Скульптор. Глава 15

Совершенно неожиданно пришла зима, и уж совсем внезапно выпал первый снег. Родик, глядя из окна своего кабинета на зимний город, даже не верил, что еще каких-то два месяца назад он ходил по улицам в пиджаке и легкой рубашке. Казалось, прошла вечность. Здание НИИНИ на фоне зимнего города выглядело особенно торжественно, а может быть, даже зловеще. Многоэтажный бетонный монолит, словно строго поднятый вверх указательный палец, возвышался над небольшими, утопающими в снегу домами. НИИНИ строго напоминал всем сгорбившимся под тяжестью снега невысоким домикам, и особенно их обитателям, о торжестве и силе соцреализма. Скоро пришло так любимое Родиком предновогоднее время. Предвкушение чего-то нового, необычного все еще возбуждало его. Он вспоминал, как в далеком детстве под Новый год он с бабушкой делал самые настоящие маленькие кирпичики из цемента и песка, и они строили по сделанному бабушкой чертежу настоящий маленький дворец.
Сейчас, в эти предновогодние дни, НИИНИ погрузился в пучину золотой лихорадки. Совсем недавно Совет Министров разрешил головным институтам заключать договоры подряда, вводились новые хозрасчетные отношения. Родион Михайлович лично объездил десятки крупнейших предприятий города. Он выпивал с руководителями. Парился в бане с секретарями партийных организаций и профсоюзными деятелями, устраивал их любовницам приемы у гинекологов и стоматологов. Доставал путевки в санатории их женам. Совал в карманы их мятых пиджаков конверты с «откатами». Титанические усилия Родика не пропали даром. И сейчас сотрудники его сектора и примкнувшие к ним избранные специалисты из других дружественных подразделений института трудились над оформлением новогодних залов, декораций улиц и площадей, сооружением зимних городков и ярмарок. Да и мало ли чего бесполезного и совершенно ненужного мог предложить Родик, осваивая бюджетные деньги!
Руководство института хорошо понимало всю важность хозрасчетных отношений, а главное – ощутимо чувствовало солидный приработок. Именно по этой причине все партийные, профсоюзные, творческие и другие сборища были перенесены на конец января следующего года. И вот на фоне этого предновогоднего чеса и всеобщего предвкушения легких денег совсем неожиданно в кабинете Родика раздался телефонный звонок. По прямой связи звонил сам Аристархов. После триумфально закончившейся проверки ЦК застать Аристархова в институте было большой редкостью, а уж если он позвонил... У Родика тревожно забилось сердце.
– Родион Михайлович, немедленно зайдите ко мне! – даже не поздоровавшись, сказал академик, и в трубке тут же раздались короткие гудки. Родик понял: случилось нечто чрезвычайное.
Входя в кабинет Аристархова под испытующим взглядом Зиночки, он еще раз убедился, что предчуствие, как всегда, не обмануло его. Академик сидел на своем обычном месте, а в торце этого летного поля, гигантского стола-президиума, сбоку от него, сидел Кирилюк.
– Ну проходите, товарищ Белов, присаживайтесь, – сухо сказал Аристархов и кивнул на свободный стул напротив Кирилюка. При этом Кирилюк даже не повернул головы в его сторону.
– Догадываетесь, о чем разговор пойдет? – продолжил Аристархов, сдвинув очки на кончик носа и читая листок бумаги, одиноко лежащий перед ним на полированном столе.
– Даже понятия не имею, Пантелеймон Варфоломеевич, – ответил Родик, стараясь сохранять спокойствие и мучительно вспоминая все последние аферы с мрамором, цементом, красками и инструментами.
– Ну что ж, полюбуйтесь, – проронил Аристархов и одним движением мизинца толкнул бумажку, заскользившую по столу к Родику.
Родик схватил ее и поднес к глазам. То, что он читал, было невероятным. Разум отказывался принимать и понимать написанное. «Комитет государственной безопастности при Совете Министров СССР настоящим сообщает, что сотрудники НИИНИ Кузьмин Н.К. и Михлин А.И., наряду с другими гражданами без определенных занятий, намерены принять участие в антисоветской провокации, именуемой вышеназванными гражданами как «выставка альтернативного искусства», которая на самом деле является ничем иным, как антисоветским сборищем, намеченным в г. Москве... год... число... месяц. Комитет государственной безопасности требует от руководителей предприятий и учереждений, где работают вышеназванные граждане, принять самые действенные меры к недопущению антисоветского сборища. Предлагает предотвратить всевозможные запросы и интервью СМИ иностранных государств, которые нельзя рассматривать иначе, как антисоветскую истерию. Предлагаем вам провести с вышеуказанными товарищами профилактические беседы и строго предупредить о личной уголовной ответственности. Просим информировать КГБ о принятых мерах. Число. Подпись». Родик снова и снова углублялся в текст и отказывался верить собственным глазам.
