Глава 10. Гермабский пограничный отряд

       По  выжженной зноем полынной степи  катила    военная повозка с тентом, запряженная  парой лошадей.  На сиделке    подергивал вожжами  Азат, сзади  среди вещей  устроилась Соня с  трехлетней дочкой на руках, рядом  на жеребце рысил Поспелов.   
       Замыкали процессию бородатый  вахмистр Молибога с  двумя стражниками, прибывшие из отряда  для сопровождения семьи нового начальника. Прежний, страдавший малярией, был переведен  в Крым.
       Ехали они со стороны Геок-Тепе, поскольку  прямого пути  туда не было. Вскоре пустыня  закончилась, начались предгорья, медленно поднимаясь ввысь. Вброд одолели  неглубокую реку, колеса загремели по скальному массиву, через час за перевалом открылась Гермабская  долина.
       Шириной в несколько верст и  вытянутая на значительное расстояние,  она была закрыта  от посторонних глаз с севера двумя продольными горными хребтами - отрогами Копетдага, с запада высокой  горой  Душак, а с юга водораздельным хребтом, по вершинам которого проходила  граница  с Персией   с   несколькими сигнальных башнями и развалинами древней крепости.   
       У   ведущей вниз дороги стоял двухметровый,  высеченный  из гранита крест (у основания  алел ягодами шиповник),    а на  равнине раскинулось  довольно обширное   село с  церковью  и ветряной мельницей, за которым  золотились  нивы,   и паслось коровье  стадо.
       - У креста старая  казачья могила, а село русское, зовется  Гермаб - наклонился     к жене с коня  Поспелов,  уже бывавший в этих местах.
       - Откуда они здесь взялись? - удивилась Соня, обмахивая   веером дочку.
       - Переселили из Саратовской губернии,  когда генерал  Скобелев  покорил   Туркестан. А вон там дальше, у  нагорья   второе - Куркулаб, там живут молокане.
       -  Тоже русские?
       -   Да, староверы. Высланы за раскол и смуту.
       Въехали на центральную улицу, застроенную   утопающими в садах домами,    остановились  у общественного  колодца рядом с церковью,  под  раскидистым  вязом.  Азат с солдатами  стали поить коней, а вахмистр  на несколько минут отлучившись, вернулся с  бородатым, лет пятидесяти  старостой, за которым ядреная молодка несла  плетеную корзину.
       - Кваску, ваше благородие,-  прогудел  Молибога. -  Другого такого  во всей округе нету.
       - Это да,- снял с  головы картуз бородач, а молодка,  достав из корзины запотевший  кувшин, напоила всех  кисловатым, с  запахом ржаного хлеба   квасом.
       - Осмелюсь  спросить, господин офицер - хитро взглянул на Поспелова  староста. - Вы будете   новый начальник стражи?
       - Я. Только откуда отец, ты это знаешь?  - вернув кружку, утер рыжие усы.
       - Земля слухами полнится.   
       - М-да, - покосился   Поспелов на  Молибогу.
       - Одно слово, Восток, - развел тот руками.
       Поблагодарив за воду и квас, тронулись дальше, спустя минут двадцать  подъехали к  отряду.
       Он состоял  из смотровой вышки при въезде,  двух  каменных  казарм,     склада и конюшни. Напротив  высилось   квадратное строение  с плоской крышей, окруженное трехметровой   стеной,  за ним  протекала неширокая река.
       - На этом месте были остатки  персидского укрепления,- пояснил  вахмистр. - Его разобрали на постройки, а главную башню, уменьшив наполовину, превратили в дом для начальника.
       Когда вкатили  на территорию, часовой на вышке вытянулся во фрунт, а из двери   ближайшей казармы, придерживая у бедра шашку, навстречу поспешил худощавый офицер.
       - Помощник начальника отряда  подпоручик  Князев Юрий Петрович! - бросил к фуражке руку. - С прибытием господин штабс-ротмистр!
