Гений, Простак, Злодей и Роковая Женщина

Гений, Простак, Злодей и Роковая Женщина

Общеизвестно, что перед чарами египетской царицы Клеопатры не устояли два великих римлянина – Юлий Цезарь и Марк Антоний. Первый, правда, нашел в себе силы расстаться с молодой прелестницей (ему тогда шел пятьдесят третий год, ей - двадцать второй). Проведя с Клеопатрой в Египте около года, в течение которого знаменитый полководец успел победоносно повоевать со сторонниками малолетнего Птолемея XIII и совершить с царственной любовницей упоительное путешествие вверх по Нилу, диктатор вдруг задумался (или ему бестактно напомнили) о неотложных делах по восстановлению римской власти в Азии. В итоге он оставил-таки свою пассию в Александрии на девятом месяце беременности, коя благополучно разрешилась в положенный срок рождением мальчика, нареченного мамой  Птолемей Цезарь. И когда сынок подрос, местные жители, обозвавшие его на свой эллинистический лад Цезарионом (точнее Кайсарионом или Кесарионом – в фонетике греческого языка тогда намечались перемены), стали утверждать, что лицом и осанкою он – ну, вылитый папа!
Примерно через год после своего отъезда из Египта наш выдающийся государственный муж, окончательно разделавшийся к тому времени как с внешними, так и с внутренними врагами, и получивший от сената и римского народа титул и власть «пожизненного диктатора», вспомнил о пленившей его сердце царице: он вызвал ее в Рим – якобы для переговоров и подписания договора о дружбе и взаимопомощи между Римской Республикой и Египетским Царством. Прибывшую в Вечный Город летом 46 г. до н.э. Клеопатру комфортно разместили на пригородной вилле диктатора, между прочим, официально женатого в то время на знатной римской матроне по имени Кальпурния (ей тогда было лет тридцать, не больше), состоявшей на тот момент в относительно счастливом браке со своим выдающимся  супругом аж 13 лет.
«Относительно», поскольку у историков нет оснований утверждать обратное. Видимо, Кальпурния прощала великому человеку его многочисленные супружеские измены, понимая, что ее муж – человек не ординарный, или, проще говоря, гений. Даже наводнившие Рим слухи о том, что диктатор-де собирается стать адептом какой-то восточной религии, допускающей многоженство, жениться на Клеопатре и уехать с ней царствовать в Египет, наплевав на отеческие законы и богов и сделав Александрию столицей Римской державы, не произвели на Кальпурнию заметного впечатления. А если и произвели, то никак не отразились на внешне нормальных отношениях между законными супругами.
Прожив на два дома в течение приблизительно 20 месяцев, Цезарь, как мы знаем, пал под ударами заговорщиков, а его египетская возлюбленная не мешкая улизнула на родину, где, как полагают, приказала отравить младшего брата-соправителя, чтобы царствовать в гордом одиночестве.
Тем временем в Римском государстве возгорелась ожесточенная гражданская война, в ходе которой убийцы Цезаря были разбиты и, разумеется, убиты – все до последнего (кроме одного, некоего Кассия Пармского, казненного по приказу Октавиана то ли в 31 г. до н.э. в Афинах, то ли через год в Египте). В 41 г. до н.э. сорокалетний триумвир Марк Антоний, принявший по договоренности с коллегами власть над восточной половиной римских владений, встречается, «по делам», с Клеопатрой (ей тогда стукнуло 28 лет) и по уши в нее влюбляется. О течении и трагическом конце этого бурного романа хорошо известно, и нет нужды пересказывать здесь его перипетии.
