Я с детства рисовал овал. Дневниковая проза

На фото: И. Ракша у себя дома. 90-е годы.

Я С ДЕТСТВА РИСОВАЛ ОВАЛ. Дневниковая проза

1. В прошлом веке в 40-е годы талантливый, рано ушедший поэт Павел Коган искренне написал: "Я с детства не любил овал./ Я с детства угол рисовал...". А вот я как раз наоборот. Я с детства люблю овал. А углы, их остроту и резкость, их прямоту и тревожность, их непредсказуемость не люблю. Душа не приемлет. Углы опасны, обманчивы. А вот например, мягкие, овальные линии любого православного храма, его окна и своды, его закомары, кокошники и чудо-купола мне ближе. Милее, роднее,  чем острота углов и шпилей любого католического костёла. И это говорит о многом. Это говорит, пожалуй что, обо всём. Именно в этом - суть и корень любой жизни, её философия и характер. Её первооснова...Ведь в природе не существует (просто Бог не создал) ни одной прямой линии. Вся эта геометрия, эти линии, параллели, геометрические многоугольники - лишь выдумка человеческого ума. Его полушарий. Так что - "я с детства полюбил овал".
2. Порой не главное, КТО пишет. Важнее, КТО это читает. Кто будет это читать.
3. "Скоблёное рыло". Так при царе Петре Первом стали называть тех, кто по указу Петра побрился. то есть лишил себя бороды, бывшей у православных веками. Стал иметь безбородое "скоблёное рыло".
4. Любой человек создан стоять и ходить на двух ногах. И называются они , то есть имя им - Воспитание и Образование. А если кто-то хромает на одну ногу или сразу на обе, то он называется - инвалид, убогий. Или ещё "недочеловек", Маугли. А человеческая основа - Воспитание и Образование.
5. "САМОСТОЯНИЕ" - первослово А.С. Пушкина. Как и его же первослово - "ВУРДОЛАК".
6. Бес-сатана смертельно боится трёх слов, трёх составных Бога - Вера, Надежда, Любовь. И если хочешь победить зло (и в себе самом тоже) обрети хоть одно из них.
7. Последние десятилетия я отказалась от практицизма и суеты бытия. Ради САМОСТОЯНИЯ, ради тишины одиночества, ради гармонии и Света Божьего. Не прекращаю работать, писать. На что меня и благословли Божьи люди, священство. Архимандрит Иннокентий, отец Димитрий Смирнов, отец Борис. А я ещё прибавила к моим моленьям канона и заупокойное слово о Божьем человеке, моём родном дяде игумене Игнатии (Иван Ракша. Хеврон, Дуб Мамврийский. Там и похоронен). Божий был человек и верный Божий служитель. (1900 - 1986) И был при жизни щедро вознаграждён. Ему дважды являлась Пресвятая Богородица. Говорила ему. Предвещала конец Света, приход Иисуса Христа и Суд Божий. Всё это рассказал мне его келейник и полувековой сподвижник (тоже бывший белогвардеец) стАрчик Георгий, В первый же мой паломнический приезд в Палестину в 1991 году. Ныне он похоронен рядом с игуменом Игнатием (в часовенке на две могилки) у Дуба Мамврийского и возле алтаря храма Авраама и Сарры. Этот храм и эту часовенку, что рядом построил с нуля сам молитвенник Игумен Игнатий. Так что они и после земной жизни опять плечом к плечу, рядышком. Как и с начала века. А мне стАрчик Георгий (я застала его живым) сказал, что игумен очень ждал меня (не видя меня), он провидел, что я приеду. И ещё рассказал как игумен Игнатий умер (его отравили, его-де и раньше травили не раз. "Но я всегда еду первый пробовал, на себя брал удар бесовых сил. А тут не доглядел"). Он беленький маленький старичок был рад мне словно родной. Подарил ряд ценных документов отца Игнатия, его Евангелие от Матфея, тоненькое, потрёпанное, закапанное воском, подарил двое его наручных часов. Одни фирмы Мозер, эти - ходят. То есть одни 20-х годов, другие военных лет. На истёртых ремешках тоже следы от церковных свеч, капли воска. И ещё особая ценность - его очки, очёчки с круглыми старомодными стеклышками, с проволочными круглыми же заушниками, каких давно не носят.. Через них святой игумен Игнатий сорок лет смотрел на мир Божий, на мирян и монахинь, принимал исповеди от тысяч людей. От Палестинских монахов, и от тысяч кающихся христиан со всего света, приезжавших на поклон к святому дубу Мамврийскому (кроме СССР). А его святое , истрёпанное Евангелие от Матфея сейчас у меня в книжном шкафу. Какая великая, бесценная ценность.
8. Я всю жизнь учусь, и главное в этом ученье - стараюсь не отвечать злом на зло. Это трудно. Но победить зло может только добро.
9. Модерн, пост-модерн в искусстве, это - продукция, это изощрённая выдумка ума человеческого, но Богу противная, чуждая. (Заразная к сожалению, как и всё бесовско-искуственное).
10. Поэт Назым Хикмет, великий, мудрый турок, человек и внешне очень красивый. написал: "Ведь, если я гореть не буду. И если ты гореть не будешь, и если мы гореть не будем. То кто тогда развеет тьму?" Я написала о нём и наших встречах в Переделкино  в романе "Письма чужой жене".
11. В детстве я школьница устраивала в нашем двухэтажном бараке, на лестничной площадке меж этажами целые представления для соседской ребятни. Из сказок Пушкина, Лескова, Гоголя, из стихов Некрасова. Из всего того, что сама недавно прочла или мама мне на ночь читала. Наверно, это и было началом моей профессии. Писательства.
12. Композитор Виктор Ульман... Опера "Пришествие антихриста". Что это? Интересно или опасно? А если и то, и другое?..Нет. Лучше уж не вникать.  Достаточно нам Вагнера.
15. Полевая сумка отца, танкиста гвардии лейтенанта, привезённая им с фронта (как и планшетка, и губная гармошка, и овальная фляжка) стала в доме особой ценностью. А фронтовая сумка стала моим школьным портфелем для книг и тетрадей. В неё вертикально влезал даже деревянный пенал с карандашами и ручкой. Я с гордостью долго ходила в школу с этой сумкой - лямка через плечо. На зависть всем одноклассницам.
16. Миша Жванецкий в быту, в повседневной жизни человек был совсем иной, чем тот, каким был на сцене, каким знала его вся страна. Мне довелось прожить с ним целый месяц под одной крышей...парохода "Шопен", что возил нас, отдыхающих по средиземноморью, по всем великим странам и блестящим столицам мира (Рим, Париж, Марсель, Барселона, Каир...). Мы с ним сидели и ели-пили за одним столиком ежедневно (завтрак, обед, ужин). Да-да. И был он совсем-совсем иной. (Но и такой тоже). Надо будет написать о нём поподробнее. И о Роме Карцеве тоже. И вообще об этом необыкновенном круизе, где меня (руководителя группы писателей) тогда все 400 пассажиров (все "деятели советской культуры" из разных республик СССР - музыканты, певцы, художники) единогласно выбрали "Мисс Круиз". И я то и дело вела вечерами в музыкальном салоне нашего судна "Шопен" концерты наших "жванецких-сатириков". Разумеется по их собственным постоянным просьбам.
