастыре. Жена и дочери царя жили в строгом уединении, проводя дни частью в молитве и посте, частью в рукоделии и комнатных забавах с сенными девушками. Из мужчин только патриарх и ближние сродники могли видеть их. Врачи в случае надобности осматривали больных женщин в темной комнате, щупая им пульс через платок. В церковь они ходили скрытыми переходами и стояли там в специально отгороженном приделе. Участие в придворных празднествах им было строго заказано. Лишь коронация и погребение царя давали им повод покинуть терем. В похоронных процессиях царевны шли за гробом в непроницаемых покрывалах, а сенные девушки еще и огораживали их от мирского внимания специальными «запонами» — длинными и высокими суконными полами.

Впрочем, неудержимое стремление москвичей XVII века к новшествам сказалось и на жизни московских женщин. К концу столетия времена стали постепенно меняться, и в кремлевских палатах появилась удивительная царевна Софья Алексеевна, чье правление стало прологом к продолжительному «женскому царству» XVIII столетия.

Анна Иоанновна

Петр резко переменил династическую политику. Правда, первый династический эксперимент он поставил не на своей семье, а на семье своего сводного брата Ивана V (младший из пяти сыновей царя Алексея Михайловича и его первой жены Марии Ильиничны Милославской, соправитель Петра I, женатый на Прасковье Федоровне Салтыковой). После его смерти в 1696 г. суровая и властная царица Прасковья сама растила и воспитывала трех дочерей — Екатерину, Анну и Прасковью.

Главное внимание уделялось хорошему питанию: мамушки и нянюшки выкормили царевен полными, статными девами. Выросшие в атмосфере предрассудков и суеверий, девушки верили в колдунов и вещунов, в приметы и чудеса. В соответствии с новыми веяниями их обучали истории и географии, чтению и каллиграфии, но полученные ими знания оставляли желать лучшего.

К своим дочерям Прасковья Федоровна относилась по-разному: старшую величала "свет-Катенькой" и любила до самозабвения, среднюю — Анну — не любила, а к младшей была совершенно равнодушна. Поэтому, когда Петр предложил ей выдать одну из дочерей замуж за курляндского герцога, царица выбрала Анну, а свою старшую любимицу оставила при себе.

Осенью 1710 г. Анна Иоанновна была обвенчана с Фридрихом Вильгельмом, герцогом Курляндским, розовощеким нежным юношей, близким родственником прусского короля. Союз с Курляндией имел для Петра I большое политическое значение. Дружеские отношения с этим европейским государством открывали перед ним возможность использовать его порты и удобные гавани для русской морской торговли.

Свадебные торжества продолжались почти два месяца. Царь лично спаивал жениха до состояния «пьяного немца», по его собственному выражению (а это ужасное состояние). Вследствие этого супружеская жизнь Анны Иоанновны продолжалась очень недолго. Фридрих Вильгельм внезапно заболел и умер, едва выехав из Петербурга. Молодой вдове приказали жить в Курляндии, которая была предметом постоянных споров между ее соседями — Россией, Швецией, Пруссией и Польшей. Чтобы упрочить положение Анны, в Митаве (ныне Елгава в Латвии) разместили полк русских солдат, а герцогиню решили снова выдать замуж.

Главным претендентом на руку Анны Иоанновны оказался знаменитый полководец Мориц Саксонский. Внебрачный сын польского короля Августа II, он служил тем, кто ему платил, — французам, полякам, австрийцам. Только Венере служил бесплатно, и не менее усердно. Его неотразимая внешность и молва о невероятных похождениях произвели на Анну впечатление. Однако в судьбу Анны вмешались политические интересы. В это же время российский двор был озабочен поисками достойной кандидатуры в мужья для Елизаветы Петровны — дочери Петра I. Морицу Саксонскому отправили ее портрет. Тем самым ему дали понять, что у него в будущем есть возможность получить императорскую корону. Он сразу овладел к Анне Иоанновне и стал проявлять глубокий интерес к Елизавете.

Напрасно влюбленная Анна посылала записки Морицу, писала слёзные письма в Петербург, прося разрешить ей поскорее выйти замуж за милого ее сердцу избранника. На все свои просьбы она получала решительный отказ. Анна ещё не знала, что Екатерина I, вступившая на престол после смерти Петра I, решила утвердить Курляндское герцогство за Меншиковым. Морицу было объявлено, что русские принцессы не выходят замуж за лиц сомнительного происхождения, и отказано в женитьбе как на Елизавете Петровне, так и на Анне Иоанновне. В этом высокомерном отказе содержался намёк на то, что он был побочным сыном, а не законным потомком короля Августа II. Обманутый в надеждах, Мориц уехал в Дрезден, а Анна Иоанновна ещё долго оплакивала свой несостоявшийся брак.