Немногие, однако, знают, что примерно в то же самое время любвеобильная царица встретила и попыталась соблазнить еще одного, в своем роде выдающегося, человека, известного, пожалуй, всему миру не хуже, а то и лучше, чем Юлий Цезарь (не говоря уже о Марке Антонии). И звали этого, прослывшего впоследствии кровавым чудовищем, деятеля или, проще говоря, вселенского злодея, Ирод (Великий). Да, да, тот самый, который, если верить евангелию от Матфея и апокрифам, распорядился на склоне своих лет умертвить в Вифлееме всех младенцев мужеского полу в возрасте до двух лет включительно (историки скептически относятся к этим сообщениям, ссылаясь, в частности, на молчание античных источников). «Это не подлинная история, а миф или народное сказание, мрачное свидетельство воздействия на воображение современников наводящей ужас личности этого человека», отметил современный английский историк М. Грант. Своих сыновей Александра и Аристобула Ирод действительно велел повесить в 7 г. до н.э., но тем было тогда под тридцать…
В 41 г. до н.э. Луций Антоний и Фульвия – брат и тогдашняя жена Марка Антония – не нашли ничего более умного, как затеять в Италии войну против второго триумвира, Октавиана, будущего первого римского императора Августа. Эта авантюра закончилась для брата и жены плачевно – Октавиан взял их в плен, и обеспокоенному Марку пришлось спешно выехать в Рим, чтобы попытаться уладить дело миром. Дело действительно удалось уладить: непутевого Луция простили, а амбициозная Фульвия, не перенеся презрения и упреков мужа, вскоре умерла, что позволило триумвирам породниться – Октавиан отдал свою добродетельную и, как в один голос заявляли современники, миловидную сестру Октавию замуж за бабника, пьяницу, солдафона и буяна Марка Антония.
Тем временем (в 41 или 40 г. до н.э.) коварные парфяне, ведомые царевичем Пакором, вторглись в римскую провинцию Сирия и захватили ее. Заняв также Иудею, они свергли с иерусалимского престола римского ставленника, коим был тогда бездарный и пассивный этнарх/первосвященник Гиркан и при особе коего состоял его так сказать родственник (муж внучки), способный военачальник Ирод в должности тетрарха, т.е. правителя чеивертой части (страны), ранг которого считался ниже царского. Захватчики провозгласили иудейским царем Антигона, племянника Гиркана, пообещавшего Пакору за такую милость, как пишет Иосиф Флавий, целую тысячу талантов серебром и целых полтысячи иудейских женщин (из знатный семей и, надо полагать, красивых).
Осторожному и удачливому Ироду удалось вырваться из цепких парфянских лап (в отличие от его родного брата Фазаэля, выданного парфянами Антигону, который довел того до самоубийства). Несчастный беглец бросился было за реку Иордан к соседям (арабам-набатеям), царю которых, Малиху, Ирод в свое время оказал кое-какие, и при том немалые, услуги (видимо, ссудил круглую сумму денег). Но арабы испугались Пакора (да и долг возвращать не хотелось) и дали беженцу знать, что парфяне, дескать, запретили им принимать его у себя. Пришлось бедолаге направить свои стопы в город Пелузий, служивший своего рода воротами на пути из Азии в птолемеевский Египет.
Пограничные египетские чиновники оперативно препроводили беглого принца в Александрию, где его приняла сама Клеопатра. Перед царицей предстал видный, атлетического сложения мужчина в расцвете лет (ему тогда было 33 года), телесная сила которого равнялась, по словам все того же Иосифа Флавия, силе его ума. А по словам французского историка религии Эрнеста Ренана, «Ирод был…остроумным, ловким, храбрым, сильным, не знающим утомления эллином в иудейском обличье». Наконец, по собственному признанию Ирода (в передаче Т. Моммзена), «он чувствовал влечение к грекам в той же степени, в какой питал отвращение к иудеям».
В беседе с царицей изгнанник продемонстрировал прекрасные манеры, хорошее владение греческим языком, отменное красноречие и знакомство с эллинской философией. Добавьте к этому превосходные организаторские способности и полководческий талант, о которых была наслышана владетельница Египта и которыми ее собеседник действительно обладал, и вы поймете, насколько этот человек заинтересовал ее. По сравнению с простодушным и не слишком образованным Антонием иудейский беженец показался ей идеалом правителя, к тому же – она это знала точно – имевшего влиятельных покровителей в среде римских оптиматов.
Напомним, что Антоний, ее «патрон» и возлюбленный, находился тогда в Риме и, неожиданно овдовев, по слухам, собирался жениться на сестре коллеги по триумвирату, что делало позиции царицы на любовном и прочих фронтах более чем шаткими. Короче говоря, иудейский изгнанник произвел на Клеопатру сильнейшее впечатление и как мужчина и как политик, и поэтому она предъявила ему все свои козыри, посулив самые высокие посты в своем царстве. Любовь в придачу подразумевалась. Казалось, что Ирод станет еще одним жрецом культа египетской «богини», тем более что, по мнению упомянутого выше Э. Ренана, «женщины составляли большую его слабость».
Однако случилось невероятное: все посулы, намеки, взгляды и наряды, не скрывавшие прелестей соблазнительных форм, были тактично проигнорированы. Не подействовало на беглого упрямца (или упрямого беглеца) воспетое поэтами разных народов и времен хваленое обаяние Клеопатры!
