Скульптор. Глава 48

Через полчаса Родик уже звонил в знакомую ему квартиру на третьем этаже. Лариса жила в том же доме, что и много лет назад.
– Кто там? – раздалось за дверью.
– Свои, – ответил Родик.
– Ну раз свои, заходите, – Лариса широко распахнула двери, и Родик прошел в узкий коридорчик. За прошедшие годы в квартире мало что изменилось. В прихожей на прежнем месте стояло трюмо румынского производства, на стене висела знакомая чеканка, подарок грузинских коллег, вдоль стен установлены простые деревянные полки, сплошь уставленные книгами по истории живописи, архитектуры, скульптуры. Дорогие подарочные фолианты Рембрандта, Веласкеса, Гойи, Босха. Рядом с ними стояли редкие прижизненные издания Дали, Пикассо, Поленова. Книги стоили целого состояния и совершенно не вписывались в более чем скромную обстановку квартиры Ларисы, однако и чужеродными они не выглядели на простых стеллажах в старой интеллигентской квартире. Хрусталю и дешевому фарфору здесь не было места.
– Ну что? Ты так и будешь в прихожей стоять? – спросила Лариса, ногой подвигая Родику домашние тапочки.
– Это... Это же мои шлепанцы, – удивился Родик, снимая дорогие туфли и всовывая ноги в свои старые тапочки. – Ты их не выбросила?
– Как видишь... Пойдем на кухню чай пить.
– Ну кто же вечером от чая отказывается? – сказал Родик, проходя в маленькую, тесную, но очень дорогую ему кухоньку. Лариса чиркнула спичкой, ставя чайник на огонь.
– Ну рассказывай, как дела, – сказала она.
– Ты совсем не изменилась, – не отвечая на вопрос, сказал Родик, глядя на сидевшую напротив Ларису. – Такая же красавица, как и прежде.
– Не смеши меня, Родик, – печально сказала Лариса, и уголки ее губ дрогнули. – Недавно смотрела по телевизору репортаж об открытии французской выставки... Ты там с такой моделью танцевал...
– Это все в прошлом, не до моделей мне сейчас, Лора.
– Что так? По-моему, у тебя все хорошо, рада за тебя, ты всегда знал, чего в этой жизни хотеть.
– Да, мне тоже казалось, что знал, но жизнь оказалась сложнее. Такие дела.
– У тебя что-то случилось? Какие-то неприятности?
Родик уловил в ее голосе теплые искренние нотки сочувствия.
– Да, есть проблемы...
– Можешь рассказать?
– Потом, Лора, не сейчас, – после минутного молчания ответил Родик, отпивая из огромной расписной чашки горячий ароматный чай. – Расскажи мне, Лора, как ты живешь?
– Что тебе сказать. Живу пока... С мужем разошлась, четыре года уже как. Детей нет, а сейчас...
Она вдруг неожиданно закашлялась, тяжело и надрывно. Прошла минута, другая, но кашель не успокаивался.
– Тебе плохо, Лариса? – Родик вскочил со стула и бросился к ней.
– Не обращай внимания, сейчас пройдет, – с трудом подавляя кашель, сказала Лариса и сделала большой глоток. Кашель так же внезапно прекратился, как и начался. Лариса достала платок и, вытерев уголки губ, положил его обратно в карман халата.
– Так что сейчас? – спросил Родик, возвращаясь на свое место.
– Да, ладно, ничего, – голос Ларисы задрожал.
Она встала и повернулась к окну. Плечи ее вздрагивали, и она снова достала платок... Родик тихо подошел и обнял Ларису за плечи.
– Успокойся, Лора, успокойся, все будет хорошо, – он погладил ее по голове и увидел в густых рыжих волосах проблески седины. – Послушай, – Родик мягко повернул ее к себе, – я так хочу снова быть с тобой вместе, я такой дурак, такой идиот, – повторил он, прижимая Ларису к себе. – Прости меня, прости, если сможешь. Пожалуйста, прошу тебя.
