Русская литература и русский народ

В качестве информации к размышлению я хочу предложить вниманию уважаемых читателей небольшие отрывки из книги Ивана Солоневича "Русская монархия". Но сначала немного об авторе.
Иван Лукьянович Солоневич родился в 1891 году в Гродненской губернии Российской империи. Русский националист и монархист.
До революции работал журналистом, серьезно занимался гиревым спортом и борьбой. В гражданскую войну был а стороне белых. После гражданской войны остался в России.
Осенью 1932 предпринял неудачную попытку побега из СССР в Финляндию, был арестован и осужден. Участвовал в строительстве Беломоро-Балтийского канала. Бежал из лагеря. Вторая попытка побега из страны закончилась успешно. Жил в Финляндии и Болгарии. Перед началом Второй мировой войны переселился в Германию. Там его, как антикоммуниста, сначала приняли хорошо. (Возможно, был лично знаком с Розенбергом.) Но, будучи русским патриотом, Солоневич был непримиримым противником попытки завоевания России. После нападения Германии на СССР жил на правах ссыльнопоселенца. После войны эмигрировал а Латинскую Америку. Умер в 1953 году.
"Народная монархия" - итоговый труд Солоневича. Книга очень неровная: есть очень умные идеи, есть - спорные,  иногда автор пишет вздор... Ничто человеческое было ему не чуждо...
"Народная монархия" впервые издана в нашей стране осенью 1991 года.

Цитаты:

Психология народа не может быть понята по его литературе. Литература отражает только отдельные клочки национального быта – и, кроме того, клочки, резко окрашенные в цвет лорнета наблюдателя. Так, Лев Толстой, разочарованный крепостник, с одной стороны, рисовал быт русской знати, окрашенный в цвета розовой идеализации этого быта, и с другой – отражал чувство обреченности родного писателю слоя. Ф. Достоевский – быт деклассированного и озлобленного разночинца, окрашенный в тона писательской эпилепсии. А. Чехов – быт мелкой интеллигенции туберкулезного происхождения. М. Горький – социал-демократического босяка. Л. Андреев – просто свои алкогольные кошмары. Алкогольные кошмары Эдгара По никто не принимает за выражение североамериканского духа, как никто не принимает байроновский пессимизм за выражение великобританской идеи. Безуховы и Болконские могли быть. Каратаевых и Свидригайловых быть не могло. Плюшкины могли быть, как могли быть и Обломовы, но ни один из этих героев никак не характеризует национальной психологии русского народа.
Русскую психологию характеризуют не художественные вымыслы писателей, а реальные факты исторической жизни. (...)
Русскую "душу" никто не изучал по ее конкретным поступкам, делам и деяниям. Ее изучали по  "образцам русской литературы". Если из этой литературы отбросить такую совершенно уже вопиющую ерунду, как горьковские "тараканьи странствования", то останется все-таки действительно великая русская литература – литература Пушкина, Толстого, Достоевского, Тургенева, Чехова и, если уж хотите, то даже и Зощенко. Что-то ведь "отображал" и Зощенко. Вопрос только: что именно отображали все они – от Пушкина до Зощенко?
Онегины, Маниловы, Обломовы, Безуховы и прочие птенцы прочих дворянских гнезд - говоря чисто социологически – были бездельниками и больше ничем. И, говоря чисто прозаически, бесились с жиру. (...)
Достоевский рисует людей, которых я лично никогда в своей жизни не видал и не слыхал, чтобы кто-нибудь видал, а Зощенко рисует советский быт, которого в реальности никогда не существовало.
В первые годы советско-германской войны немцы старательно переводили и издавали Зощенко: вот вам, посмотрите, какие наследники родились у лишних и босых людей! Я, как читателям, вероятно, известно, никак не принадлежу к энтузиастам советского строительства. Но то, что пишет Зощенко, есть не сатира, не карика тура и даже не совсем анекдот: это просто издевательство. (...)
И вот попер бедный наш Фриц завоевывать зощенковских наследников, чеховских лишних людей. И напоролся на русских, никакой литературой в мире не предусмотренной вовсе. Я видел этого Фрица за все годы войны. Я должен отдать справедливость этому Фрицу: он был не столько обижен, сколько изумлен: позвольте, как же это так,  так о чем же нам сто лет подряд писали и говорили, так как же так вышло, так где же эти босые и лишние люди?..