– Ну и что ты думаешь по этому поводу? – поинтересовался Аристархов, прерывая чтение Родика. – Верни мне документ.
Аристархов и Кирилюк буквально испепеляли его взглядом.
– Поверьте, товарищи, мне об этом ничего не известно, – тихо сказал Родик. – Может, это ошибка, недоразумение какое-то? – предположил он.
– Какая на... ошибка?! Какое б... недоразумение?! – взорвался Кирилюк и хлопнул ладонью по столу. На отполированной поверхности стола остался потный отпечаток его пятерни. – Ты что, не понимаешь?! У тебя под носом орудует антисоветское подполье, а ты и не догадываешься? Мне поступали сигналы от... – тут Кирилюк осекся, – от верных товарищей, настоящих коммунистов, что у тебя в секторе нелады. Но я доверял тебе! Мудак ты, мать твою!
– Хорошо, хорошо, успокойтесь, Трофим Никифорович, – поморщившись, прервал Аристархов праведный гнев Кирилюка. – Вот что, товарищ Белов, – обратился он к Родику, – вас лично пока никто не обвиняет в соучастии в этом безобразии. Семенюк поехал сейчас в свою бывшую контору и попытается уладить данный вопрос. Я только что разговаривал с замначальника КГБ по нашей области, и он предложил разумный путь решения этой проблемы, касающейся нашего института. Мы с Трофимом Никифоровичем обсудили предложение зампредседателя КГБ, и, мне думается, оно вполне осуществимо.
– Ты задним числом уволишь... – начал было Кирилюк, но Аристархов жестко прервал его:
– Подожди, Трофим Никифорович, все нюансы вы с Беловым обсудите в твоем кабинете, а мне ехать надо. У меня президиум через тридцать минут. Зина, вызови машину, – нажал он кнопку селектора. – Надеюсь, учить вас не надо. И без меня разберетесь.
– Все понял, Пантелеймон Варфоломеевич. Пошли ко мне, – небрежно кивнул Кирилюк Родику и первым направился к двери. Родик, поднявшись из-за стола, поспешил за ним.
– Товарищ Белов, я попрошу вас остаться, – голосом Мюллера–Броневого сказал Аристархов, когда Кирилюк был уже в дверях.
– Я у себя, – бросил угрожающе Кирилюк, закрывая дверь. – Жду!
Родик вернулся к столу Аристархова:
– Слушаю вас, Пантелеймон Варфоломеевич.
– Вот что, Родион Михайлович, – Аристархов медленно поднялся с кресла и, обойдя стол, подошел к изумленному Родику, – вот какое дело, батенька, – продолжил академик, положив руку на его плечо. Сейчас лицо Аристархова светилось заботой и добротой, как будто и не было тяжелого разговора, и Кирилюк не ждал Родика прямо сейчас в своем кабинете для оргвыводов и скорой расправы. – Мне недавно звонил Буйносов Петр Афанасьевич. Ты в курсе, что на прошлой неделе он избран первым секретарем горкома?
– Да, конечно.
– Так вот, он интересуется твоей работой, твоими творческими планами, так сказать, и спрашивает, почему ты не приезжаешь к ним на дачу в Озеры? Не встречаешься с Наташей? Их семья очень хорошо к тебе относится и приглашает тебя в субботу к ним на торжество. У супруги Петра Афанасьевича юбилей. Так что изволь быть, понял?
– Да, Пантелеймон Варфоломеевич, понял, буду непременно, – совершенно пораженный словами академика, пролепетал Родик.
– Ну, ступай к Кирилюку. Пусть покричит немножко и успокоится. Думаю, утрясем этот вопрос. Не переживай. Кстати, Петр Афанасьевич в курсе и обещал поддержку. Ладно, иди, а то я уже опаздываю. Словно в подтверждение его слов ожил селектор: «Пантелеймон Варфоломеевич, машина на месте, у подъезда», – раздался голос Зины. – Ну вот, видишь, дела, брат, дела... – взглянув в зеркало, Аристархов поправил звезду Героя Соцтруда и подтолкнул ошалевшего Родика к выходу. – Беги, беги!