В Митаву из Петербурга прибыло посольство во главе с Меншиковым. Русские дипломаты так и не сумели убедить курляндское дворянство отдать герцогскую корону светлейшему князю. Не подействовали и угрозы Меншикова ввести в Курляндию 20-тысячное русское войско, а главу сейма вместе с его депутатами сослать в Сибирь. Вскоре дело о курляндской короне и совсем закрыли. Об Анне надолго забыли.

В провинциальной митавской дыре Анна прожила бедной родственницей 19 лет. Чтобы содержать свой маленький двор и платить прислуге, ей приходилось выпрашивать деньги у живущих в России родственников, вникать во все тонкости домоуправления и экономии, хорошо знать счет деньгам. Благодаря этому она стала женщиной деловитой и энергичной. Что касается сердечных дел, то поначалу она нашла утешение в объятиях генерала Петра Бестужева. А с 1727 г. во время охоты и прогулок ее все чаще стал сопровождать высокий, красивый, ловкий кавалер — курляндский дворянин Эрнст Иоганн Бирон. В этом страстном охотнике, любителе лошадей, собак и ружейной стрельбы Анна нашла преданного друга, пекущегося о ее интересах, а возможно, и свое личное счастье.

Впрочем, для России Аннин фаворит остался символом чужеземного засилья и самодурства.

Освобождение для Анны настало в 1730 г., когда ее пригласили на российский престол.

Вернемся к ее сестрам.

Екатерина Иоанновна

В 1716 г. дошел черед и до Екатерины.

В 1711–1712 годах русские войска вступили в Мекленбург-Шверинское герцогство, расположенное на севере Германии. Между царем Петром и мекленбургским герцогом Карлом Леопольдом наладились весьма дружественные отношения. И вот 22 января 1716 года в Петербурге был подписан союзный договор. Согласно этому договору Карл Леопольд брал себе в супруги племянницу Петра I царевну Екатерину Ивановну, а Петр со своей стороны обязывался вооруженною рукой обеспечивать герцогу и его наследникам безопасность от всех внутренних беспокойств. Для этого Россия намеревалась разместить в Мекленбурге несколько полков, которые поступали в полное распоряжение Карла Леопольда и должны были «оборонять его, герцога, от всех несправедливых жалоб враждующего на него мекленбургского дворянства и их приводить в послушание». Свадьбу решили сыграть, не оттягивая, сразу же после Пасхи 1716 года в Данциге (Гданьске), куда ехал по делам Петр.

Молодая жена герцога Мекленбургского Екатерина Ивановна по меркам того времени, когда замуж нередко выходили в 14–15 лет, засиделась в девках: ей шел уже 25-й годок. Жених, которому было тогда 38 лет, собственно говоря, ждал другую невесту – он рассчитывал получить в жены более молодую Ивановну – вдовствующую курляндскую герцогиню Анну, потерявшую мужа почти сразу же после свадьбы. Но у царя Петра на сей счет было иное мнение, и он в раздражении даже пригрозил Сибирью мекленбургскому посланнику Габихсталю, который, согласно воле своего господина, настаивал на том, чтобы за герцога была выдана именно Анна. Мекленбуржцам пришлось скрепя сердце согласиться на кандидатуру Екатерины Ивановны.

Жизнь ее до брака была вполне счастливой. В отличие от сестер и многих других москвичей, тосковавших на болотистых, неприветливых берегах Невы по обжитой, "нагретой" Москве, Екатерина Ивановна быстро приспособилась к стилю жизни молодого, продуваемого всеми ветрами города. Этому благоприятствовал характер царевны — девушки жизнерадостной и веселой даже до неумеренности. Вообще же создается впечатление, что русская женщина XVII века как будто только и ждала Петровских реформ, чтобы вырваться на свободу. Этот порыв был столь стремителен, что авторы опубликованного в 1717 году «Юности честного зерцала» — кодекса поведения молодежи — были вынуждены предупреждать девиц, чтобы они, несмотря на открывшиеся перед ними возможности светского обхождения, соблюдали скромность и целомудрие, не носились бы по горницам, не садились к молодцам на колени, не напивались бы допьяна, не скакали бы, «разиня пазухи», по столам и скамьям и не давали бы себя тискать, «как стерву», по всем углам.

