Скульптор. Глава 44

«БМВ» Родика скользило между старыми ржавыми «Жигулями» и отреставрированными русскими умельцами «опелями» и «фольксвагенами», пригнанными в страну с германских свалок. Им все никак не удавалось найти нужный адрес.
– Так... семидесятый... семьдесят первый... – открыв окно, Сергей всматривался в номера домов. – Черт, это нечетные, четные, наверное, с другой стороны.
– Быстрее, Серега, быстрее, – торопил водителя Родик, то и дело посматривая на свой «Патек Филипп».
– Сейчас, Родион Михайлович, сейчас найдем.
Сергей резко сдал назад, и машина въехала на высокий бордюр. Заскрежетал металл.
– Черт, поддон зацепили, – собираясь выйти из машины, Сергей открыл дверцу.
– Да хрен с ним, с поддоном, – не выдержав, заорал Родик, – разворачивайся быстро! Время! Время уходит!!!
Сергей нажал на газ, и из-под днища посыпались искры.
– Вот он, Родион Михайлович, приехали, – Сергей остановил машину возле огромного серого панельного дома. – Хорошо, что код на входную дверь установить забыли. Мне с вами?
– Жди здесь, – Родик вышел из машины и, зажимая в левой руке камею, правой открыл дверь в грязный подъезд.
Лифт, как обычно, не работал. Родик бросил взгляд на номер квартиры справа и быстро определил, что ему нужен седьмой этаж. Запыхавшись, он наконец подошел к нужной двери и нажал на кнопку звонка. За дверью было тихо. «Неужели никого нет?!» – с ужасом подумал он, вновь нажал звонок и не отпускал кнопку почти минуту, пока из-за двери кто-то не крикнул:
– Да заходите! Не заперто! Прошу!
Он открыл дверь и вошел в квартиру. Хозяина не было видно, и Родик огляделся по сторонам. Мебели в прихожей не было никакой, если не считать старого, даже, скорее, старинного зеркала, висевшего на стене в резной, потрескавшейся от времени деревянной раме. Коричневый линолеум, покрывавший пол в прихожей, был поцарапан и протерт в нескольких местах. В давно не проветриваемой квартире стоял резкий запах медикаментов и чего-то еще. Очень знакомый Родику. Он старался вспомнить этот запах, но не мог.
– Ну, где же вы? Проходите сюда, – услышал Родик голос хозяина и прошел вперед.
В комнате он вдруг почувствовал нечто знакомое. Ему показалось, что когда-то он уже бывал здесь. «Дежавю какое-то, – отогнал он от себя эту мысль. – Только этого не хватало!..» И увидел человека, лежащего на разобранном диване, стоявшем у завешенного дешевыми, мятыми шторами окна.
– Прошу вас, проходите. Садитесь вон туда, в кресло.
Человек приподнялся с дивана, опираясь одной рукой на локоть и указывая другой на массивное старое кожаное кресло. Хозяин отложил в сторону газету и попытался встать.
– Ох, – застонал он, свешивая на пол ноги и с трудом садясь на краешек дивана. – Извините, радикулит замучил, уже три дня маюсь. Ничего не помогает. Ну-с, что вас привело ко мне? Слушаю.
Родик глубоко вздохнул, собираясь начать разговор, и тут вдруг понял, почему эта квартира показалась ему такой знакомой. Запах! Конечно, это был запах алебастра и красок!
– Извините, не знаю, как вас по имени-отчеству, – выдыхая, сказал Родик и посмотрел на сидящего перед ним человека.
Худое, даже изможденное лицо, давно не бритые впалые щеки, высокий лоб со спадающей на него редкой седой челкой, серые, глубоко посаженные внимательные глаза, прямой нос... Где-то он его уже видел. «Где я его встречал? Где?..» – с тоской подумал Родик, но вспомнить не мог.
– Зовите меня Кузьмич. Так все нуждающиеся ко мне обращаются. Так в чем ваша проблема, дорогой?