       - Благодарю, сойдя с лошади, - пожал  крепкую ладонь Поспелов. Затем приняв на руки дочку,   помог сойти  жене (подпоручик представился и ей), вслед за повозкой  вошли в ворота усадьбы.
       На первом   этаже  дома  были две  пустые, чисто убранные   комнаты с камином и кухня, на второй  вели  ступени с  перилами. Молибога с солдатами занесли и под руководством Сони начали  расставлять вещи, последним, кряхтя, втащили пианино.
       - Так, а что на втором?  - поднялся Михаил  вместе с помощником наверх.
       Там имелись еще две (окна   в четыре стороны)  на крышу вел ход. Она была с  каменным  по периметру парапетом, сверху открывался чудесный вид.
       - Весьма удобно в плане обороны, Михаил Дмитриевич - сказал подпоручик. - Настоящий форт.
       - Да, отсюда можно держать под прицелом все подходы, - оценил Поспелов.
       - Кстати, под башней имеется подвал, - добавил Князев.
       - Посмотрим.
       Оба спустились и  прошли на кухню, где помощник взял с каминной полки светильник, чиркнул спичкой  и открыл  в одном из углов дверь.
       - Осторожно -  шагнул внутрь первым.
       Язычок пламени   высветил идущие вниз каменные ступени, низкий сводчатый потолок и довольно обширное, сухое подземелье.
       - Здесь, скорее всего, был пороховой склад, - поднял светильник выше.
       - Ну что, Соня, - сказал  Михаил, когда вернулись в комнаты, - ты  пока  обустраивайся, а Юрий Иванович  покажет  мне остальное (вышли наружу).
       В казармах было чисто,  личный состав за исключением «тревожной группы» находился на границе,   в конюшне стоял десяток ухоженных  лошадей,  повар с подручным  в подсобке готовили обед.
       - А где живете вы? - оставшись довольным осмотром,  спросил подпоручика Поспелов.
       - Вон в том  флигеле, - показал   рукой на небольшой дом  за  плацем. - Вместе с зауряд-прапорщиком Корхом.
       - Ну что же, обустроено все неплохо, - оглядел территорию еще раз штабс-ротмистр. - Только зелени маловато. Не считаете? Тем более рядом вода,  - кивнул на прыгавшую по камням речку.
       -  А ведь в самом деле,- рассмеялся подпоручик.
       На следующее утро, после завтрака, состоялось знакомство с частью личного состава (остальной постоянно нес службу на  кордонах).  По списку в отряде значилось сто пятьдесят стражников, из них двенадцать унтер-офицеров, остальные нижние чины. Сюда же входили двадцать   служивых  джигитов из числа местного населения.
       Когда строй  распустили  и   подразделения оправились на посты, в секреты  и объезд границы, в отряд прибыла делегация.  В ней были старосты   молоканского села,   аксакалы с муллой из горных аулов и вождь мирного  курдского племени, проживавшего в  дальнем конце долины, перед выходом, звавшимся  Чертовы ворота.
       Все доставили подарки: арбу душистых дынь,  полосатых арбузов и винограда, десяток блеющих овец, домотканые ковры, а еще серебряные  кумганы *и украшения.   
       - Это  тебе, сердар, - поклонились. 
       - Чем обязан? - удивился штабс-ротмистр.
       - Так всегда было, - оглаживая бороду, хитро  прищурился мулла. - Твой предшественник всегда любил и принимал подарки.
       - Значит так,- нахмурился  Михаил. - Это  вам за фрукты, -  вынув из кармана, протянул рубль. - Остальное убрать. Или посчитаю, что сие мзда, арестую и отдам под суд.
       Старики испуганно закивали (мулла взял рубль) и вскоре арба с непринятыми дарами загремела обратно.
       - А это куда, вашбродь? - кивнул Молибога на бахчевые.
       -  На солдатский стол, в качестве десерта.