Это было написано как будто для Екатерины Ивановны — девицы, которая была, как нынче говорят, без комплексов, — до нас дошли упорные слухи, ходившие в тогдашнем обществе, что ее прелестями пользовался сам грозный дядюшка — государь Петр Алексеевич.

Отправляя племянницу под венец, Петр дал краткую, как военный приказ, инструкцию, как ей надлежит жить за рубежом: «1. Веру и закон, в ней же родилася, сохрани до конца неотменно. 2. Народ свой не забуди, но в любви и почтении имей паче протчих. 3. Мужа люби и почитай яко главу, и слушай его во всем, кроме вышеписанного».

О любви к мужу, конечно, и речи идти не могло: Карл Леопольд этого доброго чувства не вызывал ни у своих подданных, ни у первой жены, Софии Гедвиги, с которой он, кстати, едва успел развестись к моменту женитьбы на Екатерине, да и то благодаря тому, что торопивший дело Петр сам заплатил деньги за развод. Герцог Мекленбургский, по отзывам современников, был человек грубый, неотесанный, деспотичный и капризный, да ко всему прочему страшный скряга, никогда не плативший долги. К своей молодой жене Карл Леопольд относился холодно, отстраненно, подчас оскорбительно, и только присутствие Петра, провожавшего новобрачных до столицы герцогства города Ростока, делало его более вежливым с Екатериной.

После же отъезда царя из Мекленбурга герцог своей неприязни уже не сдерживал, потому что брак этот, вопреки обещаниям Петра, не принес ему реальных выгод — русские войска, на которые герцог так рассчитывал, вскоре покинули Мекленбург навсегда, дабы не накалять международную обстановку. Изменив тактику, царь стал советовать Карлу Леопольду помириться со своими дворянами, действовать осторожно, расчетливо. Но герцог был неисправим, он негодовал на царя и продолжал воевать с собственными дворянами. В конце концов, проиграв все имперские суды, он стал изгоем среди немецких князей.

Естественно, что в сложившейся обстановке герцогине Екатерине Ивановне пришлось несладко. Это мы видим по письмам ее матери, царицы Прасковьи Федоровны, которая умоляла «свет-Катюшку» в письмах: «Печалью себя не убей, не погуби и души».

По переписке самой герцогини Екатерины Ивановны видно, что она, как жена, воспитанная в традициях послушания мужу, поначалу не стремилась бежать из Мекленбурга, да и боялась ослушаться грозного дядюшку-царя.

7 декабря 1718 года декабря того же года в Ростоке герцогиня родила принцессу Елизавету Екатерину Христину, которую позже в России, после крещения в православие, назвали Анной Леопольдовной — будущая мать Шлиссельбургского узника.

Между тем дела Карла Леопольда шли все хуже и хуже: объединенные войска германских государств изгнали его из герцогства, и Карл Леопольд вместе с женой обивал имперские пороги в Вене. В 1722 году Петр, уступая просьбам старой царицы Прасковьи, наконец, разрешил мекленбургской герцогине вернуться в Россию.

О том, как прожили Екатерина Ивановна с дочерью все годы после своего возвращения из Мекленбурга в Россию и до воцарения Анны Иоанновны, мы знаем очень мало. Ее пылкий характер не изменился. «Герцогиня – женщина чрезвычайно веселая, и всегда говорит прямо все, что ей придет в голову», — писал камер-юнкер Берхгольц, придворный голштинского герцога Карла Фридриха. Позже ему вторил испанский дипломат герцог де Лириа: «Герцогиня Мекленбургская — женщина с необыкновенно живым характером. В ней очень мало скромности, она ничем не затрудняется и болтает все, что ей приходит в голову. Она чрезвычайно толста и любит мужчин». Последнее высказывание напоминает знаменитую реплику из «Бригадира» Дениса Фонвизина: «Толста, толста! Проста, проста!»

Екатерина Ивановна держала при своем дворе один из первых в России театров из крепостных актёров. Тайно сожительствовала с офицером флота князем Михаилом Белосельским, который через три года после её смерти за нескромные рассказы о покойной царевне был сослан на Урал. Умерла в 1733 г.