«Да нет, показалось. Нервы», – решил Родик, отчаявшись вспомнить, где и когда он встречался с Кузьмичем.
– У меня, Кузьмич, сын заболел, очень тяжело. Люди говорят, что вы можете помочь. Спасите моего сына, прошу вас. Я заплачу. Все отдам. В долгу не останусь.
– А сколько лет сыну?
– Восемь исполнилось, во второй класс пойдет.
– И что с ним?
– Температура высокая, точнее, жар. Сознание теряет.
– И когда он заболел, сын ваш?
– Сегодня утром, – Родик глянул на часы, – около десяти часов.
«Господи, как время-то летит! – подумал он. – Чуть больше восьми часов остается».
– Ну а врача вызывали? – Кузьмич откинулся на спинку дивана и глухо застонал. – Вас, дорогой, не затруднит подать мне вон те таблетки, – он кивнул на пузырек, стоящий на столе в углу комнаты.
– Да-да, конечно, – Родик поднялся с кресла и подошел к столу.
– И водички, пожалуйста, запить, – попросил Кузьмич, – на кухне стакан.
– Одну минуту, – Родик метнулся на кухню, с трудом справился с ржавым краном и, наполнив стакан водой, вернулся в комнату. – Вот, пожалуйста.
Он протянул Кузьмичу пузырек с таблетками. Положив в рот сразу две пилюли и запив их водой, Кузьмич вернул Родику стакан.
– Спасибо. Так вы врача вызывали?
– Нет.
– А почему, позвольте спросить вас?
– Врачи в этом случае нам не помогут, – после продолжительной паузы ответил Родик и поставил пустой стакан на тумбочку возле дивана. При этом он задел поверхность тумбочки рукой, и она со скрипом повернулась.
«Боже мой, это же станок!» – удивился он и обернулся к Кузьмичу. Их взгляды встретились. Родик узнал этого больного, постаревшего человека. Это был Кузьмин. И, как много лет назад, при их последней встрече в кабинете Родика, Кузьмин смотрел ему прямо в глаза.
– Так почему же, Родион Михайлович, вы врача не вызывали? – повторил Кузьмин, продолжая в упор смотреть на Родика. – А?
– Простите, пожалуй, я ошибся. Мне нужно идти, – Родик повернулся и пошел к двери.
– Стойте, Родион Михайлович, вернитесь. Я на вас давно зла не держу, а вам на меня вообще обижаться не за что. Садитесь.
С минуту поколебавшись, Родик вернулся и вновь опустился в старое кресло.
– Ну вот, так-то лучше будет. Чего нам старое ворошить, Родион Михайлович?.. Что было, то было. Не в этой жизни. Кстати, вы новости последние слышали? – спросил Кузьмин, доставая из-за спины свернутую в трубочку газету.
– Мне сейчас не до новостей. Какие новости? О чем?
– Сенцов тяжело ранен, сегодня ночью. Покушение. Сейчас он в больнице. Шансов, говорят врачи, мало. Жаль мужика. Дельный человек.
– Как ранен?! Да не может быть?! Я же не хотел! Господи, я же не хотел! Как же так?!
Родик вскочил с кресла и, подойдя к дивану, схватил лежащую на нем свежую газету. «Сегодня, около часа ночи, на кандидата в президенты России... председателя партии... совершено... в которой он следовал... неизвестные в масках... несколько выстрелов попали... телохранители... бандиты скрылись... Сенцов в тяжелом состоянии доставлен вертолетом в ЦКБ... борются за его жизнь...», – читал Родик, и буквы сливались и прыгали у него перед глазами.
– Это не я! Это не я! Нет-нет, это не я! – повторял он, вновь перечитывая скупой текст официального сообщения.
– Что не вы? Успокойтесь! И, если хотите спасти сына, расскажите все по порядку. Радион Михайлович, возьмите себя в руки, ну же.
– Да-да, конечно. Я все расскажу. Все.
Родик подошел к станку и поднес ко рту пустой стакан.