17. "Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя." (Ин. 15:13)
18. "Нигде нет такого неба, лугов, озёр, лесов и рек, как в родной стране, где родился, вырос и живёшь." Старый Часовщик. (из письма)
19. Все мужчины, которые были у меня в жизни, о которых можно сказать "мои", были по-моему  прекрасны, талантливы, необычайны.. О каждом вспоминаю с особым теплом. О каждом могу написать целый рассказ или новеллу, с названием: "Я и...Женя", "Я и...Саша", "Я и ...Иван". И это будет достойное и интересное повествование. Но всё-таки главным, основным был бы роман "Я и Юра". Поскольку мы оба объединённо были "РАКШИ", Ирина и Юрий. Были "Мы", были Семья, семь Я. На всю жизнь семь-Я. А всё прочее было просто припевом в одной и той же песне, которая называлась - Моя земная Жизнь. Впрочем, для каждого она подарок, она своя, и здесь на земле до слёз недолгая.

20. Дарвин и Библия вовсе не противоречат друг другу. Дарвин не возражает Библии. Поскольку для нас не всё ли равно из чего Бог-Творец создал человека? Из глины или из обезьяны? Поистине всё равно. Главное - Он же его создал.
21. "Жизнь коротка, искусство вечно" Гиппократ. Греция.
22. "ДОма и солОма едОма". Русская народная пословица. Её часто повторяла моя незабвенная бабушка. И это истинно.
23. Дмитрий Быков (он же Дмитрий Зильбертруд) не просто русофоб, а РУСОФОБИЩЧЕ. Как же яро он ненавидит всё русское. И саму Россию, в которой живёт, на языке которой с рождения говорит, а ныне произносит свои помойные речи. Не случайно же Евгений Евтушенко (как я уже где-то писала) сказал о нём очень образно, как припечатал: "Кудрявенькое неистребимое торнадо". Именно "неистребимое" (но с годами Русь, конечно, его истребит, сотрёт из памяти как луковичную шелуху). А "торнадо" - это суть американское очень вредное, одиночное явление. Надеюсь Д.Б. в столб этого торнадо и вольётся. И конечно же там в Америке. А мы тут порадуемся, что перестал у нас пылить и вонять, отрабатывать зарубежные гранты этот Зильбертруд. (Даже отца предавший)... А как же он толстолицый мерзок и внешне и внутренне. Воистину, наглядное воплощенье закона "единства формы и содержания"...И могли ли мы, писатели-шестидесятники или авторы "военной прозы" или "времён Горького", то есть  рождения ЦДЛ, вообразить, что в новом веке в нашем "роддоме", в клубе ЦДЛ, центрального Дома Литераторов в его актовом зале на сцене, где слушали Шагинян и Эренбурга, Паустовского и Светлова, где стоял гроб Твардовского, это "кудрявенькое торнадо" будет читать посетителям свои русофобские лекции? Да ещё по билетам, за деньги и его будут слушать?..Воистину - подступил конец света.
24. Как-то хороший писатель Юрий Нагибин, после прочтения моего раннего рассказа о целине (который я просила его, мэтра, прочесть), очень лестно о нём отозвавшись, и ещё сказал мне: "Писатель должен знать очень многое и самое разное. Ну, например, скажи, Ирина, как называется в двери отверстие, куда мы вставляем ключ?" Я тут же отвечаю победно: "Скважина". "Нет, - говорит мастер, - нет. "Скважина" это не точно". - и лукаво так на меня смотрит. (В молодости он был очень красив. Вполне понимаю Ахмадулину, какое-то время бывшую его женой). А я не знаю, что ему и ответить кроме "скважины". В голове пусто. А он лукаво щурится и выдаёт как подарок, по слогам: "Ли-чин-ка...Личинка... Писатель, он и такое обязан знать." И глядя на меня, молоденькую, румяную улыбается довольный произведённым эффектом...Ах, память, память. Её Величество Память. Вот уж и жизнь прошла, а такая мелочь как песчинка-личинка вдруг всплывает с какого-то дна... Великолепно!..
25. Да, я люблю в работе, в правописании ставить многоточия и тире. Грешна. Но они, по-моему, должны давать мысли читателя вздохнуть, и вздохнув, задержаться, остановиться, уступить место другой мысли. Или наоборот, приготовиться к новой атаке и к новой встрече. Вот что такое для меня тире, многоточия, то есть три точки... Правда, я до сих пор, например, не знаю разницы слов - тире и дефис, то есть чёрточка, и прочее. Для меня они все тире и тире. И заменяют многие знаки. Видно, в школьные годы, когда учительница в классе в Останкино объясняла эти правила, я по болезни, малярии или просто ангины торчала дома в кровати. И из рук мамы послушно пила лекарства . А жаль. И вот этот пробел в орфографии так и остался до конца жизни... И мне это не оправдание, что и гоголи и толстые (не вспоминая уж Достоевского) были (как говорят учёные "веды") порой безграмотны. (Много ошибок делали в текстах)...Это их "порой безграмотность" вполне компенсировал их безмерный талант - глубины их мыслей...А вот что у меня с "безграмотностью" - не известно, не знаю чем компенсировать. Порой самоуверенно думаю, что я вроде грамотная, а когда корректор "ловит" мои ошибки, то понимаю, что мне до корректора далеко, как до вершины Кавказа.
26. Когда я была маленькая, запомнила слова моего папы, агронома, изобретателя сельхоз-машин и вообще диво-изобретателя. Мама звала его обедать Мол, Женя, садись за стол, пока всё горячее. А он в ответ: "Перед серьёзной работой (в Останкино в углу нашей комнаты стоял его чертёжный кульман, и он по ночам, осторожно встав с постели, чтоб не разбудить нас с мамой, что-то на нём чертил, изобретал какие-то там "узлы")...Так вот: "Перед серьёзной работой, Нинуся, - говорил он жене, - никогда нельзя наедаться. Кровь должна работать на мозг, на его полушария, сосредоточенно, полнокровно. А не опускаться к желудку. Это же так ясно и просто."
27. Надо написать о коллаборационистах. О людях перекати-поле. Об опасной личности, например, эмигранта С. Давлатова, который даже и не моргнув, как грязную лужу переступив океан, шагнул из России в Штаты. и о самом этом авторе -эмигранте последней, совсем не вынужденной волны, не репатрианте..
