Красное и черное Стендаля. Эротическая революция

Несмотря на то, что роман «Красное и черное» стал впоследствии ориентиром для европейской литературы психологического реализма, на первый взгляд Жюльен Сорель предстает перед читателем как романтический герой, всей своей бунтарской сущностью противостоящий консервативному обществу Франции эпохи Реставрации.

Однако не будем игнорировать важную деталь: у Стендаля конфликт личности и социума вызван отнюдь не благородством души, а мучительным и отвратительным, словно врожденное генетическое заболевание, комплексом представителя низших классов.

Все стандартные составляющие романтического образа Жюльена (гиперболизированный сексуальный магнетизм вкупе с феноменальными способностями, презрение к общественным ценностям и типично романтическая гибель восставшего против всех одиночки) портит всего один штрих: романтики не предаются низменным страстям. Тщеславие уродует идеализированные черты Жюльена так же, как проточенный червями гнойник — нежную девичью кожу.

Стремительное восхождение к успеху сопровождается разрастанием гнойника, а черви начинают пожирать душу протагониста: его главный кумир, Наполеон, постепенно вытесняется изворотливым Тартюфом. И вот когда-то мечтавший о славе воина юнец превращается в беспринципного лицемера, который опускается до участия в делах ультрамонархической партии, служа тем, кого он всей душой презирает.

«Красное и черное» — это ни в коем случае не пошловатый роман о любви бедняка и богатой замужней женщины. Стендаль написал роман карьеры, сегодня особенно примечательный тем, что его автор не дает читателю ложной надежды. В нашу эпоху декаданса контент-мейкеры штампуют книги, фильмы и сериалы, полные сладостных иллюзий. Инфантильному потребителю внушают ласкающую эго идею о его исключительности и обещают золотые горы. «Стоит только захотеть», правда? В двуличном обществе потребления всегда будут поощряться различные «хотелки».

Жаль, что я лишен удовольствия наблюдать (разумеется, ради писательского опыта, а не злобного ерничанья!) за тем неизбежным разочарованием, граничащим с шоком, которое рано или поздно испытают после жирной кормежки фантазиями и всякий наивный дурак, «шагающий к успеху», и всякая «золушка», приехавшая покорять большой город.

Стендаль выстраивает линейный сюжет (утомляя скудностью языка, но, может быть, дело в переводе) и ведет своего героя, Жюльена Сореля, к трагичной развязке. И, хотя автор осуждает в герое тщеславие и лицемерие, лично мне нравится видеть в этой истории свидетельство жестокой истины: Quod licet Iovi (Jovi), non licet bovi.

Поскольку годы уже давно сделали из меня убежденного фаталиста, я не испытал того катарсиса, который, по замыслу автора, должен был меня настигнуть во время чтения монолога Жюльена в зале суда. И посему я решил немного попроказничать и поискать в романе несуществующее второе дно, столь любимое псевдоинтеллектуалами. Или, точнее сказать, мне просто заблагорассудилось удариться в тривиальный, но порой веселящий меня, как подростка, фрейдизм. Что ж, приступим!

|ЭРОТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Как бы ни хотелось юным студенткам видеть в треугольнике Жюльен-Луиза-Матильда деяния высшего Эрота, я усматриваю в их связи следы бесстыдного низшего Эрота. Но не будем так обеднять мотивы персонажей психологического произведения!

Обесчещивание замужней женщины в первой половине романа является не просто физическим удовлетворением похоти, а, очевидно, выходом годами копившейся агрессии плебея. Эротические переживания Жюльена обусловлены вовсе не красотой г-жи де Реналь — они носят классовую подоплеку. Неслучайно прелюдия и сама сексуальная близость воспринимаются Жюльеном будто взятие Бастилии; юноша получает садистское удовольствие от грехопадения знатной дамы.

А Луиза и Матильда, в свою очередь, отдаваясь Жюльену, воображают, что ими обладает будущий революционер. Каждая из них инстинктивно ощущает грядущие перемены: г-жа де Реналь надеется, что в нужный момент он защитит ее детей, а Матильда мечтает быть подле него, когда наступит кровавая жатва. Таким образом, обе женщины, предчувствуя скорый бунт низов общества, покоряются, как однажды придется покориться самой Франции. Их поведение также является производной давно назревшего классового конфликта. Возможно, вы захотите напомнить мне, что юноша в конце концов влюбляется в Луизу, но чуть погодя я развенчаю это ложное толкование поступков нашего героя-любовника.

Не менее любопытно в данной ситуации поведение мужчин, которых унижает своими похождениями Жюльен. Вопреки ожиданиям читателя, г-н де Реналь, догадывающийся об интрижке жены, не предпринимает никаких адекватных контрмер. Ничтожество мэра объясняется его страхом осознать происходящее. А отец Матильды, де Ла Моль, вместо того чтобы с позором выгнать дерзкого сына плотника, дарует ему титул и руку дочери. Получается, знатные мужчины добровольно отдали своих женщин в руки простолюдина. Выходит, что и здесь сквозит смирение перед неизбежностью рока, перед революцией! Правда, позже знать опомнилась и отсекла зарвавшемуся Жюльену голову. Однако честолюбивый юноша — всего лишь предвестник бури, а не ее участник.

Жюльен красноречиво передал месседж, и ему больше незачем жить. И, кстати, как раз это подтверждает то, что герой по-настоящему не любил Луизу и тем более несчастную Матильду, окончательно захлебнувшуюся в эскапизме. Казалось бы, наш тщеславный малый должен был сделать все, чтобы воссоединиться с Луизой, ведь ее любовь прошла проверку на прочность. Но нашему герою неинтересна вся эта либидобелиберда. Он свою революцию уже совершил: Франция в лице обеих знатных женщин — у его ног.