       Всю следующую неделю в сопровождении Корха, дававшие нужные пояснения, Поспелов  объезжал кордоны, таких на линии протяженностью в сотню верст, было четыре -  Гермаб, Сулюкли, Мерген-Улья и Сарам-Сакли. 
       На каждом находилось по пятнадцать   стражников во главе с  унтер-офицером, жили в глинобитных укреплениях, рядом в загонах лошади.   Служба неслась секретами  и   подвижными конными  разъездами, раз в месяц  состав стражников на кордонах менялся. Еду варили сами, из получаемых на складе продуктов,  в свободное время охотились для приварка.
       Одним таким вечером, когда  вернулись в отряд, дежурный доложил,   приехал мирный курдский вождь  Рейхан из долины,   желает говорить с начальником.
       Штабс-ротмистр принял его  в кабинете своего дома, куда Азат  принес  на подносе зеленый чай и халву. Разлив  его по пиалам, Михаил протянул одну  курду с пожеланием здоровья, тот приложил к груди руку.
       - Ты достойный человек, сердар, - выпив, отставил ее в сторону.- Не берешь бакшиш  и пригласил меня дом. Прежний всегда брал и выслушивал только на дворе. Хочу  просить о помощи.
       -  Я тебя слушаю, уважаемый Рейхан -  налил еще Поспелов
       - Мое   племя живет в этой долине много лет. Мы не воины, а земледельцы и ремесленники, к тому же  теперь подданные белого царя. Но нас каждый год навещают джигиты  Асгар-хана с той стороны границы  и взимают дань.
       -  Прежний начальник это знал?
       -  Да, но получал от них бакшиш и закрывал глаза.
       -  Когда они явятся опять?
       -  В  самую темную ночь этого месяца, я дам тебе знать. 
       «Подлец, однако, был мой предшественник», подумал штабс-ротмистр, когда вождь сев на коня покинул территорию.
       Спустя неделю, в последнюю фазу луны, в отряд  прискакал молодой  курд.
       - Они пришли,-  тихо прошептал, когда привели к начальнику.
       - Много? 
       - Дах, - показал десять  пальцев.
       - Поднять  тревожную группу, - приказал  дежурному Поспелов.
       Вскоре  двадцать всадников во главе  с начальником и Князевым      вслед  за гонцом на рысях унеслись в ночь. Не доезжая полуверсты  до селения,  половина     окружила его с разных сторон, вторая, перейдя на иноходь, тихо въехала внутрь.
       На небольшой   площади в центре  горел костер,  высвечивая десяток лошадей у коновязи, группу людей в накидках и тюрбанах  с винтовками  в руках  и вторую,    грузившую в две арбы запряженные мулами,  тюки и мешки.
       -  Пограничная стража! - выехал  на свет  штаб-ротмистр. - Бросай оружие!
       В ответ грянули несколько выстрелов (пуля  сорвала погон)  из темноты ударил залп.  Трое покатились в пыль,   остальные положив оружие на землю, подняли руки.
       - Так-то лучше, -  сунул   в кобуру  начальник револьвер.  - Этих связать!
       Через минуту скрученные  разбойники понуро стояли  у  стены, издалека  раздался конский топот и на площадь въехал  Князев  со своими, доставив еще двоих.
       - Всех задержанных  в отряд, - приказал  Поспелов.
       - А ну шагай! -  тронул лошадь  Молибога, и угрюмая процессия зашаркала ногами меж двумя рядами конников.
       После того как она скрылась, от группы все это время молча стоявших курдов,  подошел вождь  и пригласил  Поспелова с Князевым в дом,  выпить    чаю. А когда втроем сидели   за накрытым достарханом сказал, -  я твой должник сардар.
       - В таком случае   к тебе имеется предложение Рейхан, - отхлебнул из пиалы  штабс-ротмистр.
       - Я весь внимание.