28. Дневники писали давно. С момента рождения алфавита. Но эту форму прозы назвала именно я в начале этого века - "Дневниковая проза". Эта форма прозы короткая, ёмкая и, так сказать "работа от первого лица". Она позволяет открыть исповедальность души. А на это отваживается не всякий писатель. Ведь на такую предельную правдивость нужна и отвага предельная, и опыт, и мастерство. Но именно всё это позволяет дневниковой прозе быть особенно нужной и интересной. К прежней художественности  добавляется документальность. И это ценно  вдвойне. Так что - да здравствует такая форма как  "дневниковая проза"! Попробуй сам!
24. Победить Россию извне невозможно. Можно раскачать только раздорами-распрями внутренними. И то накоротко, как в ранневековье.
25. Сократ сказал, мол, все профессии от людей и только три от Бога - юрист, учитель и врач. А где ж тут писатель?.. Я ведь писатель. А я знаю. Это значит, что писатель (только истинный) - он и юрист, и учитель, и врач. В одном стакане. Вот так.
26. Открытый приём. У меня в работе с прозой в последнее время доминирует именно этот приём. Открытый. (Так, например, работали мои старшие современники Бондарев, Паустовский, Катаев) Ну вот я и поймала новое название для очередного эссе. "Открытый приём". Глубокое, многослойное. (Лишь дай Бог мастерства). Впрочем, так можно и целиком  новую книгу назвать. Надо подумать.
27. Недавно один читатель, прочтя мой "Разговор о будущем" написал мне в рецензии: "Ваша проза это просто поэзия", Возможно, возможно. Только скажу главное. "В работе со стихом всегда есть такая мощная поддержка, такой костыль, как РИФМА. У художественной прозы такой помощи нет. Потому с ней даже труднее. А вот стихотворный РИТМ в прозе крайне важен. И от инверсий, от предельно верного ритма слов зависит успех и малого эпизода, и всего произведения. Так что мой постулат - "Проза насколько удачна насколько она  поэтична" всегда остаётся в силе.
28. Бабушкины поговорки. " Пока толстый сохнет, худой сдохнет", "Кому война, а кому мать родна", "Сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок", "Помирай, а хлеб сей". Вот они - гениальные  постулаты народа.
29.  В Переделкино, снежной зимой, в тот неповторимый год, я видела, я замечала в Борис-Леонидыче Пастернаке человека глубоко страдающего и очень, очень усталого. И лишь иногда его красивые распахнутые глаза на смуглом лице вспыхивали огоньком озорства и даже  радостью счастья. Это когда он поутру он (чёрная фигура на белом фоне) возвращался домой с дачи Ивинской. Шел прихрамывая от неё, своей любимой подруги, и встречал на укатанной скользкой дороге нас студенток, бегущих из общежития к электричке на станцию "Переделкино". И он, гений, почтительно остановясь, нам приветливо, очень светло и молодо  улыбался. И мы видели, что он счастлив.
30. В ХХ-й серебряный век в клубе-кафе "Бродячая собака" собирались литераторы - футуристы, акмеисты, заумники, ничевоки, будэтляне. Бывал там и Алексей Кручёных и и Маяковский. Однажды Маяковский читал в "Собаке" свою новую поэму. Зрители её не поняли, не приняли и автора освистали. А когда он сказал, что читал поэму лично Максиму Горькому, случайно зашедшему в "Собаку" , то Горький встал и неожиданно поддержал поэта, сказав, что это "Стихи будущего". И все притихли. Горький вообще был напрочь лишен зависти, профессиональной ревности, так распространённых в литературной среде. Он всегда радовался таланту... А мы молодые студенты знали и слушали ещё живого  Алексея Евсеевича Кручёных (1886 - 1968) - участника тех событий в "Бродячей собаке". Вот они чудеса истории.  Истории литературы.
31. У неё лицо было тёмное, сумрачное лицо, и худая, жилистая шея. Так наш педагог Вадим Сикорский (асистент Светлова) говорил нам в литинституте на занятиях по мастерству о Марине Цветаевой. (Он  лично знал её, а вместе с её сыном Муром учился в десятом классе). Но нам не хотелось Сикорскому верить. Мы представляли Марину прекрасной.
32. "За окном пейзаж Руси / Стадо, с ним старик и мальчик./ Над селом радиомачта,/ Как конец земной оси." Какой чудо-пейзаж Руси написал всего парой мазков  и оставил нам поэт Анатолий Третьяков. Мой замечательный сокурсник и друг. (Недавно ушел раньше нас. Уверена - в небо, в Горние выси и дали. Что ж, скоро встретимся).
33. Вспоминаю кое-какие названия детских книг Детгиза, издательства "Радуга", "Малыша", которые я, моё поколение, жадно читали в детстве. "Мальчик из Уржума", "Повесть о Зое и Шуре", "Далеко ли до Сайгатки?", "Улица младшего сына", "Тимур и его команда"...и пр.пр. Вот оно, это и было ВОСПИТАНИЕ...
 Кстати. Что касается "Тимура" Гайдара, то  спустя  годы, я была хорошо знакома с этим самым постаревшим Тимуром, которого считали в детстве таким завидным героем и безоглядно любили. Он оказался невзрачным, мелким, самоуверенным дяденькой. Всегда почему-то с загорелым (прокуренным?) лицом. И всегда приходящим  в ресторан ЦДЛ или на собрания-заседания СП в вычурно-нарядной, морской, адмиральской чёрной  форме с золотыми шивронами и нашивками на плечах и рукавах. Никогда не появлялся  в штатском. То ли он выбран был в какое-то бюро СП, то ли в "военную" комиссию. И из его творений никто из коллег, никогда, ничего  не читал. И даже не видел. Просто именовали его "Тимур Гайдар". Такой был его бренд. От легендарного отца. И диагноз, и паспорт. И ничто в нём не напоминало того живого, маленького отважного героя. А этот в морской чиновничьей униформе вызывал только разочарование. Миф на глазал разбивался. А жаль.
34. Умерла Людмила Лядова, музыкант, композитор, дама бездетная. И сразу началась делёжка её имущества и претенденты нашлись-явились, и скандалы пошли по экранам ТВ. Такие же скандалы, как у бедных уме, рших талантов - Шукшина, Баталова, Гурченко и прочих. Как под копирку. Вот и с Лядовой началось. "Пусть говорят!" с ведущим Андреем Малаховым. Ведущие, как на мёд манят, заманивают зрителей на телескандалы. А я коллег знала лично. Порой дружила. И так больно всё это видеть.
 А Людмила прожила большую жизнь. 95 лет. В 90-е она в последний раз развелась с последним четвёртым мужем. И всё-таки теперь снова начался делёж её имущества, и снова скандально. Как это скверно.
 Мы с Лядовой не были близко знакомы. Но в памяти ярко, крепко застряли наши встречи.
