Скульптор. Глава 11

С приходом в сектор монументальной скульптуры Кузьмина и Михлина, которые сразу же были назначены руководителями творческих мастерских, среди сотрудников произошел явный раскол. И нельзя сказать, что молодые скульпторы были конфликтными и склочными людьми. Отнюдь нет. Молчаливые, деловитые, хорошо образованные, они всегда были подчеркнуто вежливы со всеми, но держались обособленно, к порученному делу относились ответственно, прорабатывали самые разные варианты решения задач и, конечно, тем самым загружали работой смежные мастерские и лаборатории. Не раз случалось так, что уже готовые к серийному выпуску образцы отправлялись в утиль, и работа начиналась заново.
Небольшая группа сотрудников сектора, куда входила и главный художник Лариса Озерская, поддерживали новые веяния, но большинство были категорически против.
– Взяли их на свою голову, – ворчали ветераны, – ну чего они умничают? Как Чапая ни крути, он Василием Ивановичем и останется, чего корячиться над ним?
– Я уже третий раз макет переделываю! Где это видано было, чтобы Гагарин да без улыбки стоял? – говорила Зинаида Федоровна, более тридцати лет проработавшая в НИИНИ и прославившаяся тем, что в свое время предложила не сносить памятники Сталину после известного XX съезда партии, а рубить им головы, ставя взамен головы новых вождей, рангом пониже и еще не разоблаченных. За эту гениальную идею Зинаида Федоровна была награждена бесплатной путевкой в Крым, и время, проведенное ею в крымском санатории, еще долго оставалось предметом обсуждения и самых невероятных сплетен. Однажды, после фактической реабилитации Сталина, по институту прошел слух, что Зинаиде Федоровне собираются предъявить обвинение в надругательстве над личностью. Персональное дело коммунистки Поповой З. Ф. было вынесено на одно из заседаний парткома. С большим трудом Зинаиде Федоровне удалось убедить всех присутствующих коммунистов, что «памятникам не больно». С тезисом «памятникам не больно» в конечном счете все согласились, и Зинаиду Федоровну оставили в покое; правда, в качестве наказания вывели из членов месткома.
– Они, видишь ли, внутренний мир Гагарина ищут! А какой у камня внутренний мир может быть? А? – поддерживала Зинаиду Федоровну баба Дуся – так за глаза называли Евдокию Алексеевну, ведущего архитектора сектора, которой доставалось больше всех, поскольку привязку к местности приходилось каждый раз делать заново. – Вот уже три раза привязываю Дзержинского к обкому партии, а все не так, не вяжется, – обижалась баба Дуся.
– Нет, товарищи, не «внутренний мир» они ищут. Тут нужно копать глубже, – подал голос бывший начальник отдела Никитюк. – Вчера вернули мне все эскизы, все забраковали. Конпозиция, видишь ли, им не та, формат не подходит. А как я им сделаю «формат сложной конфигурации, состоящий из пересечения двух перечисленных геометрических фигур: например полукруга и прямоугольника», – прочитал по слогам Никитюк текст технического задания.
– Да, брат, тебе и прочесть это тяжело, – подтвердил молчавший до сих пор Романович, – а уж выполнить... – он многозначительно покачал головой. – Тут знания нужны!
– Ты что, хочешь сказать, что я неуч? – уставился на Романовича Никитюк.
– Ну почему – неуч? – спокойно возразил Романович, не отрываясь от макета. – Котовский у тебя очень неплохо, натурально получился. Благо у него волос нет и голова, как шар, лысая. А шар – он и в Африке шар.
– Повторяю, глубже смотреть надо, по-партийному, – не унимался Никитюк, – «в корень», как говорил «отец народов». А он знал, что делал, эх... Было время золотое, жаль, прошло.
– И что же там видно «в корне»? – поинтересовался Романович, отставляя в сторону макет и оборачиваясь к Никитюку.
– А то и видно, что не разделяют эти михлины установку партии, что искусство должно быть социалистическим по форме и народным по содержанию, – на сей раз без запинки отбарабанил Никитюк. – Да и непонятно, чем они здесь после работы занимаются? Уборщицу вчера не пустили, так она и рада. До двух ночи, говорит, что-то чертили, лепили.
– Ладно, коллеги, давайте работать, – примирительно сказала Лариса Озерская, – а то мы все без премии останемся. Кстати, Павел Васильевич, – обратилась она к Никитюку, – вы помните, за что последнюю двадцатку получили? Может, за победу в соцсоревновании? – Никитюк молчал, делая вид, что усердно трудится. – Нет, за победу в международной выставке! А там чьи работы были представлены? Кузьмина, Михлина, Романовича, вот так-то! Ну, это к сведению, так сказать, между прочим.
Не найдя что ответить, Никитюк встал и, выйдя из комнаты, громко хлопнул дверью.