       - У тебя в Персии  есть родня?
       -  Все курды одна большая родня, - улыбнулся в седые  усы вождь. - И когда  надо, мы встречаемся по ту или эту сторону.
       -  Нам хотелось бы знать  о  других готовящихся  набегах и тайных караванах - наклонился к нему  Поспелов.
       Вождь надолго задумался, а потом  сказал,- Иншаллах*, проведя ладонями по морщинистому лицу. 
       - Ловко вы его приобщили, -  когда ехали назад, заметил Князев.
       -  Расположив к себе  местное население, Юрий Иванович, мы сможем многое узнать и  надежно перекрыть границу.   
       До конца года от Рейхана поступили  сведения о  двух караванах с контрабандным грузом, оба из которых задержали, что было отмечено в приказе начальника Закаспийской бригады.
       Помимо этого  личный состав отряда получил   премию, что положительно сказалось на  службе. У  туркменов  же  прошел слух -  в Гермабе  появился Красный шайтан, тот самый, что пару лет назад схватил знаменитого Хабир-бека.
       Поскольку питание  в   отряде, как впрочем, и у других на линии  не отличалось   разнообразием, следующей весной  Михаил вместе с офицерами   приняли  меры к   улучшению. 
       А для этого    купили    на базаре в Геок-Тепе несколько  коров,    посадили  за казармами сад, заложили  виноградник и разбили у реки  несколько огородов. В работах участвовали все свободные от службы стражники, причем в охотку - многие были из   крестьян и казаков.
       Соня  тоже вполне освоилась, занимаясь воспитанием  подраставшей  дочки, а три раза в неделю ездила в Гермаб. Там имелась сельская  школа, в которой работал   ссыльный студент, но не хватало учителя русского языка и литературы, которые она стала преподавать. Вечерами семья собиралась в большой комнате (нередко заходили Князев или Корх), жена играла на пианино,  мужчины  слушали, а потом вместе пили чай с ромом и беседовали.
       По воскресеньям  Поспеловы  выезжали в церковь, где  отстаивали обедню и общались с батюшкой - отцом Илларионом.  Он  был подвижник и миссионер, глубоко знавший историю края.
       Жарким летним днем   вместе с Азатом, теперь уже младшим вахмистром, Михаил подъезжал к  туркменскому аулу  на одном из склонов, возвращаясь с дальнего кордона.
       После того как спешились у источника под скалой, чтобы напоить коней, к ним подбежал  пасший неподалеку стадо коз босоногий  мальчик, сунул начальнику в ладонь старую медную монету и вернулся  назад. На ней был отчеканен полустертый лев с саблей в лапе, это был условный знак дервиша  о встрече.
       Когда  Михаила  переводили в Гермаб, он передал асхабадскую  агентуру новому офицеру по особым поручениям. Всю кроме дервиша.
       Служитель культа  заявил, что продолжит сотрудничество только с Поспеловым. Штабс-ротмистр доложил об этом командиру  бригады,  и полковник  разрешил оставить его на связи.
       - Азиаты упрямый народ,-  сказал, расхаживая по кабинету, - откажем, ищи ветра в поле, а осведомитель весьма ценный.
       Теперь они с дервишем  встречались раз в несколько месяцев на развалинах  крепости близ границы. Сунув монету в карман, офицер обернулся  к Азату,- едем.  Тот подвел лошадей, сели в седла, поскакали в сторону отряда. 
       Этим же вечером, в темной накидке и  башлыке Поспелов  поднимался  на неприметной кобыле  едва различимой тропой в горы. Из-под копыт вниз иногда срывались мелкие  камни, в  кустарниках попискивали улары*, меркли последние краски заката.
       На хребте,  за которым  начиналась пустыня, тонко пел ветер, направил кобылу к руинам  крепости.  От них   веяло древностью и запустением, рядом находилось такое же кладбище  с  покосившимися и упавшими надгробиями, на которых были выбиты суры из корана.      