Помню. Я собиралась провести в ЦДРИ(Центральный Дом Работников Искусств) месячную выставку живописных картин и рисунков Юры, моего покойного мужа. К одной из дат его рождения. Для этого зал в ЦДРИ показался мне вполне подходящим. Круглый, светлый, с высокими окнами, на последнем, кажется, третьем (?) этаже. И дирекция бала рада. Художник известный, любимый. (Большинство полотен в Третьяковке).На Юрочкины выставки всегда очереди стояли. Даже зимой. И в Третьяковке, и на Волхонке, и на Кузнецком, и в Митино, и в Сергиевой Лавре... И это, стало быть и деньги, доход. За билеты. Но я внимательней осмотрела зал и...отказалась от этой идеи. Поскольку у них не было ни температурного режима, и главное, никакой, ну решительно никакой охраны. Только одна бабуля на стуле у двери... И вот сижу я огорчённая со знакомым актёром Геной Юхтиным в кафе ЦДРИ. Вокруг люди  жуют бутерброды, пьют лимонад. А мне грустно. И в этот момент в дверях появляется Людмила Лядова. Уже известная, популярная дама. В ярком, сценическом , блестяще-серебряном платье. А на её приятном лице прежде всегда мажорном и приветливо-шумном ну просто написаны. отчаяние, паника и минор. Увидела нас и буквально кинулась к нашему столику.- узнала актёра Геннадия Юхтина. "Ребята...- кричит. - Ну, просто завал. Ужас! ...Спасайте, спасайте!. У меня концерт сейчас начинается. Вот-вот звонок. А ведущая в больницу попала.. Только что по телефону в дирекцию  позвонили. В общем катастрофа. Концерт вести некому. А народ идёт и идёт. И зал почти полон. Что делать, не приложу ума. - Она показала нам программу. Какие-то бумаги. Список своих песен и номеров. Всё было чёркнуто-перечёркнуто-переставлено. Плюс были ещё выступления её аккомпаниатора, и квартета. Плюс репризы ведущих. В общем, всё там было."От и до". Только ведущих не было..
 И представляете, мы с Геной Юхтитым заслуженным артистом СССР провели-таки этот юбилейный концерт композитора народной артистки СССР Людмилы Лядовой. И провели блестяще. Я по ходу концерта и   по своему усмотрению, легко меняла тексты реприз и была в ударе. И хороша была, и умна. Зал без конца аплодировал. А сама бравурная наша Людмила и пела, и как всегда громко на рояли играла. И была от нас с Геной в восторге. И, конечно же, тоже в ударе. В общем вечер в небольшом этом зале ЦДРИ удался. Потом домой мы поехали на моём Жигулёнке. Весело, шумно, с кучей цветов. И остаток позднего вечера провели у меня дома, (Благо наши с Людмилой дома близко, она на ул.Правды, я у "Динамо"), А к тому же у меня в гостиной красовался мой коричневый "Циммерман", который тоже оказался для Лядовой очень кстати. И ещё Людмила (мы её называли коротко Милой)  всё рассматривала живопись и графику моего Юрочки по стенам. И вдруг попросила продать ей один маленький Юрин пейзаж "Верхняя Волга. Сосновый бор". Очень, очень он ей понравился. Я не стала огорчать её-юбиляршу и обещала подумать. Но так и не продала. Этюд и поныне висит на прежнем месте. На нём ещё не широкая любимая наша верхняя Волга, по берегам древний сосновый бор.  Там в Тверском бору была деревенька Лужки, где мы с Юрой купили сараюшко-домишко довоенных лет. Там Юра много писал, с утра уходил с этюдником "на натуру". Возвращался голодный и счастливый. Зато с пейзажем.  Там же в соседней деревушке красовался новострой - высокая деревянная, словно пряник, чудо-дача народной певицы Людмилы Зыкиной. Помните песню её "Свои ладони в Волгу опусти"?, Которая кстати там почти не бывала. И ладоней в воду не опускала. ..
А в ЦДРИ хотя и не состоялось тогда Юриной выставки, но в концертном этом же зале, я провела позже вечер памяти моего незабвенного Юрочки. И вёл его  композитор и наш друг Саша Журбин. Он вспоминал Юру и исполнял под свой аккопанимент любимые Юрины песни. Романсы и песни военных лет. А в финале я показала зрителям свой документальный фильм о Юрочке.(Реж. Олег Арцеулов)... Так что сегодня я благодарно и низко кланяюсь этому старинному антикварному дому в сердце Москвы на улице Пушечной - ЦДРИ. Он был ко мне бескорыстен и гостеприимен. А теперь в новом веке при капитализме за каждый творческий вечер, проводимый в его залах, надо платить огромные деньги. Да уж. "Времена не выбирают. В них живут и умирают".
 
35. "Для меня хороший педофил, это мёртвый педофил. - сказал сегодня, как отрезал, по ТВ врач Александр Мясников. - И думайте обо мне, что хотите."  Вот я и думаю, что полностью с ним согласна. О чём и сказала его маленькой старенькой моднице-маме, соседке по истринской даче, любившей порой приходить ко мне "на чай с ликером". Она, сама в прошлом врач, очень сыном врачём гордилась.(Хоть он на дачу не приезжал). Слушалась его советов. Намеревалась жить до ста лет. Немного не дотянула.
36. Что такое "великие" и что такое "успешные"? Это вещи категорически разные. Почти противоположные. Об этом надо поговорить серьёзно. Эти понятия похожи лишь внешне, лишь на первый взгляд. А глубинно нет. Успех - это вещь часто случайная., внешняя, порой сиюминутно-временная. Преходящая и проходящая. А "величие" - вещь заслуженная, глубинная. Тяжелая и продолжительная. А вот великий  может быть успешным? Иногда, но не всегда. Для истинно великого это не актуально, не нужно. И даже порой мешает...А успешный стать может великим? Да, но для успешного это не нужно. Ибо ему не это важно. Корни успеха в популизме, в шелесте. А корни величия в глубине. Как у дерева.
37.  Вот спрашивает телеведущий ... сосеседника (якобы по Прусту). "Что скажешь ты, представ перед Богом?" Все отвечают по своему разумению. Чаще стараются с юмором.  Если же мне такое счастье уготовано будет, то мне христианке уж не до юмора будет.   Во-первых, конечно, я покаюсь, до слёз. За все грехи мои. Вольные и невольные. А потом спрошу  о главном - "Господи, всесильный, а что дальше-то?"
38. Мерзавец и негодяй американец Байден (ново-избранный президент Штатов) назвал нашего президента В.В.Путина "убийцей". А вот у русских есть пословица (её сам Путин вспомнил: "Кто как обзывается, тот так и называется". И даже пожелал мерзавцу-американцу здоровья. Так что наш народ за это может вообще бить Байдена по морде. По его натянутой косметологами коже. Правда жаль, что он так стар и немощен, что от первой пощечины тут же ничком свалится.
39.. "Подлость последовательна." мудро сказал Виктор Гюго. В этом я не раз убеждалась.
40. Как хорошо, что Господь послал нам такого президента, как Владимир Путин. И что я существую  на земле именно в его время. И за это спасибо, Господи.