Елизавета Петровна

В 1716 году царь предпринял еще одно большое путешествие на Запад, во время которого добрался до Парижа.

На этот раз Петр ехал за границу в качестве свата. Он хотел установить тесный союз с Францией, для чего намеревался выдать одну из своих дочерей, 8-летнюю Елизавету, за 7-летнего наследника французского престола Людовика XV. Петр путешествовал под своим именем, в сопровождении свиты из 60-ти человек.

Прием русского посольства состоялся 7 мая в Лувре. Петр, увидев хорошенького белокурого Луи, вмиг позабыл об этикете и в порыве нежных чувств подхватил царственного ребенка на руки, затормошил и зацеловал. Помните, как наш президент тоже недавно чмокнул в пузо одного славного мальчугана? Своими впечатлениями от встречи Петр поделился в письме к императрице Екатерине: «Объявляю вам, что в прошлый понедельник визитовал меня здешний каралище, который пальца на два больше Луки нашего (так звали придворного карлика), дитя зело изрядное образом и станом, по возрасту своему довольно разумен». Затем Петр, не теряя времени на дальнейшие церемонии, отправился осматривать знаменитую столицу Европы.

Париж с его полумиллионным населением был тогда третьим по величине (после Лондона и Амстердама) городом Европы. Треть горожан составляли нищие, воры и проститутки. Среди первых неприятных впечатлений были нестерпимые вонь и грязь, поскольку мусор, человеческие испражнения и внутренности забитых животных парижане вываливали из окон прямо на мостовую, которую каждый день устилали свежей соломой. Можете представить себе этот запашок. В дни, когда Петр гулял по Парижу, в Бастилии сидел всего один узник — 22-летний Вольтер, искупавший здесь свой небольшой грешок: ему вздумалось позабавить парижан стишками по поводу вольного поведения любовницы регента, герцогини Беррийской. Петр, конечно, не мог знать, что этот легкомысленный молодой человек 40 лет спустя напишет первое историческое исследование о нем — «Историю Российской империи при Петре Великом».

А что касается брака Елизаветы с Людовиком, то он так и не состоялась. Да это и к лучшему, иначе Россия потеряла бы хорошую императрицу, а во Франции стало бы одной несчастной королевой больше. Вы, наверное, и без меня знаете, что за человек был Луи XV, сказавший знаменитое: «После нас хоть потоп».

Другую свою дочь, старшую сестру Елизаветы, Анну, царь в 1724 году просватал за голштинского герцога Карла Фридриха. Свадьба их состоялась уже после смерти Петра Великого, в 1725 году, и плодом этого брака стал будущий император Петр III, родившийся в 1728 году в Киле.

Начатая таким образом петровская "брачная экспансия" была рассчитана на далекое будущее. Петр считал очень важным для Романовых влиться в семью европейских государей. Это было для Петра верным знаком признания "европейскости" России, ее принадлежности к европейскому миру. Преемники Петра с таким успехом развили эту "экспансию", что в последнем российском императоре Николае II текла ничтожная часть крови от ветви Михаила Романова и огромнейшая — от других (в первую очередь — германских) европейских династий. Это, кстати, стало причиной страшного несчастья в семье Николая II — гемофилии наследника цесаревича Алексея.

Следующая россыпь русских великих княжон расселась по европейским тронам уже в XIX веке. Это были дочери императора Павла.

Великая княгиня Екатерина Павловна

Внучка Екатерины Великой — великая княгиня Екатерина Павловна была названа в честь своей бабушки. Она росла веселой и красивой девочкой, любимицей всей семьи.

Екатерину Павловну называли «красой царского дома» и «красой России». Александр I обожал сестру и считал её одним из самых близких своих друзей. Державин посвятил ей одно из своих восторженных посланий. В неё был влюблен князь Петр Иванович Багратион. Популярность Екатерины Павловны доходила до того, что, по слухам, в пору военных неудач 1807 года даже существовал план возведения её на престол вместо Александра.

В 1807 году за юную красавицу посватался Наполеон, чем привел в замешательство всю царскую семью. Екатерина Павловна решительно отказала, заявив, что скорее выйдет за дворцового истопника, чем за тирана. Во избежание международного скандала ее срочно выдали замуж за двоюродного брата — принца Георга Ольденбургского.