Видимо, красавица Мариам, гордая и добродетельная принцесса из Хасмонейского дома, выданная за Ирода несколькими годами ранее ее дедом, первосвященником  Гирканом, являлась для «эллина в иудейском обличье» «магнитом попритягательнее» (выражаясь словами датского принца Гамлета). Впрочем, у Ирода до заключения брака с Мариам уже имелась одна жена по имени Дорида, дочь халкидского царька Птолемея, и вообще он был многоженец (всего историки насчитали у него десять жен), что допускалось в семитских государствах Сиро-Палестинского региона (Мариам же он в 29 г. до н.э. казнит по подозрению в супружеской измене, о чем, правда, потом будет сильно сокрушаться; в 28 г. до н.э. он повелит казнить и свою тещу, мать Мариам, о чем сокрушаться не будет).
Возможно, будущий «злодей рода человеческого» уже тогда уразумел, что связь с Клеопатрой ничего хорошего ему не сулит. Он любезно поблагодарил царицу за гостеприимство и, не тратя времени даром, отплыл в Рим, где проявил себя в глазах римских вождей с самой лучшей стороны (видимо, у его тамошних иудейских сторонников нашлись средства, достаточные для подкупа нужных людей).
Прошло еще лет шесть. Неугомонный Антоний дал Октавии развод, женился на Клеопатре, родившей ему троих детей (пару сыночков и лапочку-дочку), и, завидуя славе победителя парфян Вентидия, решил попытать военного счастья в далекой Армении, дерзнув оттуда «отмстить неразумным» парфянам и покрыть себя славой их победителя (дело закончилось позором: потеряв полвойска и легионных орлов, римский полководец с трудом унес из Закавказья ноги). Что касается Клеопатры, то она, проводив мужа до Евфрата и получив от него в награду за лояльность и любовь часть Сирии с Апамеей и Дамаском, а также Финикию без Тира и Сидона, заехала в Иудею к ловкачу Ироду, воцарившемуся там по рекомендации триумвиров и решению римского сената (оккупантов ранее изгнал из Сирии и Иудеи даровитый римский полководец Вентидий Басс (помянутый выше), сподобившийся в нескольких сражениях разбить дотоле непобедимых парфян вместе с их царевичем, погибшим в решающей битве; за эти победы Басс удостоился в Риме триумфа.
Поначалу вторая встреча между монархами носила сугубо деловой характер: царю пришлось договариваться с царицей об аренде им сельхозугодий в Заиорданье и окрестностях Иерихона (Антоний подарил эти, прежде иудейские и набатейские, территории Клеопатре), где произрастали финиковые пальмы, приносившие обильные урожаи, и низкорослые деревца (предположительно теребинтовые, как их называют по-научному в наши дни), дававшие лучший в Иудее бальзам, который служил лекарством и сырьем для приготовления духов. Между прочим, этот бальзам так высоко ценился в Риме, что Великий Помпей в 65 г. до н.э. и император Веспасиан в 79 г. н.э. украшали упомянутыми трофейными деревцами свои триумфы.
Деловая часть визита царицы в Иудею длилась достаточно долго для того, чтобы Клеопатра вновь испытала к коллеге любовное влечение. То ли она по природе своей не могла выносить полового воздержания, то ли ее чувство к иудейскому царю действительно называлось любовью, то ли гостья не оставляла замысла прибрать к рукам иудейского царя и присоединить к Египту его царство (то ли сыграли роль все три упомянутых фактора одновременно), мы не знаем. Но знаем, со слов биографов Ирода, что с ее стороны имела место попытка «интимно сблизиться с царем». Клеопатра откровенно и, как пишут античные авторы, «бесстыдно» предлагала себя Ироду, что, однако, привело к результату, обратному ею задуманному. Царь, и раньше не расположенный к Клеопатре, которую, по его мнению, он «видел насквозь» и которая не раз жаловалась на него Антонию, проникся к царице лютой ненавистью и на совещании со своими приближенными выступил даже с предложением убить ее, «раз она теперь в его руках». Форменный злодей, что тут скажешь!
Приближенные, однако, не поддержали высказанную царем идею ввиду неотвратимой, по их мнению, мести со стороны Антония, находившегося, как всем было известно, под царицыным каблуком. Убийство, доказывали они, навлечет на Ирода, его семью и страну «невообразимые бедствия», и поэтому будет лучше отказаться от столь радикального решения проблемы.