       Привязав лошадь к кривой арче,  Михаил вошел в  заваленный  камнями и щебнем двор. Осмотревшись, нырнул  в арку под стеной,  извлек из ниши фонарь и,  затеплив огонек,  спустился истертыми ступенями  в подземелье. В дальнем конце светился еще один, двинулся  на него  и  тут же получил сокрушительный удар в затылок. 
       Очнулся от ритмичного покачивания, разлепил веки, в них ударил яркий      свет. Поспелов  был привязан к мерно шагавшему верблюду, впереди   шел еще один, с укутанным в бурнус* человеком, сбоку ехали два перса с саблями и винтовками.
       - Доброе утро  сардар, -   послышалось внизу  (скосил туда глаза).  Рядом перебирал копытцами мышастого цвета ишак, на котором сидел дервиш.
       - Зачем ты это сделал? - хрипло спросил пересохшими губами.
       - Кисмет*, - пожал тот  плечами. - Теперь у меня новый хозяин, - и дернув  повод, ускакал вперед.
       Солнце между тем поднималось  все выше, освещая безжизненную пустыню с волнистыми, уходящими вдаль барханами. Караван шел меж них по едва приметной тропе, неторопливо и размеренно. В полдень, когда зной стал нестерпимым, в синем мареве впереди возникло зеленое пятно, оказавшееся небольшим оазисом, В нем росли  десяток  деревьев,  астрагалы и осока. 
       Там караван остановился, животных    напоили  водой из  колодца,  персы  сварили чай и достали из хурджинов*  сушеное мясо с лепешками. Развязав пленнику руки, ему тоже выделили долю, после еды  вновь связали. 
       Когда диск солнца повис у горизонта и зной немного спал, тронулись дальше. Все это время  штабс-ротмистр  запоминал тропу,  неприметно оглядывая окрестности. Шла она  явно на юг, но вот куда именно?
       В свете  холодно мерцающих звезд и под тоскливый вой шакалов  двигались всю ночь, а когда  они стали гаснуть,  сделали привал  у второго колодца. Рядом с ним был старый мазар* и сухая арча с выцветшими ленточками на ветках.
       Здесь охрана снова напоила животных и подкрепилась, Михаилу  дали только воды.  Один из персов, принесших глиняную плошку с ней,   провел себе  ребром ладони  по шее и хрипло рассмеялся.
       Отдохнув час и подняв верблюдов,  снова тронулись  в дорогу, на восходе солнца в прозрачном воздухе, впереди показался город.
       «Скорее всего,  Кучан»  прикинув направление, время в пути   и вспомнив карту приграничных районов, подумал пленник.
       Город  состоял  из мешанины   домов с редкими вкраплениями зелени, в центре высились несколько минаретов.
       Миновав окраину, свернули на одну из улиц,  въехали сквозь  низкую арку во двор. Он был окружен  высокой стеной, по периметру шла одноэтажная  казарма, рядом    коновязь с десятком  лошадей, напротив плац.
       Вышедший из  казармы персидский офицер  в белых шальварах и мундире с эполетами переговорив о чем-то с человеком в бурнусе, вызвал двух сарбазов*,  и те  сопроводили пленника в  каземат под казармой. За спиной закрылась тяжелая дверь, лязгнул засов, шаги удалились.
       Растирая посиневшие запястья,  Поспелов  осмотрелся. Из зарешеченного  окошка впереди лился  дневной свет, под ним стоял деревянный топчан,  в углу  стол с  грубым табуретом, сбоку входа дурно пахнувший ушат с крышкой. Пройдя вперед, шагнул на топчан и подергал решетку, не шевельнулась. В коридоре зашаркали шаги, сел.
       До вечера его никто не беспокоил, а когда свет в окошке стал меркнуть, загремел засов, в каземат вошел  сарбаз  (второй остался у открытой двери)  брякнул на стол  миску с ложкой, кружку   и швырнул кусок лепешки.   Заперев дверь оба удалились.