– За что простить? – Лариса выскользнула из его объятий. – Это жизнь, Родик, ее не обманешь... Кстати, ты знаешь, Кузьмин вчера умер в больнице, – неожиданно сказала она и посмотрела Родику в глаза.
– Как умер?! Как умер?! Не может быть, – пятясь, прошептал Родик и почти упал на стул. – Я же видел его вчера, то есть нет, позавчера. Мы вместе... – он замычал, губы его дрожали. Родик тупо смотрел на Ларису.
– Да, умер. Он завещал кремировать свое тело и прах развеять над каким-то озером на Меловых горах. Сегодня волю его исполнила бывшая жена. Вот как жизнь поворачивается.
– Боже мой, господи, боже мой, – шептал Родик, качая головой. – Почему я ушел? Почему не остался?
– Да... Вот такие дела, дорогой, – печально продолжала Лариса. – Ты же видел его последним из нас, чем он болел?
– Не знаю, Лора, не знаю, у тебя выпить чего-нибудь есть?
– Не уверена, будешь ли ты это пить, – Лариса достала из кухонного шкафчика початую бутылку дешевой водки. – Вот, погляди.
– Буду, давай посуду, – сказал Родик, не взглянув на бутылку.
Лариса поставила на стол две граненые рюмки.
– За Кузьмина не чокаясь, земля ему пухом, – сказал Родик, залпом осушив рюмку и тут же наливая себе снова. Он поднял рюмку, намереваясь выпить, но почему-то поставил ее на стол.
– Лора, давай начнем все сначала, уедем отсюда к чертовой матери. Не хочу пить, чтобы ты не думала, что я по пьяни это говорю, – Родик кивнул на полную рюмку. – У меня есть работа во Франции, визы тебе я сделаю, посол – мой приятель. Прошу тебя, давай уедем отсюда, Лариса, я тебя люблю, и всегда любил. Прости меня, дурака, если сможешь.
– Куда я поеду, Родик, у меня такие проблемы...
– Какие проблемы? О чем ты говоришь?
– Я на днях из больницы выписалась, – голос Ларисы предательски задрожал, и она закрыла лицо руками.
– И что? – спросил Родик, тут же осознавая всю глупость и нелепость вопроса.
– Рак у меня, – выдохнула Лариса. – Рак легких. Даже оперировать не стали, говорят, поздно, не поможет.
Она уже не плакала, а печально смотрела на Родика своими большими карими глазами.
– Рак – это не приговор. Не отчаивайся, здесь не стали лечить – черт с ними, врачами этими, за границей тебя прооперируют. Деньги у меня есть. Не все еще забрали, кое-что осталось, – добавил он.
– Брось, Родик, перестань, ничего мне уже не поможет, я знаю, не надо меня утешать. Расскажи мне лучше, что у тебя случилось, я же вижу, ты сам не свой.
– Я не могу тебе сейчас всего рассказать, – после длительного молчания произнес Родик. – Короче говоря... Последнее время работал на одну организацию, выполнял их заказы, платили очень хорошо, но... – Родик схватил стоявшую на столе полную рюмку и залпом выпил. – Но это такая работа, такая работа, Лариса, не приведи господь... Вобщем, я решил завязать, но сделать это, как ты понимаешь, не просто. Когда-нибудь потом я тебе все расскажу подробно. А сейчас послушай меня, – Родик подошел к Ларисе и, обняв за плечи, прижал к себе. – Собери чемоданы, все только самое необходимое, и мы завтра же на машине поедем в Москву. Два-три дня поживем в гостинице, за это время я сделаю визы, и мы улетим в Париж. Что нам с тобой терять? По сравнению с жизнью – все это пустяки: квартиры, машины... Знаешь, что мне Кузьмин сказал?
– Что?