– Ну, начинайте. Коротко и по существу. Судя по всему, времени у нас мало. – Кузьмин смотрел на Родика холодно и отчужденно.
– Да-да, мало, – согласился Родик. – Короче говоря, я случайно нашел глину, красно-черную, почти такую же, как мы в Армению продавали. Помните? Ну вот. И она, то есть я... ну, в общем... все бюсты, которые я из нее, глины этой, делал, заканчивались смертью. Удивительно, непостижимо, но это так. Да.
– Смертью кого?
– Тех, кого я ваял.
– И кого же вы ваяли?
– В основном бандитов. Три раза – бизнесменов, авторитетных, так сказать. Ну, понимаете...
– Понятно... И по какому принципу выбирали?
– Мне делали заказы.
– Кто?
– Ну, эти... – Родик запнулся и вновь потянулся за пустым стаканом.
– Кто «эти»?
– Органы. Говорили, что одно общее дело делаем, что привлечь мафию официально невозможно. У них все куплено, вот я и согласился. Ну и деньги, конечно, тоже. Большие, сами понимаете.
– А Сенцов к мафии какое отношение имеет? Его бюст, как я понимаю, вы тоже сделали? А? Отвечайте!
– Да, сделал, – низко опустив голову, выдавил из себя Родик. – Но я специально изменил черты лица Сенцова. Может, поэтому он не убит, а ранен? Все люди, бюсты которых я выполнял, погибали ровно через двенадцать часов, – прошептал Родик и уронил голову на грудь.
– Ну-ну, не вздумайте умереть. Во всяком случае, не здесь и не сейчас. А что с сыном произошло?
– Вот, взгляните, – Родик вынул из кармана и протянул Кузьмину камею.
– Интересная работа, – Кузьмин внимательно разглядывал камею. – И мазков не видно. Чисто сделано. Ваше произведение?
– Нет, конечно. Как успел рассказать сын, в него кинули комком глины в моей мастерской. Защищаясь, он подставил руку, и камея с его изображением... Ну, в это трудно поверить... Понимаю... Извините...
– Продолжайте.
– Сама получилась. Я не сумасшедший, поверьте, но это так, – закончил Родик.
– Верю. Точнее, знаю, – Кузьмин вновь попытался встать, но, скорчившись от боли, упал на диван. – Вот что, дорогой коллега, убивали вы в основном злодеев. И не мне вас судить. Но Сенцова надо спасать.
– Но как?! Как спасать?
– Так же, как и вашего сына.
– Скажите, что я должен сделать? Я на все готов! Если вопрос в деньгах...
– Деньги здесь ни при чем. Наоборот, только помешать могут, – поморщившись, ответил Кузьмин.
– Тогда как мы можем их спасти?
– Вы, как я понял, глину для своих бюстов на Меловых горах брали. У озера. С южной стороны. Возле большой сломанной сосны. Так?
– Да, но откуда вы знаете?
– Знаю. Когда я спасаю людей, глину беру на противоположном берегу, с северной стороны. Там глина совершенно белая, точнее, розовая.
– И вы... вы, чтобы спасти кого-то, тоже делаете бюсты?!
– Да, именно так. Здесь мы с вами схожи. Но я – скульптор, и был им всегда, так же как и друг мой, Михлин. А вы... Ладно, к делу. Как вы видите, я болен. Даже встать с дивана не могу. Придется вам все делать самому. Берите станок, ставьте в центр. Да-да, вот сюда. Надеюсь, помните, – свет, главное свет... Глина на балконе, в ведре, там же и инструменты. Ну, быстрее! Времени у нас в обрез. Поторапливайтесь.
Скинув пиджак и закатав рукава рубашки, Родик сел к станку. Он тщательно размешал принесенную глину и, довольно быстро сделав каркас, установил глаголь и нанес первые слои.
– Черт! – хлопнул он себя по лбу. – А фотографии Сенцова у нас же нет, в мастерской остались. Я пошлю водителя, – Родик потянулся к пиджаку, где был телефон.