       Михаил,  присев  на табурет, съел  ячменную похлебку,   запивая водой, сжевал черствый хлеб. После оглушающей жары в каземате было прохладно, улегся на топчан и уснул.
       - Хайя- аля-ссалят! -  пропел издалека  заоблачный  голос муэдзина, продрогший Михаил открыл глаза,  за  решеткой  занимался рассвет.
       В одной из казарм открылась дверь, наружу вышло отделение  солдат и офицер, отвязали от коновязи лошадей, поднявшись в седла   не спеша выехали в город. Далее запел рожок, на плацу состоялось построение,  развод, и он опустел.
Когда солнце поднялось выше,  охранник    принес  скудный завтрак  и забрал  пустую посуду.   
       В полдень снаружи вновь лязгнул засов, в каземат  внесли  два стула,   появились два  человека. Один - перс в богатой одежде,  шелковой чалме   и кинжалом за поясом,  второй,   европеец с породистым лицом и в гражданской одежде,    уселись напротив.
       - Я  полковник Денстервиль из английской миссии в Тегеране,-  сказал  на чистом русском европеец. - Рад с вами познакомиться, - господин штабс-ротмистр.
       - Чем обязан? - исподлобья взглянул на него Поспелов.
       -  Наши туземные  друзья    захватили вас, чтобы поквитаться за некого Хабир-бека и желают вас тайно  казнить. 
       - С них станется, - сплюнул на пол пленник.- Что дальше?
       - Я могу способствовать вашему освобождению, но, как говорится, услуга за услугу, -  закинул ногу на ногу  англичанин.
       -  И в чем же она заключается? 
       -  Нас интересует все, касаемо  деятельности  Закаспийской  бригады пограничной стражи, где вы имели честь быть офицером по особыми поручениям.
       -  А если откажусь?
       -  Тогда  этот господин,  его зовут Асгар-хан  (кивнул на соседа) прикажет  вас казнить.
       -  Бали*, - с ненавистью прохрипел перс. - Я сварю тебя живым в котле, неверный. А потом скормлю собакам.
       -  Интересное  предложение с обещанием. Над этим стоит подумать - с минуту помолчал Поспелов.
       -  Хорошо, даю вам время до следующего утра, - покачал носком сапога полковник. Вслед за этим оба встали  и покинули каземат.
       Оставшись один,   пленник стал расхаживать по нему,   покусывая рыжий ус, затем  через решетку долго наблюдал за двором. После   ужина, состоявшего из той же похлебки и  просяной лепешки  он,  завернувшись в халат, улегся на топчан и затих.
       А когда на землю опустилась глухая ночь, встав, подошел к двери.  За ней  из конца в конец, мерно прохаживался  страж.  Выждав приближение шагов, громко постучал в дверь, затем еще раз, - прекрати шуметь свинья!
       В ответ  брякнул засов, в дверном проеме возник часовой, - ты что сказал невер..?
       Закончить не успел, горло сжали  две ладони - хрустнули позвонки, тело втащили внутрь.
       Прикрыв дверь,  Михаил прислушался  (было тихо) снял с трупа винтовку, ремень с подсумками и шашку, начал лихорадочно переодеваться. Через пару минут он крадучись шел  по  тускло освещенному масляной лампой коридору к выходу.У него остановился.
       Из-за двери караулки доносился густой храп,  ступая на носках, выскользнул наружу. Быстро пробежав по темному плацу к коновязи, отвязал двух лошадей, пристегнув вторую к первой, сел в седло  и медленным шагом  выехал со двора.
       На исходе ночи  он был  у первого колодца, где напоил коней, пересел на заводного и поскакал  по пустыне дальше.  Вскоре утренняя прохлада сменилась зноем, над барханами  дрожало марево, изредка  на тропе мелькали  бирюзовые ящерицы.