Надо сказать, что Ирод, еще не растерявший тогда благоразумия и осторожности, внял совету друзей. Он притворился, что не замечает страстных знаков внимания загостившейся Клеопатры, щедро одарил ее и лично проводил (или спровадил) до египетской границы. Как похвалялся впоследствии Ирод, только его мудрость спасла Иудею от «опасности подпасть под иго Клеопатры».
Последняя, разумеется, почувствовала себя оскорбленной и, в свою очередь, затаила обиду на иудейского царя. Манипулируя Антонием, она пыталась отторгнуть у Ирода подвластную тому Идумею (древнее царство Эдом) и стравить его с арабскими соседями, рассчитывая ослабить таким образом обе стороны. Дело дошло до того, что в 31 г. до н.э. Антоний отказался от отборного войска, сформированного Иродом для войны против Октавиана, предложив царю использовать набранный контингент для противодействия заиорданским арабам. Это противодействие вылилось в череду кровопролитных сражений и стычек, в которых египетские войска помогали противникам Ирода, и действительно ослабило обе стороны, как того и добивалась Клеопатра. В конце концов иудеи победили, и арабы, «изумляясь военному искусству Ирода» (Иосиф Флавий),  признали его правителем своего народа.
Однако царица не унималась. Она стала добиваться от Антония казни Ирода, обвинив того в утоплении первосвященника Аристобула, брата Мариам. Царя снова выручили деньги – Антоний, получив взятку, посоветовал жене оставить Ирода в покое и не вмешиваться в темные иудейские дела (выходит, не таким уж он был подкаблучником).
Победив чужеземных врагов, Ирод взялся за внутреннюю оппозицию, расправившись наконец с престарелым Гирканом и его сторонниками, после чего, надежно спрятал свою мать, сестру, жен и детей и отправился на Родос, где находился Октавиан, победивший в войне с Антонием и готовивший оттуда решающее вторжение в Египет. Зимой 30 г. до н.э. Ирод высадился на острове для того, чтобы убедить новоиспеченного повелителя мира в своей лояльности. Царь, демонстративно явившийся к римлянину без диадемы, – знака царского достоинства – не стал скрывать, что дружил с Антонием и помогал тому, воевавшему с Октавианом, «деньгами и хлебом». Ирод-де не собирался покидать своего друга даже после поражения при Акции, но настоятельно советовал ему «умертвить Клеопатру, чтобы спастись и не утратить власти навсегда». Далее в своей речи Ирод подчеркнул, что друзей в беде не бросает, и если Цезарь (т.е. Октавиан) соблаговолит подружиться с ним, то найдет в нем самого искреннего, преданного и верного сотоварища. По окончании отчетного (или скорее оправдательного) доклада царь передал Октавиану «приличествующие дары», а после того, как тот, впечатленный, вновь возложил на голову Ирода царский венец, преподнес будущему принцепсу Августу весьма щедрый «подарок, превзошедший все платежные силы его царства» (Иосиф Флавий называет сумму в 800 талантов – откуда такие деньги?). Сверх того, царь снабдил армию Октавиана, шедшую из Сирии в Египет, всеми необходимыми припасами.
… Прошло еще немного времени, и заколол себя мечом отчаявшийся Антоний. Немного позже покончила с собой и Клеопатра, понявшая, что победоносный  Октавиан сделает Египет свой собственностью и сохранит ей жизнь только для того, чтобы провести в оковах по римским улицам на потеху плебейской толпе во время триумфального шествия.
Ирод Великий прожил без малого 70 лет. После Родоса он провозгласил себя «другом Цезаря», т.е. Августа, и принялся перевоспитывать своих подданных. Как сообщает израильский историк А. Шалит, царь попытался внушить народу, что еврейская мессианская идея уже нашла свое выражение в результате установления власти имперского Рима: pax romana принес-де иудеям «спасение» в лице «Спасителя» Августа. Однако, народ, ведомый своими духовными вождями, не собирался «спасать» себя таким образом и приобщаться к римско-эллинистической ойкумене, в которой уже пребывало большинство населения Сиро-палестинского региона - арамейскоязычных сирийцев и арабов-набатеев. «Евреи предпочитали духовно оставаться вне границ «спасенной» Римской империи» (А. Шалит).