– Ничего в этой жизни не предрешено, все можно изменить, а Кузьмин был человеком необыкновенным.
– Родик, миленький, я тебя всегда любила, и терять мне здесь тоже нечего, но я только обузой тебе буду, мне дышать тяжело, а по ночам вовсе задыхаюсь, таблетки не помогают.
Лариса прижалась к Родику и заплакала.
– Ну что ты, Лора, не плачь, не надо, успокойся, – Родик целовал ее лицо, и оно было соленое от слез. – У тебя ведро есть? – вдруг спросил он.
– Какое ведро?
– Обыкновенное, пластмассовое или металлическое.
– Зачем тебе ведро, ты что, с ума сошел? – Лариса изумленно смотрела на Родика глазами, полными слез.
– Я спрашиваю: ведро есть у тебя?
– Да, кажется, есть, но...
– Давай быстрее, не занимай телефон, я буду звонить тебе, начиная... – Родик посмотрел на часы, – начиная с двенадцати каждые полчаса, поняла?
– Да, то есть нет. Что все это значит?
– Потом, Лора, потом я тебе расскажу, но ты мне все равно не поверишь, все будет хорошо, – он обнял Ларису и прижал к себе. – Сегодня ночью я тебя вылечу. Утром проснешься здоровой, не будет никакой опухоли, и ты поедешь во Францию в полном порядке, только поверь мне, пожалуйста. Веришь? – Родик посмотрел ей в глаза.
– Да, верю, – еле слышно прошептала Лариса. – Но...
– Нет-нет, замолчи. Не надо никаких «но», просто верь и все.
Родик повернулся и, взяв ведро, открыл дверь на лестничную площадку.
– О, черт, чуть не забыл... Дай мне две-три твои фотографии.
– Какие фотографии?
– Любые. Желательно, где ты крупным планом.
– Сейчас я принесу тебе альбом, выбери сам. Я ничего не понимаю. А как...
– Ничего не говори и ни о чем не спрашивай, – перебил ее Родик.
Лариса прошла в комнату и быстро вернулась с большим, красного бархата, альбомом.
– Держи.
Родик открыл альбом и принялся медленно листать его. Годы его жизни с Ларисой потекли у него перед глазами. Вот его только-только назначили завотделом НИИНИ. Лариса преподносит ему цветы, справа от нее Михлин зачитывает поздравление-шутку, Кузьмин и Романович изображают скульптуру Мухиной «Рабочий и колхозница». Вот они с Ларисой и всем отделом на пикнике, пьют из горлышка дешевое вино. Вот он в своем первом приличном костюме и дорогом галстуке прощается с Ларисой в аэропорту, отправляясь в командировку за границу. «Куда это я лечу?» – подумал Родик. Он листал и листал страницы альбома, и прошлое оживало в его памяти. Казалось, это было вчера. Ветер жизни хлестал его по лицу наотмашь.
– Я понял, понял свою ошибку. Понял... – бормотал он, машинально перелистывая страницы.
– Какую ошибку? – тихо спросила Лариса.
– Я откладывал жизнь на потом, думал, что лучшее, главное, самое важное – впереди. Можно чем-то пожертвовать, уступить, прогнуться ради этого светлого будущего, а жизнь прошла, и самое важное осталось позади. Ты, я, Кузьмин, Михлин, наши друзья – вот что было главным, вот за что надо было держаться, чем дорожить, а я все профукал, – он замолчал и быстро пролистал страницы альбома назад.
«Эх, если бы так можно было вернуть время», – подумал Родик и, с минуту поколебавшись, вытащил из альбома два черно-белых фото Ларисы, сделанных совсем недавно.
– Ну, Лора, до свидания, я пошел.
– Родик, – крикнула ему вслед Лариса, – Родик, подожди!
Но Родик уже бежал вниз по ступенькам, и пустое пластиковое ведро глухо ударялось о перила лестничных пролетов.