41. У себя в кабинете сняла с книжной полки небольшую ладную книжицу в твёрдой обложке. "Совпис". Книжку добротных лирических стихов критика Льва Озерова. На корочке название. "Стихи тебе". Листаю. Под фотопортретом  седого, кудрявого автора в больших черепаховых очках ( фото во всю страницу). Понизу подпись авторучкой тех лет, синими  чернилами. Вспомнила о нём и как это подписывал. Прочла с удовольствием и улыбкой: "Зачем нам юбилейные, елейные слова?/ Ирине свет Евгеньевне, от Озерова Льва". И покатились, покатились  мощные волны воспоминаний, одна за другой. Вплоть до девятого вала - его юбилея, потом моего юбилея. Ах, Лёва Лёвочка Озеров, профессор и педагог. Ты остался в литературе только как литературовед, критик, как учёный и умник. А ты так хотел остаться в ней, как поэт. И только, пожалуй, я, Ирина свет Евгеньевна, знаю и ценю тебя как поэта. В первую очередь. Причём истинного ПОЭТА.
42. Как проходит мой день с утра? А вот как. Довольно просто. (Если конечно, не бУдит телефонный звонок бесконечных реклам. Ну, хулиганы и мошенники просто. То якобы медуслуги, то банк, то якобы юристы или ремонт окон и квартир, и прочее, прочее. Они скупают номера телефонов целых огромных домов, и кварталов у продажных чиновников, и в полициях, и в райотделах). И вот с утра, помолясь и поблагодарив Бога, за то, что дал проснуться, что решил подарить мне новый день, и вспомнив "Всех Святых", особенно тех, о которых раньше писала...("В гости к Богу не бывает опозданий"), я делаю мелкую зарядку. Да, мелкую, ибо скверна и ленива. Лёжа на кровати, из-за слабости позвоночника, (Но всёже вывожу-таки тело из сна.) Потом, здороваюсь с двумя моими друзьями - ласковыми кошариками ("безяичная команда", Чарлик-дворянин-дворняга найденный во дворе под машиной, весь чёрный, уж десять лет лоснится у меня (у себя)  дома словно пантера. И Маська-Малевич, ибо в абстрактных пятнах. Этот  пушистый.  прибился лет пять назад на Истринской даче котёнком, вышел буквально из леса). Они трутся у моих босых ног, и ждут нашего разговора, внимания и любви. А я шлёпаю в кабинет и включаю компьютер. Пусть миленький тоже просыпается и заряжается, Говорит мне "Добро пожаловать". Ну, добро так добро. Пусть готовится к работе и встрече со мной,Лицом к лицу. А я пока, после ванны, пойду в мою светлую кухню к холодильнику. Машинально включаю радио России - надо же новости-вести услышать. Что там и с чем в мире, в стране твориться? С ковидом этим, что  унас в Сибири с пожарами - Это щемяще больно. Что на Кавказе, на Украине, в Минске, в Европе, в дурацких Штатах?..А вот спорт совсем не интересует). Кофе в турке я не варю, как это модно сейчас, с ним много долгой возни, по-плебейски пью растворимый (и то не всегда, хотя давление, благодаря регулярным таблеткам, пока держу в норме)...Растворимый пью "Эгоист" или "Премиум" (какие стали названия-то  красивые!)  И ем, (подогрев в СВЧ за минуты, что-нибудь готовенькое. из пластиковых коробочек. Их мне дважды в неделю приносит Танечка - соцработник. Она очень хорошая, "моторная-метеорная", как и я была в молодости. Мне с ней повезло. А другие подруги-старухи на своих помошниц вечно жалуются). А когда, позавтракав, я выбрасываю под раковину в мусорное ведро опустевшие пластиковые коробки, с виду такие  невинные, настроение начинает скисать. Ибо постоянно (честное слово постоянно) с горьким чувством вины мелькает мысль, ну, кого ещё вот именно этот мой нерастворимый пластик  убьёт (на земле ли или же в океане, где плавают целые острова этой химической гадости). Каких ещё зверей отравит-задушит-убьёт? Рыб ли, дельфинов или черепах?.. Потом иду в кабинет, к главному своему делу. ("Неси свой Крест и веруй") Скоро надо сдать в производство издательства ИСП  Онлайн свою новую книжку  "дневниковая проза" (это я этот жанр так назвала). Ибо в общем это не мемуары, не письма, не дневники, но литература художественная. И работать мне в этом жанре последние годы нравится. (Нынче мода такая пошла - не произносить слово "последнее", "последняя", книга ли, дело ли и прочее, а то вдруг и правда последней в жизни окажется? И говорят "крайняя" или "очередная". Но я ведь крещёная. Так что просто перекресясь берись за дело). И я берусь. Перво-наперво смотрю и читаю почту. Стараюсь сразу ответить. Потом просматриваю свой сайт "Проза.ру". Кто и что моё читал. Если есть - читаю и радуюсь рецензиям. Вглядываюсь в фото-портреты заглянувших ко мне. По их лицам и позам, по обстановке, по тексту предисловия, порой по рисунку, по реплике даже могу безошибочно определить "кто есть кто". Ах, какие на свете разнообразно-интересные люди. Даже неинтересные интересны. Лишь бы не злы, завистливы, агрессивны. (Эти от бесов. Их даже читать опасно. И я не читаю.)
Ну, вот. А теперь после вступления и всерьёз за работу пора приниматься. Как "Отче наш". Дай-то сил, Боже).

43.  Недавно случайно услышала хорошую фразу: "И трава на цыпочки встаёт, / Чтобы раньше всех увидеть солнце". Так образно мог сказать  только художник.
44. "Русский тот, кто Россию любит и ей СЛУЖИТ. " Император Пётр 1.
45. За новостями по СМИ всегда слежу. А как же иначе?..Как давно и яро запад ненавидит Росси. А нынче карта эта там особенно выигрышная, ходовая.
46. Зиновьев Александр Александрович. Это имя умного современного философа, радетеля за великую  Россию, за Русь. Это имя у нас в стране должен знать каждый интеллигентный человек. (А кто не знает, может узнать за минуту, всего лишь нажав кнопку в Яндексе)...Так вот,  смею гордиться тем, что по возвращению Зиновьева  из двадцатилетней ссылки на родину, я принимала участие в приёме  Зиновьева в члены Союза писателей РФ, московское отделение. Члены Бюро московской прозы (я входила в состав Бюро) проголосовали, конечно, "ЗА" единогласно. И потом была, по русскому обычаю, сердечная "посиделка". Сан-Саныч и его неброская с виду жена принесли из дома полные сумки снеди, бутыли с вином. И мы  окорганизовали в том же кабинете на втором этаже, где всегда заседали, небольшое застолье. (Цветные красные салфетки, одноразовые вилки-тарелки-стопки).  До мелочей помню этого вновь испеченного члена Союза писателей. Его смущённые хлопоты у стола, его помощь жене. И негромкие хрипловатые разговоры этого простого неприметного мужичка-русочка в бордовом свитерке - Сан-Саныча (как произносила жена)  Зиновьева. Скромного, невидного, немногословного гения. Помогавшего нам за столом. И словом и делом. Дай Бог каждой женщине такого вот мужа, а каждой стране такого патриота, а каждому времени такого философа...Только где же их наберёшься?