Принц Георг Ольденбургский был назначен генерал–губернатором трех лучших российских губерний — Тверской, Ярославской и Новгородской и главным директором путей сообщения. На этих должностях Георг показал себя с самой лучшей стороны. Он, в частности, учредил в Петербурге Институт корпуса инженеров, который готовил специалистов–путейцев.

Будучи замужем за принцем Ольденбургским, Екатерина Павловна жила в Твери, в так называемом путевом дворце.

Здесь, во дворце Екатерины Павловны, Н.М. Карамзин читал императору Александру I отрывки из своей истории. По предложению Екатерины Павловны, историограф написал свою известную записку «О старой и новой России», которую великая княгиня передала своему державному брату.

В 1812 году Екатерина Павловна горячо поддержала мысль о созыве народного ополчения. Из своих удельных крестьян она сформировала Егерский великой княгини Екатерины Павловны батальон, участвовавший почти во всех главных сражениях. В 1813-1815 гг. она сопровождала императора Александра в заграничных походах, оказывала влияние на ход совещаний во время Венского конгресса.

Принц Георг умер от горячки во время войны с Наполеоном, и Екатерина Павловна осталась 24-летней вдовой с двумя маленькими сыновьями. Но уже через 4 года состоялся ее второй брак — с принцем Вильгельмом Вюртембергским, и через полгода она стала королевой Вюртембергской.

Сделавшись государыней Вюртемберга, Екатерина Павловна, наконец, смогла вовсю проявить свою деятельную натуру, унаследованную от великой бабки. Она занимается всем: благотворительностью, просвещением народа, создает центры трудоустройства, организует ссудные кассы. О молодых правителях Вюртемберга идет слава по всей Европе, к ним едут перенимать опыт! Во многих странах Екатерину Павловну начинают цитировать: «Доставлять работу важнее, нежели подавать милостыню»; или: «Сначала надо дать образование населению, потом проводить реформы». Согласитесь, что ее опыт не устарел.

Королева Екатерина создала в Вюртемберге институт для девиц по типу Смольного института в Петербурге, а когда общественность предложила дать институту ее имя, отказалась, сказав, что ей еще так мало сделано!

Ее любили все – король-супруг, дети, народ, общество. Всю свою жизнь она гордилась тем, что она русская. Умерла Екатерина Павловна скоропостижно, в 1819 году не дожив до 32 лет. Ее безутешный муж построил на горе Ротенберг православную церковь, где и покоится ее прах. А память о ней до сих пор бережно хранят в Германии и отмечают юбилейные даты ее жизни.

Одна из дочерей Екатерины Павловны, принцесса София, стала королевой Нидерландов.

Великая княгиня Мария Павловна
была третьей дочерью императора Павла I. В отличие от своих сестер, она не блистала красотой и своим поведением скорее напоминала мальчишку. Зато была умна, талантлива и обладала недюжинной волей. Эти качества она проявила с первых же шагов взрослой жизни.

Судьбу великих княжон решали родители, руководствуясь политическими соображениями. Когда Марии исполнилось 17 лет, к ней посватался принц Карл-Фридрих Саксен-Веймарский. На родительском совете ему решено было отказать: княжество было маленькое, да и сам жених не отличался умом и образованностью. И тут Мария проявила характер. Она решительно настояла на свадьбе и стала хозяйкой Веймара.

В те годы Веймар называли «немецкими Афинами». Это был культурный центр, где творили Шиллер, Гете, Лист, кипела театральная и научная жизнь. Мария Павловна сразу оказалась в центре внимания веймарцев. Все оценили ее ум, образованность, способности к живописи и музыке, сочетание твердости духа и доброты. Она не только покровительствовала искусствам, но и поставила благотворительность на «царственную» высоту: строила больницы и приюты, помогала нуждающимся, а в 1813 году во время войны с Наполеоном заложила все свои драгоценности, чтобы устроить госпиталь для русских раненых солдат. «Она в своем благородном рвении тратит много сил и средств на то, чтобы смягчить страдания народа» — писал Гете, ставший ее близким другом и советчиком. Российский император Николай I ценил здравый ум своей сестры Марии и советовался с ней при принятии важных решений.

Уже в преклонном возрасте Мария Павловна занялась созданием музеев и памятником тем великим людям, жизнь которых была связана с Веймаром. Когда Веймар чествовал ее 50-летний юбилей пребывания на второй родине, она сказала: «Наше отечество там, где мы делаем людей счастливыми».

