Скульптор. Глава 41

На следующий день после встречи с Огурцовым Родик приехал в НИИНИ раньше обычного. И вот уже полчаса он мерил шагами кабинет, не решаясь приступить к работе. На столе лежали фотографии Сенцова, и Родик изредка бросал взгляд на открытое волевое лицо, в общем-то, совсем не старого человека. В глубине души он отлично понимал необходимость и важность реформ, предлагаемых Сенцовым. Ему нравились правильная русская речь, безупречность логических построений, самообладание, остроумие и харизма кандидата в президенты. Саркастические фразы, которыми он высмеивал лидера коммунистов, тут же разбирались на цитаты. И сейчас Родик должен был сделать его бюст, убить Сенцова. От этой мысли у него холодела спина и руки становились липкими и потными. Глина уже была размешана, инструменты проверены и готовы к работе, свет выверен, глаголь установлен, но Родик все никак не мог заставить себя сесть к станку и начать работу.
Вдруг тишину кабинета прорезал телефонный звонок. Звонили на мобильный. Глядя на незнакомый номер, с минуту поколебавшись, Родик ответил:
– Слушаю, – резко и коротко произнес он.
– Привет, дорогой. Узнал? – конечно, Родик узнал. Звонила Наташа. – Не занят?
– Нет.
– Хочу поздравить тебя, все только и говорят, как красиво ты реставрируешь город.
– Спасибо.
– Давно мы с тобой не виделись, Родион. Наверное, года три?
– Почти четыре.
– Не хочешь встретиться? Может, пообедаем или поужинаем вместе?
– Зачем? Что сделано, то сделано. Возврата нет, и прошлого не вернуть.
– Жаль, Родик. Я думала, что ты все еще... – она замялась.
– Люблю тебя?
– Да, ты ведь меня любил, и я тебя тоже.
– Вот именно, любил, а ты меня – как получится. Расстаться была не моя идея.
– Извини меня, пожалуйста, признаю. Я была не права.
– Не права? Да ты меня на улицу выгнала. Это ты называешь «не права»?
– Родик, прости меня, родители настаивали, и время было такое...
– Я на тебя не в обиде. Да и на улицу – это я переборщил. Все к лучшему. Но возврата назад нет.
– Ты женился?
– Нет.
– У тебя кто-то есть? – голос Наташи дрожал в трубке, и Родик, собравшись было нагрубить, вдруг почувствовал к ней некоторую жалость.
– Я ни с кем серьезно не встречаюсь, но это ничего не меняет.
– Почему ты не называешь меня по имени? Ты не один?
– Один.
– Тогда назови меня по имени.
– Наталья, я один у себя в кабинете. Ты мне лучше скажи, как Сашка?
– Сашка нормально, во второй класс пошел.
– Как учится?
– Учится хорошо, год закончил с одной четверкой, любит книжки по истории и живописи. Всем рассказывает, какой его папа великий скульптор.
– Вот как? Может, ты наконец разрешишь мне встретиться с сыном?
– Да, конечно, пожалуйста. Кстати, спасибо, деньги твои мы получаем регулярно.
– Надеюсь, вы не нуждаетесь?
– Нет. У нас с Сашкой все есть, вот только...
– Наталья, ну хватит, по-моему, мы все друг другу сказали. Я пришлю на днях своего водителя за Сашкой. Хочу показать ему свою мастерскую. Договорились?
– Да.
Родику показалось, что Наталья вот-вот разрыдается.
– Ну, тогда до свидания, – сказал он и быстро отключил связь.
Войдя в мастерскую и поправив свет, Родик сел к станку. Удивительно, но со всех фотографий, сделанных с разных ракурсов, Сенцов смотрел ему прямо в глаза, словно бросая вызов. Родик принялся за работу, решив на этот раз не добиваться абсолютного портретного сходства. Вглядываясь в лицо на фотографии, Родик понял, что в молодости Сенцов занимался боксом или борьбой. Нос у него, во всяком случае, в юности был явно сломан. «Поправим тебе нос, – думал Родик, работая попеременно петлей и шпателем, – будешь красивее. А сейчас носогубные складки уберем и ямочку на подбородке слегка изменим».
Как обычно, работа спорилась, глина ложилась на каркас ровными слоями. «Не обижайся, друг, я тебя только слегка подправлю. Ничего... авось поможет... пронесет... жив останешься», – продолжал думать Родик, едва заметно изменяя форму бровей Сенцова. Вот уже несколько часов он работал без перерыва. Пот градом катился по лицу Родика. Он то и дело смахивал капли тыльной стороной ладони, но пот по-прежнему заливал глаза, не давая сосредоточиться.
Впервые ему пришлось переделывать уже практически готовую работу. Изменив форму носа, он вынужден был потом исправлять скулы, а коррекция носогубных складок совершенно изменила щеки и форму губ. Родику все никак не удавалось поймать сходство и передать внутренний образ, внося лишь мелкие изменения в черты лица. Сенцов был крепким орешком. Наконец, как Родику показалось, у него получилось достичь желаемого компромисса. Он встал и, по обыкновению, обошел бюст. Безусловно, это был Сенцов – и в то же время что-то неуловимое, едва заметное отличало бюст от изображения на фотографии. Не было той решимости, внутренней правоты, ярости, которой отличался Сенцов. Пытаясь спасти кандидата в президенты, Родику удалось почти невероятное – напрочь лишить Сенцова волевых качеств, чего, кстати, не удавалось сделать его многочисленным врагам. Взяв в руки холст, Родик накинул его на голову Сенцова и уже готов был привычно затянуть веревку на шее, но в последний момент передумал и отложил шнурок в сторону.
Утром, придя в мастерскую, он не обнаружил бюста Сенцова, зато в кабинете на письменном столе под настольными часами лежал плотный желтый пакет с надписью: «Тов. Белову Р. М. Лично».