Пытка чувствами

Мы были измождены чувствами. Или учёбой — я не знаю, чего в нашей жизни было больше. Ты заканчивала школу, я учился в университете. Ты исписывала целые страницы в личном дневнике по ночам, я думал о тебе на парах. Ты приходила ко мне и каждый раз плакала, сама не зная отчего. Твои кристально-чистые слёзы стекали по твоему божественному лицу в веснушках, терялись в прядках спутанных волос и падали на грязный ковёр с ненавистным мне рисунком. Я смотрел на тебя и не мог вымолвить ни слова. Мои руки дрожали.

Ты говорила, что больше не можешь так. Говорила, что слишком сильное счастье разрушило твою жизнь и скоро погубит и меня. Говорила, что не можешь его принять, не можешь его вынести. Ты приходила в исступление, падала то в бездну отчаяния, то в пропасть болезненной эйфории. Обессиленно опускалась на пол — в воздух взметались сотни пылинок, горы учебников и книг опасно покачивались…

После очередного приступа ты с яростью принималась за учёбу. Стремительно листала тетради и учебники, случайно рвала листы, плакала и просила у меня скотч, чтобы их заклеить… Скотча у меня не было, и приходилось бежать за ним в магазин. Ты говорила, что ничего не понимаешь, что не можешь читать и учить, не можешь спокойно сидеть на месте, что можешь только одно — писать, бесконечно писать. Но и эти порывы желания хоть как-то выразить свои чувства, отдав их листам бумаги, были только жалкими попытками и лишь на несколько минут помогали тебе…

- Ненавижу слова! Ненавижу! - в истерике кричала ты, ломая и разбивая свои и мои вещи. - Ничего! Не могу! Выразить! Ничего, ничего, ничего! Ничего… - и снова слёзы, бесконечные слёзы…

Я пытался одновременно слушать тебя и учить термины и формулы — такие же бесконечные, как твои слёзы. Но я не мог делать ни того, ни другого. Я просто сидел на полу, уставившись в одну точку, и пытался бороться с неистовым ураганом мыслей, носившихся в моей голове. Они не давали мне покоя, не давали мне учиться, и я тонул в двойках. Мне не было до этого дела. Я не мог думать о чём-либо не связанном с тобой. Я не понимал, как живут все эти люди, там, в другом мире, за пределами этой маленькой, уставленной книгами комнаты. Не понимал, как они живут без тебя.

Ты не могла бросить учёбу — готовилась к экзаменам. Каждый поход в школу был для тебя пыткой. Тебе приходилось, расставшись со мной, несколько часов сидеть и хотя бы делать вид, что ты что-то слушаешь, и при этом как-то умещать в голове мысленный вихрь, который пока нельзя было выплеснуть на бумагу. В редкие моменты, когда ты успокаивалась после очередного приступа эйфории или боли, ты непрерывно учила, но потом впадала в панику от объёма того, что надо было выучить за оставшийся месяц, и оттого, что можешь провалить все экзамены.

Был май, и кругом царила невыносимая жара. Такая же невыносимая, как жизнь с тобой. Но без тебя — ещё хуже. В тысячу раз хуже.

Вечером, когда ты уходила, я понимал, что не могу сказать ни слова. Не могу больше дышать. Вокруг — тяжёлая, мучительная, звенящая, как сталь, давящая тишина, но внутри меня всё разрывается от криков, всё заходится рыданиями. Я загнан в ловушку. Я заперт сам в себе. Ты была нужна мне, как воздух, единственный его глоток в этом хаосе, в этой неразберихе, в этом всесокрушающем шторме чувств, бушевавшем и в твоей, и в моей груди.

Я чувствовал себя инвалидом. Душевнобольным. Как бы мучительна ни была тишина, я ждал её. Под конец дня я терял способность переносить любые звуки. Любой громкий звук, любое резкое движение вызывали у меня бурю гнева и раздражения, которую я подавлял в себе всё с большим и большим трудом. Мне хотелось закричать или разбить что-то. От жары и от того, что происходило у меня внутри, я не мог спать, но и учить не мог. Мне оставалось лишь бороться с собой. Лишь сидеть на полу, сжав голову руками, внешне оставаясь без движения, но внутренне ощущая, как в душе рушатся скалы.

А началось всё с того, что я, случайно увидев тебя в автобусе, вдруг понял, что умираю от красоты. Ты еле стояла на ногах от усталости, закрыв глаза и прислонившись к грязному оконному стеклу, за которым проносился вечерний город. В твоих руках была огромная сумка, из которой торчали учебники. Закат за твоей спиной превращал твои светло-русые волосы в огненные. Ты стояла, опустив ресницы и держась за поручень, недостойный того, чтобы к нему прикасалась твоя рука. Ничего в этом мире недостойно тебя.

Ты стояла передо мной. А я умирал от красоты, не произнося ни слова. Я боялся, что ты знаешь, что я на тебя смотрю, что ты глядишь на меня сквозь веки пронзительным, испепеляющим, прожигающим насквозь взглядом.

Теперь ты ещё слабее, чем тогда… От недосыпа и эмоций ты, как и я, уже еле держишься на ногах. Под твоими глазами — тёмные круги. Твой взгляд теперь безумен, в надломленном голосе звучит то боль, то бешенство, то нежность…

Мы были измождены чувствами. И поэтому мы решили прекратить всё это. Так больше нельзя. Так невозможно жить.

- Мне надо уйти! Отпусти меня! Я должна уйти, должна! - кричала ты, пытаясь вырваться — я не мог отпустить тебя и решил до последнего держать твою руку, вцепившись в неё окаменевшими пальцами.

- Должна… должна… - ты плакала. Тебе наконец удалось высвободить руку, но теперь мои пальцы сомкнулись на ремешке той самой огромной сумки с учебниками.

Я умолял тебя остаться. Остаться ещё хоть на несколько минут. Несколько жалких минут жизни. Ты — моя жизнь и моя смерть. Ты — моя болезнь.

- Отпусти, прошу! - с болью в голосе взмолилась ты. Я не видел, не понимал, что делаю. Очередной приступ сумасшествия. Экстаза. Экзальтации. Эйфории — упоительной, смешанной с паникой и отчаянием. - Ну отпусти же! - ты вырвала из моих рук сумку и, не теряя ни секунды, выбежала из квартиры, хлопнув дверью. Сумка порвалась, и ремешок остался у меня в руках.

Ты ушла. А я смеялся. Смеялся нервным смехом, судорожно сжимая в руках злосчастный ремешок и медленно сползая на пол.