Скульптор. Глава 4

– Товарищи, товарищи, минуточку внимания! – в отдел прикладной скульптуры – так с недавнего времени стала называться лаборатория, где служил Родик, – влетела всем известная в институте сплетница и доносчица Роза Петровна. – Разрешите, Павел Васильевич, – обратилась она к Никитюку, – сделать официальное объявление. И, не дожидаясь ответа и повернувшись спиной к открывшему было рот заведующему, затараторила: – Сегодня, товарищи, в 17.00 состоится открытое партийное собрание. Будут рассматриваться...
– Почему в 17.00? Это же конец рабочего дня? Чего нам после работы на собраниях делать? Если бы во время работы, тогда еще можно сходить на эту говорильню, – пробасил Алексей Романович, по кличке «Изверг», так как всегда придавал зверское выражение лицам своих скульптур, начиная от вождей и кончая мирными доярками.
– Товарищ Романович, прекратите заниматься демагогией и антипартийной пропагандой! – Роза Петровна попыталась придать своему голосу металлические нотки, но он почему-то напоминал голос рыночных торговок и автобусных контролеров. – Вы, товарищ Романчук, наверное забыли, как две недели назад обращались к руководству с ходатайством по поводу квартиры...
– Моя фамилия Романович!
– Хорошо, Романович, не имеет значения, – согласилась Роза Петровна.
– Нет, имеет! У меня и отец, и дед Романовичами были, служили на Императорском фарфоровом заводе, скульптуры делали, во всей Европе их знали и уважали!
– Вот и разберемся, чьи скульптуры они делали, как и кому служили.
– Поди спекуляцией не занимались, халтуру не гнали! Мой дед даже диплом с парижской выставки привез, сейчас он у отца хранится, и шмотки из Парижа не таскал, как не-
которые!
– Это когда же ваш дедуля в Париж успел сьездить? Я что-то не припомню эту командировку!
– В 1914 году, Роза Петровна, вас тогда даже в проекте не было. В те времена по художественным выставкам ездили искусство свое показывать, а сейчас – шмотки привезти и продать подороже.
– Вот что, Романович, я сюда не дискутировать с вами пришла, а объявить о важном партийном мероприятии. Мне еще до обеда полинститута обегать надо. Вот, пожалуйста, товарищ Никитюк, подписной лист. Поставьте свою подпись, что вы лично предупреждены, – будьте любезны обеспечить явку сотрудников, особенно несознательных товарищей, – Роза Петровна укоризненно посмотрела на Романовича. – А мне идти нужно.
– Так ведь вы сегодня утром весь институт уже обегали! Чего бегать по второму кругу? Вот Алла Ивановна из плакатов и лозунгов позвонила мне и поделилась новостью, будто я из отдела унес бочку с белой краской, – не успокаивался Романович. – С ваших слов, кстати!
Весь НИИНИ знал, что Роза Петровна рабочий день начинает с беготни по институту, распространяя самые невероятные сплетни и слухи, а после обеда, когда весь НИИНИ жужжит, как растревоженный улей, Роза Петровна внимательно вслушивается в комментарии и часам к пяти приходит на доклад к самому Пантелеймону Варфоломеевичу Аристархову, директору НИИНИ, академику Академии художеств, Герою труда, лауреату всех мыслимых премий и наград. За плотно закрытыми двойными дверями подробности их многочасовых бесед не слышала даже всезнающая секретарь академика Зина, но однажды в буфете, когда Родик угостил Зину мороженым и был особенно любезен с ней, Зина раскололась: «Деталей не знаю... Слышу только голос шефа: «Не может быть, Роза Петровна, не может быть!», а Розочка в ответ: «Может, Пантелеймон Варфоломеевич, может!» Нужно ли было удивляться, что после походов Розы Петровны «на самый верх» отпуска многим сотрудникам переносились на зимнее время, некоторые лишались премий и понижались в должности, а двоих-троих даже уволили.
– Товарищ Никитюк, в вашем отделе совершенно отсутствует производственная дисциплина. Не отдел, а черт-те что, развели тут демократию! – выпалила Роза Петровна и, уходя, от волнения перепутав двери, попыталась войти в единственный на этаже туалет.
– Занято! – раздался мощный бас завподотделом фундамента, – дайте подумать спокойно, супостаты!
Красная, в растрепанных чувствах, Роза Петровна наконец выскочила из «скульптуры» и направилась дальше – сеять «хорошее, доброе, вечное» в стенах НИИНИ.