47. Когда слышу слово "МАГАДАН", в душе сразу поднимается волна тёплой памяти. И лица, знакомые лица, образы замечательных магаданцев тех давних  лет. Они были украшением культуры, украшением интеллигенции в запредельно далёких промёрзших, "лагерных" краях. На ледяном краешке нашей земли. Игорь Кохановский, Женя Берлин, Алик Мифтахутдинов, Миша Эдидович и другие мои друзья. Тогда я полетела из Москвы в командировку. На Чукотку, в Певек, в Анадырь, по письму. А непременная пересадка была в Магадане. Тем более, что на местном городском телевидении была в плане постановка пьесы , по моему рассказу "Четвёртый". И я, по приглашению режиссёра, стала принимать участие в репетициях. Была лютая зима, морозы. Центральная, горбатая улица города вела к телецентру на сопке, на горе. Туда ходил рейсовый автобус и я то и дело ездила в телецентр. С удовольствием ездила. На автобусной остановке захлёбывалась как и любые попутчики морозным ветром и паром. Чтоб не замёрзнуть стучала ногами и прыгала,  прыгала. Свободных машин на ТВ не было. А такси  не брала -для командировочной это было дорого. Дальнейшая командировка моя была в Певек, на золотые прииски, в Валькумей. (Через Магадан). И в Московской моей редакции не предполагала, конечно, никаких постановок и пьес.. И вообще, то, что они на местном ТВ отважились поставить эту пьесу было для меня роскошью. Смелостью режиссёра, прочитавшего мой рассказ "Четвёртый" то ли в книге, то ли в журнале "Юность". Мне оставалось лишь дописать по ходу несколько эпизодов - реплик и монологов. Для провинциального телевидения пьеса считалась очень "экономичной", практически всё в одной декорации. И всего для четырех актёров, которые играли сельских трактористов, неожиданно застрявших в буран, в степи вдали от жилья. Без горючего и еды. (В нашей огромной стране в разных её краях  такое снежное коловращение именуют по разному - буран, вьюга, завируха, метель, пурга и пр.) Так вот мои герои в многодневный буран  в кабине заглохшего трактора решают как им спастись, как не замёрзнуть, выжить. И кто, рискуя жизнью, один пойдёт сквозь снежные вихри за подмогой к людям.
 И вот с этой пьесой я в Магадане "застряла". Жила в центральной гостинице, в номере над рестораном, где каждый вечер отчаянно гремел оркестр и безудержно "отдыхали" заехавшие на материк по делам золотоискатели. Отдыхали они по-русски широко: запойно и  громко. Обижая к полуночи друг друга, девушек- официанток и дежурных по этажу. А ещё толкая чучело белого медведя, стоящего в полный рост с подносом в лапах на площадке меж этажами. Для денег, конечно, а не для окурков. Наутро сотрудники водружали поваленного медведя на прежнее место. И так белый умка беззащитно держал поднос до следующего запойного раза... И я под весь этот грохот, конечно, не высыпалась. А вечера порой проводила в гостях у местной интеллигенции. Например в "хрущёвке" у Алика Мифтахутдинова. У него, не смотря на протесты жены, собирались по вечерам десятки друзей. С гитарой, бутылками и стихами. Игорёк Кохановский, Миша Эдидович, Берлин и другие. Алик был востронос, черноволос, разговорчив. В неизменном белом свитере грубой шерсти и грубой вязки (стараниями верной жены) и с трубкой в зубах. (Тогда все "косили" под Хэмингуэя) Он писал всё. И стихи и прозу. Даже печатал что-то в Москве. (За что его все особенно уважали). А вообще-то он был полиглот, знаток и дока во всём. Особенно в делах Севера. Он работал и в Магадане и по каким-то делам летал в тундру и к геологам, и к чукчам-оленеводам в их стойбища и яранги... А однажды привез оттуда домой в свою тесную магаданскую "хрущёвку" бивень мамонта. Настоящий бивень настоящего мамонта, оттаявший (вытаявший и  торчащий) на берегу океана из мерзлоты.. Расположили они этот бивень с трудом на полу в кухне. И он тысячелетний, роскошный, гордо изогнутый лежал во всю плоскость кухонного пола от окна до газовой плиты. И как бы указывал каждому, подчёркивал  разницу  величия вечности и ничтожества современности. Все гости без исключения бивень трогали осторожно, уважительно переступали, рассматривали, удивлялись и восторгались. А молодая хозяйка окетливо и постоянно ругала своего любимого Алика - "Ну ты, Мифтахутдинов даёшь! (Тогда модно было самых близких называть по фамилии). Всю кухню заполонил. Как я тут буду еду готовить? Насидишься ты у меня голодный". Поэт Игорёк Кохановский широкий, словно кирпич,  плотный крепыш завидовал Алику. И бивню его завидовал,(оленьи рога там были ни в счёт), и книжкам его столичным...Но бивень Алик не отдавал, не дарил, не продавал. (Даже дорого, на комбинат, для резных поделок).  А что до творчества - то равного Игорю в стихах, в песнях под звуки струн его нежной гитары в Магадане тех лет просто не было. (Даже Вадим Козин был тут ни при чём. Я видела этого заброшенного, некогда легендарного старичка-певца, сосланного в Магоданскую ссылку  "за сексуальные отклонения". Он обитал тоже в пятиэтажке-"хрущёбе", рядом, и напоминал мне гоголевского Плюшкина, почти что в платке и бабьем халате...
 А потом Игорёк Кохановский оказался в Москве. Элегантный, в импортном синем костюме. Мы нередко виделись в ним в ЦДЛ. А по столице, да и по всей нашей стране вдруг половодьем разлилось, поплыло, зазвучало во всех углах  его "Бабье лето". Новая лирическая, как нежный романс, песня "Бабье лето". "Я кручу напропалую с самой ветреной из женщин./ Я давно искал такую и не больше, и не меньше. /Только вот ругает мама, что меня ночами нету,/ Что я слишком часто пьяный / Бабьим летом, бабьим летом". И это для Игоря навсегда, до конца стало главным фамильным брендом. Ничего лучшего, по-моему, Кохановский, и в Москве так и не написал...