       По дороге штабс-ротмистр  еще раз сменил коня, тот, на котором  ехал, стал сдавать, к вечеру достиг зеленого оазиса.Там снова напоил обоих,  попил сам и, ослабив подпруги,  дал отдохнуть. Пока  лошади щипали скудную траву, осмотрел имевшееся оружие.
       Винтовка была  магазинный  «Ли-Энфилд», к которой в подсумках имелся десяток обойм, шашка довольно старая, в потертых ножнах, но вполне пригодная для боя. Беглец знал,  что за ним непременно будет   погоня и не ошибся.
       Когда пустыня  заканчивалась, и  в синей дымке  показались горные отроги,  позади в клубах пыли  возник   конный отряд.   
       - Не меньше  дюжины, -  оглянулся   штабс-ротмистр, понукая бежавших вверх  из последних сил лошадей. 
       Преследователи  между тем быстро приближались,  решил отстреливаться.  Доскакав до ближайшего  обломка скалы, спрыгнул на песок,   завел  коней в тень, вскарабкавшись наверх залег,   и  передернул затвор. 
       Как только в прорези прицела  возник  вырвавшись вперед первый всадник, плавно нажал спуск. Приклад толкнул плечо  (сарбаз  вылетел из седла), за первым грянул  еще   выстрел  -  сшиб  второго.
       Остальные,  спешившись, укрылись за барханом, завязалась перестрелка. На исходе часа, когда Михаил,   вщелкнул  в магазин последнюю обойму, персы внизу бросились к лошадям и, вскочив в седла, помчались обратно - оглянулся. 
       Сверху на рысях, спускался отряд всадников, у двух впереди, на плечах золотились погоны.
       Спустя   насколько минут  Поспелова тискал в медвежьих объятиях  Ротенберг,  рядом улыбался  Корх, а вокруг стояли стражники.
       - Да, батенька, заставили вы нас поволноваться,-  отстранился подполковник.
       - Так получилось, Яков Яковлевич, - утер рукавом  пот со лба  штабс - ротмистр.
       Когда возвращались назад, Ротенберг рассказал, исчезновение  Поспелова обнаружилось в  ту же ночь. Из отряда сообщили в бригаду, командир приказал организовать поиски.
       - Моя группа  проверяла развалины  крепости, услышали выстрелы, ну и понеслись на них. А тут вы, батенька, - закончил  подполковник.
       -  Да, хорошо все, что хорошо кончается, - попыхивая папироской, сказал ехавший рядом Корх.
       В отряде  мужа  радостно встретила Соня с припухшими глазами, а маленькая Леночка, обняв ручонками   за шею, тихо прошептала, -  папа, больше не теряйся.
       Улыбавшийся до ушей Азат натаскал из реки воды, вскипятил ее на кухне и наполнил цинковую ванну. Михаил, искупался, переоделся во все чистое и побрился, спрыснув лицо одеколоном. А вечером по поводу его  «воскрешения»  в доме устроили пир.
       На нем присутствовали  Ротенберг с  Князевым  и Корх, к которому приехала невеста, звенели бокалы, раздавался смех. Невесту прапорщика звали  Полиной, она была наполовину гречанка из Одессы, где Корх в свое время закончил  юнкерской училище.
       Когда стемнело, и на небе высыпали звезды, завели песню

       Гуляет по Дону казак молодой;
       Льет слезы девица над быстрой рекой.

       «О чем, ты льешь слезы из карих очей?
       О добром коне ли, о сбруе ль моей?

       О том ли грустишь ты, что крепко любя,
       Я, милая сердцу, посватал тебя?»

лилось  из ярко освещенных окон. 
       Вскоре Корх  с Полиной  сыграли в области свадьбу, на которой Поспелов был посаженным отцом. Молодожены по предложению Князева поселились во  флигеле, а сам он стал на квартиру  в  селе у молокан...