Не сон

      Он сидел напротив меня, вальяжно развалившись в кресле и перекинув ногу на ногу в надетых туфлях на высоких толстых каблуках, он их никогда не снимал, передвигаясь по квартире и громко стуча этими каблуками по деревянному полу, и теперь эти туфли тоже были надеты на нём.  Он  сидел и смотрел на меня, мне казалось, что я сплю, но сквозь закрытые глаза   чувствую его взгляд из под полуопущенных век на себе, вижу  его наглую ухмылку, во весь рот и слышу, как он говорит:


    —     Это мне на один зуб,а это на два.

       Не успев узнать, что же конкретно ему на один, а что на два зуба, я резко вздрогнула и всё  же проснулась, открыв глаза, все- таки я спала, и это мне снилось, но не снилось всё остальное, ради чего я,  проснувшись, тут же, как по команде,  раскинула в стороны руки, будто защищая какую-то амбразуру, уже чувствуя, как из -под головы медленно, но верно поехала подушка, следом в том же  направлении начала двигаться простыня  вместе с одеялом, но я, помня слова про один и два зуба, крепко держала руками, успев вцепиться в мобильный телефон и что-то ещё  лежащее с ночи на журнальном столике, зная, что за постельным бельем последует всё остальное.

       Говорить ему что-либо не хотелось, да и мне всё же  казалось, что я сплю ещё, и это  было абсолютно бесполезно, что - либо говорить,  это ничего не изменило бы, мои просьбы,  больше похожие на приказы, не трогать сначала мой телефон, потом оставить в покое мою подушку, потому что   я на ней к тому же лежу и разве это не видно, не трогать мой очешник с очками, потому что он и так хорошо и даже отлично видит, получше меня  в разы, и потому  мои очки ему явно не пригодятся, потом приподняться на  локте и в приказном порядке попросить не трогать вообще,  ничего —    всего этого не хотелось, больше  зверски хотелось спать, лёжа  даже на двигающейся куда-то подушке,  потому что всю ночь я вот так же лежала, слушала стук его каблуков по полу, и так же ревностно охраняла своё  имущество, а тут ещё он пообещал мне, сказав, что это на один зуб,  а это на два, что-то забрать у меня, даже не важно, что именно, но забрать, а я так устала за весь этот год, до случившегося дня его рождения, всё  у него отбирать, всё  то, что он по праву считал своим, взяв его и уже не отдавая, громким возмущенным воплями  тоже отстаивая то, что уже принадлежало  ему.

        И потому у меня уже выработалось привычка  лежать и даже во сне прислушиваться к его передвижением по квартире, тем более, что он даже не удосуживаясь снять туфли, не скрывал маршрута своего передвижения, и я,  как по навигатору, по звуку, от стука его туфель, могла следить за тем,  где он сейчас находится,  и что находится под прицелом его глаз, а следом что может оказаться на том самом одном или двух зубах, а то и полностью  во рту.

          Вот он направился к платяному  шкафу, а там много чего могло лечь ему на зубы, постоял, развернулся,  и я по навигатору увидела, как он двинулся в сторону другого  шкафа,  находящегося  в коридоре, я продолжала лежать в ожидании дальнейших его шагов, помня, что на дверцах этого шкафчика давно скручены ручки, тем не менее   раздался странный звук, похожий на мышиную возню, я продолжала лежать с закрытыми глазами, навострив уши, потом вдруг этот  звук повторился, но уже со стороны кухни, раздался какой-то хлопок, это он сделал попытку открыть ящик в кухонном диванчике, но там давно все было для него перекрыто лежащим старым лептопом, который он не в состоянии был поднять, сдвинув с места, и потому не солоно хлебавши, он двинулся дальше, громче, чем обычно  от возмущения стуча каблуками, грохот от которых становился все слышнее, и вот я вижу, все так же не открывая глаз, как он стоит около меня и пристально меня разглядывает, не понимая, как это так,  он прошелся по своему маршруту и безрезультатно,  оставшись без каких либо трофеев, которые он мог бы посчитать по праву  своими, мои раскинутые в стороны руки свидетельствовали о том, что я на стреме и охраняю своё. Потом он смилостивился и суровость взгляда сменил на ласковость, нагнулся к моему спящему лицу и нежно поцеловал меня в губы, отчего захотелось  заплакать, ведь я так любила его, несмотря на то, что он не давал мне ни минуты покоя, все стуча и стуча каблуками по полу, все хватая и беря не свое, вот уже и пообещав,  что -то там на один или на два зуба взять и уже   безвозвратно точно,   еще какое-то время он стоял и смотрел на меня своим преданным собачьим взглядом, потом тяжело вздохнув, непонятно от чего больше, от безрезультативности своей  прогулки или от того, что я спала и не обращала на него  внимания, подошел к креслу, к  тому  самому, что стояло напротив меня, и улегся в него, затянув в мягкую плюшевую  обивочную  ткань свое шерстистое тело курцхаара, уже не перекидывая одну ногу на другую  в надетых туфлях, он их как всегда не снял,   ещё  раз напомнил мне, пожевав мягкими губами,  будто сказав: 

      —    Это мне на один зуб, а это на два.


       Снова не уточнив,  что именно,  и заснул, громко захрапев, огласив всю комнату новыми звуками, от которых я таки и проснулась и так и не поняла, что из всего произошедшего было сном, а что нет. Или все же это был не сон? А  как же тогда та фраза, про один или два зуба, она-то была более чем реалистична и даже правдива, и не могла присниться мне.

        Теперь я смотрела на него, на спящего, даже во сне нахально ухмыляющегося во все свои  страшные   белые зубы- клыки, и в то же время мне страшно хотелось протянуть к этому зверю руку и погладить его, поласкать его замшевую морду, потрепать за висячие такие же замшевые уши, и даже поцеловать в мягкие губы, сплошь покрытые короткими белыми  волосками, как он меня только что, но я не стала этого делать, он же спал, спал богатырским сном взрослого годовалого  курцхаара, и я не имела права нарушать этот покой и сон, который иногда нам только снится.

21.05.2021 г
Марина Леванте