– Не надо, вот, возьмите, – Кузьмин кинул ему газету. – Здесь на последней странице большое фото Сенцова.
Родик на лету поймал газету и увидел знакомое волевое лицо. «Как же мне удалось его так изувечить», – подумал он, вспоминая свою прежнюю работу над бюстом Сенцова. Слои глины быстро ложились на каркас.
– Материал экономьте, бережней расходуйте. У меня глины не так много осталось, – Кузьмин, превозмогая боль, наклонился вперед и внимательно следил за работой Родика. – Так, хорошо, петлей подчищайте. Ну что же вы скарпелем орудуете, как лопатой, Радион Михайлович?
Образ Сенцова ускользал. Родик начал волноваться. Он то и дело поглядывал на часы.
– Родион Михайлович, галстук.
– Что галстук?
– Галстук снимите и часы. Они вам мешают. Живее.
– Да, конечно, – Родик быстро развязал галстук и кинул его на стул, где висел пиджак, затем снял часы и положил их на стол.
– Остановитесь. Стоп. Посмотрите, посмотрите на Сенцова внимательно, коллега. Вы видите в душе у него костер? Он же искренне хочет изменить жизнь нашу скотскую, вывести нас из этого порочного рабского круга. Ну, сколько же нам метаться между гэбэшниками и бандитами? Вспомните Моисея, Микельанджело. Ну, давайте. Все сначала. Сосредоточьтесь. Вперед.
Родик снял нанесенную на каркас глину и несколько минут внимательно всматривался в фотографию Сенцова. «Как этому человеку удалось победить страх, подняться с колен, поставить на карту все?» – думал он, вглядываясь в его лицо. Затем Родик взял скарпель и, не отрывая глаз от газетной фотографии, вновь принялся ровными слоями наносить глину. Он работал как одержимый, не переводя дыхания. Изредка помогая себе петлей. Кузьмин молча наблюдал за ним, лишь иногда бросая короткие замечания.
– Лоб, лоб подправь... глаза выразительнее... левую носогубную резче... еще, еще чуть-чуть... так... хорошо... веки поднимите, он же не слепой, слава богу.
Наконец Родик сделал последнее завершающее движение скарпелем.
– Все, лучше я не смогу, хоть ты убей меня.
– А лучше и не надо. Больше к нему не прикасайтесь. Поверните станок, – сказал Кузьмин, и Родик, мельком взглянув на него, заметил крупные капли пота, струящиеся по лбу и небритым щекам. – Хорошо... хорошо! Кажется, все получилось, – Родик медленно вращал станок. – Стоп! Минуту!
Сердце Родика оборвалось.
– Что-то не так?
– Нет-нет, показалось. Все так. Снимите скульптуру со станка и поставьте на стол. Сколько у нас осталось времени на бюст вашего сына?
Родик посмотрел на свои часы. Время... время катастрофически таяло. Оставалось всего ничего.
– Три часа и двадцать три минуты.
– Успеем. Как с глиной?
– Мало.
– Хватит, если будете работать без ошибок. Отдохните минут десять – и снова за работу.
– А как мы доставим бюст Сенцову? – спросил Родик.
– А зачем? – искренне удивился Кузьмин.
– Ну, мои кураторы всегда доставляли бюсты по назначению.
– Что ж, смерть, как любое зло, требует повышенного внимания, пафоса. А добро – оно приходит незаметно, само по себе. И запомните, коллега, – Кузьмин вытер ладонью потный лоб и вновь в упор посмотрел на Родика, – если вы настоящий скульптор и работа вам действительно удалась, не волнуйтесь – процесс необратим. Все будет хорошо. Понятно?
– Да, а как мы узнаем результат? – спросил Родик и тут же сам понял глупость вопроса.
– Включим телевизор и узнаем. Но я не сомневаюсь – Сенцов спасен. Работа вам удалась. Вы мастер, настоящий скульптор. Для меня это ново.