Великая княгиня Анна Павловна,
самая младшая внучка Екатерины Великой, росла тихим и богобоязненным ребенком. И словно в награду за послушание ей достался прекрасный принц — Вильгельм Оранский, герой битвы при Ватерлоо. С ним в 1816 году Анна Павловна отбыла в Нидерланды.

А там ее ждали испытания. Революция 1830 года, начавшаяся во Франции, перекинулась в Нидерланды и расколола страну на две части. Ее супруг оказался неспособным к государственным делам, все его средства и силы уходили на коллекционирование и развлечения.

Анна Павловна, будучи человеком дисциплины и долга, вынуждена была взять на себя все дела по управлению страной. Ее супруг, умерший в 1849 году, оставил после себя огромный долг, который грозил правящей династии Оранских полным банкротством. Королева Анна нашла выход из этого положения: она продала своему брату – императору Николаю 1 собранные мужем картины голландских мастеров. Ныне это собрание картин, находящееся в Эрмитаже, является лучшим собранием голландской живописи.

Анна Павловна построила в Гааге православную церковь, на свои средства содержала госпиталь, инвалидный дом и 50 приютов для бедных детей.

В 1853 году, уже в преклонном возрасте, Анна Павловна отдала бразды правления своим детям и посетила Россию. «Я не была в России 38 лет, но всегда помнила и любила ее. Виной тому были несчастья моей страны, а я не могла оставить свой народ, это было бы недостойно русской княгини», — сказала она Митрополиту Филарету, посещая Троице-Сергиеву Лавру.

Умерла она в 70-летнем возрасте и была похоронена в православной церкви Святой Екатерины в Амстердаме. Ее память чтят в Голландии. Потомки королевы Анны, представители правящей и поныне династии Оранских, гордятся, что в них течет русская кровь, и охотно посещают нашу страну.

В Греции есть всё, даже королева из России

Одна из центральных улиц Афин называется проспект Королевы Ольги — в честь нашей соотечественницы, представительницы российского императорского дома.

В 1863 году, волею России, Англии и Франции, на греческий престол вступил Георг I из датского рода Глюксбургов. А спустя четыре года те же державы подыскали ему и подходящую невесту. Ей стала 16-летняя великая княжна Ольга Константиновна, внучка Николая I и племянница Александра II. Бракосочетание греческих монархов проходило не в Афинах, а под Петербургом, в Царском селе, летней резиденции Александра II. Жених присутствовал на торжествах в русском генеральском мундире.

Георг I и Ольга основали в Греции королевскую династию, которой было суждено править с перерывами около века.

По воспоминаниям современников, Ольга Константиновна покорила своих подданных доброжелательностью и легким нравом. Кроме того, она была первой православной королевой Греции, почему и пришлась по душе грекам, которые присвоили ей титул «королевы всех эллинов». Обширная благотворительная деятельность Ольги памятна в Афинах до сих пор. Она покровительствовала Обществу любителей образования и сиротскому приюту для девочек. Ее трудами в Афинах была основана больница «Эвангелизмос» (по-русски «Благовещение»), выстроенная на деньги греков, живших в России. В годы русско-турецкой войны 1877-1878 годов Ольга Константиновна открыла школу сестер милосердия. Благодаря ей Афины обзавелись Византийским музеем, а Греческая церковь получила первое переложение Евангелия с древнегреческого на новогреческий язык.

Долгая супружеская жизнь Ольги с Георгом I оборвалась в марте 1913 года, когда король был убит террористом при посещении Салоник.

Овдовев, Ольга Константиновна уехала жить в Россию, а затем в Европу.

Но судьба уготовила ей новые тяжкие испытания — расстрел царской семьи большевиками и несчастья на новой родине. В 1922 году после поражения Греции в войне с Турцией членам королевской семьи пришлось удалиться в изгнание. «Королева всех эллинов» умерла в 1926 году в Риме; прах ее был перевезен в Афины и захоронен на местном кладбище.

Между прочим память Ольги Константиновны чтят не только греки. Испанцы тоже хорошо знают ее имя. Ведь донья София де Бурбон, королева Испании — ее прямая правнучка. Более пятидесяти процентов испанцев часто говорят, что они "монархисты только из -за королевы!" (умерла в 2014)

Так что напрасно некоторые думают, что Россию и Европейский Союз объединяет одна только газовая труба.
----------------------------------------------

Звякнуть пиастрами в знак одобрения и поддержки

Сбербанк 4274 3200 2087 4403