   И талантливый Миша Эдидович тоже смылся из Магадана. Сперва в Москву (порой бывал у нас в гостях на Преображенке), потом двинул в "европейскую", модную Ригу. Вместе со своей неповоротливо-милой толстухой - женой Мариной. (Евреи мужья очень верные),  с её всегда забинтованной неизлечимой от рожи левой рукой). Потом почему-то он отбыл в Иью-Йорк, где служил в какой-то мелкой многотиражке. Но там его начала грызть настальгия. Ему чудились, снились чукотские  морозы, яранги, ледяные таросы на берегу Ледовитого, могучие бивни мамонта. И, конечно преждние  друзья-поэты, да и мы с Юрой. И он вернулся-таки из хвалёного заокеанского рая. (Обо всём этом мне потом подробно рассказывала в Стокгольме в кафе его двоюродная сестра-эмигрантка). Но вернувшись в свою любимую хоть и отстало-советскую Ригу, Миша вдруг заболел и вскоре умер. Там он и похоронен. А вот где и куда пропала его Мариночка я так и не знаю.  Сегодня с душевным теплом рассматриваю  многочисленные его открытки и письма, присланные на Преображенку. Его стихи мне посвященные. На каждом письме внизу или на полях вместо подписи он ловким росчерком рисовал кита-кашалота, пускающего вверх фонтанчик в виде кудрявой росписи "М.Эдидович". Вот таким он был почти  рядовой  член давнего Магаданского братства.
 ...Не раз прилетал в Москву и Алик Мифтахутдинов на съезды писателей. Мне казалось, что всё в том же белом вязаном свитере, но уже старом, усталом.  Я напомнила ему про молодое житьё-бытьё, спросила про бивень мамонта, но он только грустно махнул рукой "Его давно уже нет. Жена всё-таки его победила. И меня тоже"... А мою пьесу на Магаданском ТВ тогда всё же поставили. И даже сняли на киноплёнку. И часто транслировали как удачную работу и местных актёров, и режиссёра. (Жаль имя его забыла). И даже была торжественная премьера. Только триумфа этого я уже не увидела. Улетела дальше в командировку в Певек на берег Ледовитого океана. Ходила на гусенивных вездеходах (АТС - артиллерийский тягач средний) в стойбища, в яранги к чукчам-оленеводам. Потом написала повесть "Далеко ли до Чукотки?". "Но это уже (как все нынче талдычат) совсем другая история".
48. А вот ещё мой постулат. "Каждую свою новую книгу пиши с особым тщанием, как...(Нет-нет, не последнюю)... как - ПЕРВУЮ".
49. Надо находить радость, даже наслаждение в любых мелочах. Тогда и жизнь тебе будет в радость.
50. Война наконец кончилась. Мы с мамой вернулись  из эвакуации в родное Останкино.. Папа - танкист, гвардии-лейтенант, тоже вернулся с фронта. Живой. Бабушка вместе с дедом пережившая войну в Москве, голодавшая-холодавшая, на радостях научила меня ещё малышку, встречать гостей интеллигентно, как её учили  в старой-доброй гимназии,  красиво, не протягивая "не суя гостю лодочкой руку", а делая перед вошедшим красивый книксен, лёгкое приседание, при этом взяв пальчиками края юбочки. Я с удовольствием и быстро это освоила. Как движение танца. Даже своих ватно-тряпочных кукол учила изящному книксену. И когда однажды к нам в Останкино пришел в гости какой-то знакомый чиновник и мама сказала ему: "А это наша дочка". Я старательно закинув назад ножку за ножку, слегка присела, вежливо сделав бабушкин книксен. Грузный, высокий гость молча, оценивающе глядел на меня сверху вниз и вдруг спросил: "Ты, девочка, что,  хромая? Или просто ножка болит?" Я на мгновение  оторопела. Замерла. Но взглянув гостю в глаза, тут же негромко спросила: "Дядя, вы что? Дурак?" (Почти так же, как потом, потом в фильме Веры Пановой "Серёжа" спросил про пустую конфетку маленький её герой).  И мама моя застыла от неожидвнности. Но сразу же спохватясь, и хлопнув меня по попке, тотчас отправила в тёмную спальню, закрыв дверь.. Как бы в наказание. До ухода гостя. Но своей вины я почему-то не чувствовала, только было обидно  и горько. За что? И взяв в руки мягкую куклу я шепотом всё объясняла ей, всё повторяла упрямо: "Не плачь. Этот дядя просто дурак. Просто дурак." Но больше гостей я книксеном не встречала. И чиновника этого больше у нас не видела.
51. Сегодня прислали из издательства ИСП (Интернационального Союза Писателей) мою звуковую (рекламную) книгу прозы. Уговорили меня это сделать и даже заплатить. "Это отличная будет реклама Вашего творчества. Сейчас молодёжь очень плохо  читает. Всё больше смартфоны слушает." И вот три рассказа моих начитал актёр. Прислали меня порадовать. Послушала я его ,послушала и жутко расстроилась. Очень плохо читает. Первый рассказ пронзительный, горький, о том, как после кровавой Отечественной войны капитан (потерявший в Ленинграде семью) пришел в детский дом к сиротам  выбрать для себя ребёнка.  А чтец (актёр ли?) читает мой текст не продуманно и спокойно, на низких регистрах, а бодренько так, поверхностно, словно читает рекламу нового пива. Совершенно не так, как мной задумано и написано. А ведь я привыкла к качеству. Мою прозу читали по всесоюзному радио такие большие актёры-мастера  как Ульянов, Невинный, Гуляева. Читали глубоко, душевно, талантливо, ибо сами были  Личности. Уж я-то всё это знаю и понимаю. Сама ВГИК кончала, сняла не один кинофильм сняла и озвучила. И игровой и документальный... А тут слышу такой облом. Просто уши вянут. Словно и не я это писала. Эх, думаю, зря я согласилась на этот звуковой эксперимент. И не то, чтобы я автор капризный. Просто всё, всё не то. Всё - мимо...Ну, ответила, ответила вежливо. Послала им своё "авторское мнение". Переозвучили. (Спасибо,хоть со второй попытки чтец правильно мою фамилию произнёс. не РАкша, а РакшА.). Но всё равно прочитано слабо...Так что это мне  наука на будущее. Хочешь, что б хорошо было - делай сама. "Сама-сама-сама."
52. В России культурные люди  при общении (как подсчитала наука) используют до десяти-пятнадцати тысяч слов. (Пушкин больше.) А известная всем Эллочка-людоедка использовала в своей речи слов тридцать, не больше. Ей этого было достаточно. Сегодня у нас в стране с наступлением "нового времени"  большинство молодых - люди стали   дремучи  как Эллочка. В транспорте всюду слышу по телефонам: "Хо-хо...Ну, ты чё?..А ни чё... А ты чё?.. И я  ни чё. Ну, ни чё".  Ну повальная на лицо  деградация. А жаль... Кстати, интересно. А сколько слов в моей прозе, в моём обиходе? Не знаю, не знаю. И я не классик. Меня изучать не будут. Так что и подщитывать будет некому. Или уж я тем более этого не узнаю. А жаль.
53. Суть любого негодяя - "Кого обижу того и ненавижу".