Родик подумал, что надо бы позвонить домой, узнать у Наташи, как Сашка, но Кузьмин, словно прочитав его мысли, сказал:
– Родион Михайлович, сядьте и постарайтесь расслабиться. Если у вас будут дрожать руки, как сейчас, ничего путного не получится. А я, как вы понимаете, помочь сейчас ничем не смогу.
Родик вытянул перед собой ладони и увидел, как пальцы его рук мелко дрожат. Он сел на стул и, опустив руки вдоль туловища, постарался успокоиться и расслабиться.
– Я хочу спросить у вас о Михлине. Как он? Где?
– Через год после того, как мы с ним были вынуждены уйти из НИИНИ, Михлин эмигрировал, сначала в Израиль, потом в США, сейчас вроде в Германии живет. Пытался выставляться, но без особого успеха. Давненько вестей от него не получал. Жаль... Талантливый человек. Загубили вы его, товарищ Белов.
Несколько минут они сидели молча. Родик слышал, как муха, попав между оконными рамами, бьется в стекло.
– А о Ларисе? Ларисе Озерской известно вам что-нибудь?
– Ларису видел около года назад в поликлинике. Болела она сильно, легкие, кажется. Была замужем. Разошлась. Сейчас вроде одна живет.
– Где живет?
– Не знаю. Что, коллега, отдохнули?
– Да, кажется, – с трудом произнес Родик.
– Тогда за работу! У вас фотография сына есть? – озадаченно спросил Кузьмин.
– Да, конечно, – Родик вынул из внутреннего кармана пиджака бумажник черной кожи и извлек фотографию сына. – Всегда со мной.
– Ну что ж, хорошо. Покажите, – Родик протянул Кузьмину фотографию Саши. Несколько минут Кузьмин внимательно рассматривал лицо мальчика, меняя угол падения света. – Похож, – наконец сказал он, возвращая Родику фото. – Приступайте, коллега.
Родик подвинул к себе станок и положил на краешек фотографию сына.
– Каркас покрепче закрепите, слева. Да-да, здесь... чтоб не болтался... хорошо.
Обернувшись к Кузьмину, Родик увидел, как тот скривился от боли и почти до крови закусил губу.
– Дать вам таблетки? – спросил он.
– Не обращайте на меня внимания, коллега, работайте. Действуйте. Времени в обрез.
Сосредоточившись, Родик принялся наносить глину на закрепленный каркас. Удивительно, но на этот раз все у него получалось быстро и ловко. Казалось, еще немного, еще чуть-чуть – и бюст будет закончен. Но случилось непредвиденное: глина, до этого момента вязкая и послушная в руках, начала сохнуть. Бюст Сашки, уже почти готовый, начал трескаться и проседать. Родик замазывал «паучьи лапки» трещин в одном месте, но они тут же возникали в других. Глина таяла на глазах. Родик не смотрел на часы, лежащие на столе, но чувствовал, что времени остается все меньше и меньше.
В этот момент в кармане его пиджака зазвонил телефон. Как погребальный звон колокола, отдавались в голове Родика настойчивые телефонные гудки.
– Что делать? Глина сохнет! – не поворачивая головы в сторону Кузьмина, закричал он в отчаянии. – Что делать?
– Не паникуйте. Алебастр, быстрее! Килограмм... не больше! – приказал Кузьмин.
– Как алебастр? Он же свернет глину?! Вы что?!
– Выполнять! Живо! Свернет или нет – потом обсудим!
Родик схватил лежащую на полу пачку и высыпал алебастр в ведро с глиной.
– Размешайте получше, коллега, – совершенно спокойно сказал Кузьмин.
Родик взял лопатку и принялся тщательно перемешивать глину. Вопреки всем учебникам и пособиям, глина не свернулась. Он вновь взял в руки скарпель и петлю. Опять зазвонил телефон, но на этот раз Родик не обращал на звонки никакого внимания. Что-то сказал Кузьмин. За окном сработала сигнализация какой-то машины. Ничего этого он не слышал. Рубашка прилипла к его спине, и, на секунду отложив в сторону петлю, он резким движением разорвал ее. Одна за другой пуговицы посыпались на пол. Работая, словно автомат, Родик совершенно потерял счет времени. Очень скоро перед глазами у него поплыли красные, желтые, зеленые круги.