В условиях нарастания взаимного неприятия (между греко-римским и иудейским обществами) правление Ирода характеризовалось жестоким подавлением народных восстаний и постепенно скатывалось к кровавому террору. Подданных принуждали к тяжелым строительным и дорожным работам; массовые сходки, собрания, даже совместные гуляния строжайше запрещались; всякое сопротивление безжалостно подавлялось, казни следовали одна за другой; процветало взяточничество, народ душили налогами, заставляли присягать на верность царю и беспрекословно подчиняться его приказам; при этом крупные суммы жертвовал Ирод римлянам (в 14 г. до н.э. - 300 талантов для раздачи народу в связи с освящением театра Марцелла в Риме) и грекам (деньги шли на строительство или реставрацию местных храмов в Афинах, Спарте, на Родосе и Хиосе, на призы победителям Олимпийских игр); страну наводнили грекоязычные чужеземцы, для которых Ирод отстроил комфортабельный эллинистический город-порт Кесарию, где первым делом воздвиг храм, посвященный Августу, с колоссальными статуями Юпитера и Юноны, и выделил близ него участки плодородной земли, согнав с них законных владельцев; при этом древнюю, но убогую тогда Самарию он отстроил и переименовал на греческий лад в Севасту (севастос – перевод латинского слова augustus – «возвеличенный», «священный»), а захолустную Кфарсабу – в Антипатриду (в память о своем отце Антипатре); странно, что Иерусалим при Ироде не стал какой-нибудь  языческой Филадельфией или Аполлонией.
К тому же Царь, в своем верноподданническом стремлении угодить римским господам, принялся чуть ли не демонстративно нарушать иудейские религиозные установления. Так, например, за городской чертой Иерусалима и Иерихона были построены греческие театры, римские амфитеатры и ипподромы, украшенные неким подобием человеческих фигур, что «возбуждало крайнее неудовольствие в народной массе» (Э. Ренан); не меньшую ненависть питали иудеи к сценическим представлениям и травлям зверей, устраивавшимся в этих очагах греко-римской культуры; статуи олимпийских богов красовались в тенистых парках воздвигнутого Иродом в Иерусалиме царского дворца; над фронтоном перестроенного при Ироде иерусалимского храма Предвечному царь, уже смертельно больной, повелел установить золотого орла – жертвенное изваяние священной птицы Юпитера. Неудивительно, что против тирана, как в его семействе, так и в среде «ревнителей закона» и «законоучителей», предпринимались попытки физически устранить нечестивца. Однако ни одна из них не увенчалась успехом. Достаточно эффективно работала в Иудее сеть доносчиков и соглядатаев, созданная царем.
Тогда «Господь Бог наказал Ирода за все его беззакония», наслав на него  страшную болезнь, «медленный огонь, который свирепствовал у него внутри тела» (цитата и метафора Иосифа Флавия). Казнив напоследок своего сына Антипатра, обезумевший царь через пять дней после этой казни скончался в страшных мучениях, завещав своему благодетелю императору Августу 10 миллионов серебряников, а также золотую и серебряную посуду и «драгоценные одежды». Говорят, Август, узнав о смерти Ирода, изрек: «Вот человек, быть свиньей которого лучше, чем сыном!» (но завещанное принял). Человек «мужественного сердца и острого ума», который мог бы стать «великим политическим новатором древности» (А. Шалит) в итоге заслужил в исторической памяти народов прозвища гнусного убийцы, кровавого тирана и монстра-изувера.
Таков мрачный финал удивительной истории о двух знаменитых мужчинах, любивших одну знаменитую женщину, и одном знаменитом злодее, ее ненавидевшем.
P.S.
Нельзя, однако, поливать образ царя преимущественно черной краской. Есть примеры, когда он действительно заботился о своем народе. В 24 г. до н.э. страну постигла страшная засуха, приведшая к потере урожая и массовому падежу скота. Над Иудеей нависла угроза голода, и царь передал все свои сокровища вплоть до столового серебра на закупку хлеба в Египте, которым тогда управлял римский префект Петроний, один из близких друзей Ирода. Раздачами хлеба бедноте дело не кончилось. Все нуждающиеся получили от царя теплую одежду на зиму, семена и продовольственные припасы. «Не было такого лица, постигнутого нуждой, которому он не помог бы сообразно средствам… Слава его росла за пределами его владений, и, казалось, все это постигшее страну горе было предназначено лишь для того, чтобы увеличить его популярность». (Иосиф Флавий)