54. Подумала. Если в моих записях что-то и повторяется - то прошу прощения у читателя. Однако  от себя никуда не денешься. Значит, эти повторы как-то меня волнуют, тревожат ум. (И медики изучают  такие факты).  Я ведь не просто "развлекатель" читателя. (Так в 1971 году сказал о себе, как о "развлекателе публики" великий художник Пабло Пикассо). Я ведь единственный автор своей единственной жизни, своей "дневниковой прозы".  Редактуру тут переписки жизни Господь Бог не предпожит.
55.  А вот вам "сюжет для небольшого рассказа". Ну, просто по Чехову...
 Предновогодняя ночь. Через пару часов на землю явится   год 2021. Вся Россия (и я грешная)  ждёт символичного боя Кремлёвских Курантов...Сижу дома одна. Но отнюдь не печальна, самой с собой мне давно не скучно. Интересно даже порой. Да и привыкла. Я самодостаточна. Вдруг вздрагиваю - звонок в дверь. Сердце ёкнуло, с тевогой дёрнулось - никого ведь не жду. Но открываю с опаской и... замерла. Глазам не верю. Передо мной моя взрослая внучка Маша. (С сентября от неё никаких вестей не было. Опять как канула. Хотя и почта моя, и оба мои телефона, и интернет работают стрёмно. На связи с любой дырой. Буль Европа и Коми, Сибирь или Штаты, Москва или Африка... На внучкином милом, белокожем лице "американская улыбка счастья". В руках еловая ветвь и гостинцы. "О-о, бабушка, дорогая! Привет-приветик! Ты здорово выглядишь. С Новым годом" И, обдаёт меня морозной свежестью, и обнимает, целует. Такая молодая, высокая, крупная, в самом расцвете здоровья и сил. Чмоки-чмоки. Чмоки-чмоки. И говорит на голубом глазу: "Не сердись что опять пропала. Хотя понимаю, должна первая объявится. Но некогда было. Съёмки-то на Алтае. Глушь. Телесериал снимаем. Но ты же бабушка мудрая, я же знаю. Ты  простишь. " И вот мы сидим в  гостиной. Со всех стен и простенков нас смотрят и  обнимают нас своей добротой и мощной энергетикой десятки Юриных  картин. Портреты друзей и близких, этюды, пейзажи страны. Все они словно тоже обрадовались этой  нежданной встрече. И словно сам художник, сам Юра мой - Машин дедушка рядом явился. Я  на радостях тоже зажигаю десяток свечей. Они чуть потрескивая горят на пианино, на с столе, на полках. И  всё вокруг озарилось по-новогоднему. И лики Господа  и святых засияли с аналоя над нами. Я быстренько так всё украсила, вкусное  по тарелочкам  разложила. И мы обе, внучка-крестница и бабушка- крёсная мать, так сказать родная кровь, расположились за столиком. И расслабились, задышали спокойно. Посидели немного за рюмками, и за фруктами. Улыбались, конечно, говорили случайное, громко и,  к сожалению, ни о чём. Как же внешне она все-таки хороша, красива. Ну, прямо вся в отца. Крпия. Лукавством, хитрой улыбкой, лёгкой самоуверенностью.  (Как же фарисеи бывают похожи друг на друга). Мы говорили. И каждый будто бы о своём. Слышали свои словно бы незнакомые голоса. Разглядывали друг друга.  Хотя  среди  речей "ни о чём" я успела вставить, что пора бы ей...и я была бы рада видеть её счастливою, видеть правнуков. Но она этого  как бы и не услышала... А потом...так и не объединясь мыслью, мы  вдруг расстались. И даже вполне  "сердечно". "Я завтра, баушка,  к тебе приду. Обязательно. Нам режиссёр дал отпуск, на пол-месяца. Гуляй - не хочу...Или нет, я лучше послезавтра приду. А с твоим компом и инетом мы "на раз" справимся. Я ж в этом чуйка. Помогу обязательно. Мигом всё сделаем..."  И, взглянув на часы, засуетилась, заспешила. Почти бегом пошла к выходу, к лифту. И дверь за ней захлопнулась. Всё. Тишина. Аж в ушах звенит.  Сижу одна у новогоднего экрана ТВ. Обдумываю, что случилось-то? Что всё-таки это было такое? И было ли? Тихо свечи горят. Мерцают иконы. С печалью смотрят на меня родные картины... А потом...потом я-таки  дождалась, когда мягко, чудесно родился, ударил звук. И поплыл. заполнил всё пространство вокруг. Это Кремлёвским боем утешали меня,  поздравляли родные Куранты. С Красной площади. А затем радостно грянул гимн. О, как эти звуки были близки моему сердцу и слуху. Что ж, в который уж раз начался для меня очередной новый год. Как всё же щедро Господь снова подарил нам, грешным, очередной шанс жизни. Спасибо Ему несказанное.
    ...А сейчас за окном уже лето. С той памятной ночи опять промелькнуло почти пол-года. Жара. Рядом на крыше моего дома воркуют голуби. чирикают птицы. И  нежно. и весело. Наверно уже птенцы.. А в Москве всё ещё хозяйничает эта мерзкая пандемия. эта зараза бесовская, вторая волна. Много знакомых она унесла. И писатели в том числе - Толя Парпара, Юра Куксов, другие. Но меня пока не тронуло. Недавно медики посещали. По дому врачи с медящиками  ходили, по этажам, по инвалидам предлагали  прививку. (Спасибо Путину нашему и медицине. В Европе за это огромные деньги платят, а тут предлагают). И вот теперь у меня даже обе прививки. Ура. К тому же совсем пропал страх общения с миром.  (Я ведь знаю, как мой прадед врач- хирург  Иван Никанорович Никольский, в три дня погиб от халеры в 1916-ом. Буквально сгорел. Бабушка рассказала...Тогда он как врач добровольно бросился "на халеру" в Астрахань, спасать, помогать. И однажды оперируя холерного больного, заразился. Там и схоронили в безымянной общей могиле. Со всеми вместе).
      Балкон мой нынче постоянно открыт. Летний  ветер гуляет по дому.  И вокруг всё как прежде. И картины и святые иконы. И та же связь с миром,  те же звонки друзей, и та же работа. Ежедневно пишу,  пишу. И, кажется, успеваю сдать в производство новую книгу. Надо, надо успеть. Уложиься в срок - в последние годы. Столько бесценного времени было когда-то в молодости упущено. А оно кануло...И потому сегодня я всем желаю ума. И помощи Божией.. А Господу Богу говорю спасибо за всё. Без исключенья - за всё.
56. Когда-то в Бразилии футбольная супер-команда, тогда  лучшая в мире, сказала своим соперникам - футбольной команде Европы: "Вы забиваете в наши ворота столько голов - сколько можете. А мы забиваем вам столько - сколько хотим.".
 В этом и есть  суть, и разница двух высоких понятий - ХОЧУ и МОГУ...
Всё. Точка. Аминь.