– Все, Родион Михайлович, остановитесь! Все! – будто издалека, услышал он голос Кузьмина.
Родик попытался разжать кисти рук и положить на пол инструменты, но, к своему удивлению, не смог этого сделать. Пальцы не слушались его, спина и шея одеревенели, а ноги стали словно ватные, и он даже не пытался встать со стула.
– Молодец, коллега! Успел! Минута в минуту! Поверните станок. Родион Михайлович, очнитесь вы наконец.
– Я не могу, – сказал Родик, и услышал свой голос, звучащий как будто со стороны. – У меня руки свело. А почему алебастр не свернулся? – спросил он Кузьмина, словно это был главный вопрос, который должен был волновать его на этот момент.
– Да ведь глина-то непростая! Она обычным законам, по-видимому, не подчиняется. Я так думаю.
– Так вы что, раньше алебастр не использовали, в глину не добавляли?
– Нет, – просто ответил Кузьмин.
Родику стало плохо. Он только сейчас понял, как рисковал Кузьмин, отдавая ему команду высыпать в исчезающую и трескавшуюся глину алебастр.
– Ну, как вы? Пришли в себя, коллега?
– Да, уже малость полегче, – ответил Родик, с трудом вращая головой.
– Тогда положите на место инструменты. Кстати, материала хоть немножко осталось?
Родик машинально попытался зачерпнуть глину. Скарпель заскрежетал по пустому дну ведра.
– Да, Родион Михайлович, недаром в институте говорили, что вы – везунчик, и черти вам детей качают.
Родик ничего не ответил. Он с трудом поднялся и, достав телефон, все еще плохо работающими пальцами набрал номер Наташи. Она сразу же ответила. Родик не успел ничего сказать, как услышал ее плач.
– Родион, миленький, все хорошо! Все обошлось! Сашка пять минут назад встал с постели. Жар как рукой сняло. Но совсем недавно было очень плохо. Я звонила тебе, ты трубку не брал, – плача причитала Наташа. – А Сашка не помнит ничего, спрашивает, где папа, и когда ты ему расскажешь про какие-то скульптуры.
Ничего не говоря, Родик отключил телефон. В дверь неожиданно позвонили.
– Ну вот, еще кому-то моя помощь на ночь глядя понадобилась. Открыто! Заходите! – прокричал Кузьмин.
В комнату вошел Сергей.
– Родион Михайлович, извините, я начал волноваться. Вы так давно отсутствуете. У вас все нормально?
– Это водитель мой, Сергей. Можно ему побыть в квартире несколько минут? – спросил Родик у Кузьмина.
– Пожалуйста, у меня двери для всех открыты, – пожал плечами Кузьмин.
– Я на кухне посижу, – произнес Сергей и, бросив взгляд на стоящие скульптуры, вышел из комнаты.
– Николай Кон...
– Кузьмич. Для своих пациентов я – Кузьмич, – твердо произнес Кузьмин. – Нет давно никакого Николая Константиновича Кузьмина. Был да весь вышел.
– Да, конечно, Кузьмич. Разрешите отблагодарить вас? – Родик полез в карман за бумажником.
– Не дури, Родион Михайлович! Я за свою работу денег не беру. Нельзя мне. Да и не делал я ничего. Ты же сам справился. Честно скажу, большие сомнения у меня на этот счет поначалу были. Не каждому этот фокус удается. Далеко не каждому... – повторил Кузьмин и долгим внимательным взглядом посмотрел на Родика.
– А что делать с бюстами?
– А что с ними делать? Ничего с ними делать не надо. Хотите, себе заберите, хотите – здесь оставьте, хотите – разбейте. Они нам уже не принадлежат. Помните, коллега, работа выполена, а значит, процесс необратим. До свидания. Устал я, да и нездоровится мне. Все. Идите!