Скульптор. Глава 50

В мастерской Родик поставил ведро возле станка, снял порванные пиджак, брюки и рубашку. Галстук он выбросил еще в лесу, после того как зацепился им за какую-то ветку. Оставшись в одних трусах, он прошел в туалет и долго обливал себя холодной водой из-под крана, пытаясь смыть кровь и грязь. Наконец это ему удалось. Он посмотрел на себя в зеркало и очень удивился: ссадины и царапины совершенно исчезли с его лица, как и давний шрам, полученный при первом походе на Меловые горы, кожа была гладкой и чистой, словно он только что побрился. Родик похлопал себя по щекам, покрутил головой... На лице не было ни малейших следов повреждений. Он перевел взгляд на ноги: порезы исчезли. Только на левой голени от колена виднелся еле заметный красновато-белый шрам. Родик провел вдоль шрама рукой сверху вниз и не почувствовал боли.
Вернувшись в мастерскую и надев прямо на голое тело тяжелый кожаный фартук, Родик сел к станку. Он достал фотографию Ларисы и долго всматривался в нее. Фотография была сделана совсем недавно, может быть, месяц или два назад. Знакомое дорогое лицо, мягкий овал щек, вздернутый носик, пухлые губки. Родик прикрепил фотографию к рамке и, быстро сделав каркас, установил глаголь. Так... Каркас закреплен... Глаголь встал... Глина размешена и процежена... Он взял инструменты и приступил к работе. В мастерской было душно, края фартука больно врезались в голое тело. Родик слегка изменил угол падения света и еще раз проверил пропорции и перспективы. Нормально... Слой за слоем, работая шпателем, словно скальпелем, он наносил глину на каркас. Вот так... Сейчас лобик чуть-чуть уберем... Родик осторожно, как хирург во время операции, срезал тонкий слой глины... Пожалуй, хватит. А здесь, на щеках, нужно добавить. Он зачерпнул петлей немного глины. Движения его были расчетливы и уверенны. Он подумал о том, как завтра они с Ларисой сядут в машину и уедут из этого города, и он не будет больше бояться и вздрагивать от каждого телефонного звонка. Начну сначала, все начну с чистого листа, думал он, подвигая к себе ногой ведро с глиной. То-то Огурцов с Ивановым удивятся, обыскавшись меня. А Лариса ведь меня любила по-настоящему, и любит... Эх, дурак я, дурак, столько времени зря потерял... Но ничего, правильно Кузьмин говорил, надо бороться, ничего в этой жизни не предопределено. Нанеся последние мазки, Родик откинулся на спинку стула и посмотрел на бюст.
«Получилось!... – радостно подумал он... – Точь-в-точь. Так легко и быстро мне еще ни один бюст не удавался», – Родик достал из лежащего на полу разорванного в клочья пиджака телефон и быстро набрал номер Ларисы.
– Кх-кх-кх, – Родик слышал только сухой кашель, свистящее дыхание и хрипы.
– Лариса, Лора, тебе что, не лучше? – закричал он. – Лора, ответь мне, неужели тебе не лучше?
– Нет, Родик, мне... Мне хуже, кровь горлом пошла, – услышал он слабый голос Ларисы.
– Как?!. Этого... Этого не может быть! У меня же все получилось. Тебе должно быть лучше, должно! – кричал Родик в трубку.
– Нет, Родик, мне не лучше. Если можешь, приезжай скорее, побудь возле меня, а то мне совсем худо.
– Да, конечно, сейчас буду. Держись, моя хорошая.
– Жду, – еле слышно прошептала Лариса, и в трубке раздались короткие гудки.
Родик был в отчаянии. Он охватил голову руками и несколько минут сидел у станка, в оцепенении раскачиваясь взад и вперед. «Почему? Почему не получилось? Что не так? Где я ошибся?» – спрашивал он себя снова и снова. Наконец Родик поднял голову и посмотрел на фотографию. «Так, возьми себя в руки, успокойся, скульптор, успокойся и смотри, смотри внимательно», – повторял он себе, поправляя свет и медленно переводя взгляд с бюста на фотографию, с фотографии на бюст.
«...Лоб открытый, высокий... есть... одна морщинка... вот она... – Родик перевел взгляд на бюст... – нос слегка вздернутый... есть... все совпадает... губы... один к одному... В чем же дело, в чем? Думай, думай, скульптор, вроде все правильно», – Родик вновь пристально вгляделся в фотографию. – Брови... вразлет... хорошо... есть... едва заметная морщинка под глазами... есть... след на правой щеке от перенесенной в детстве ветрянки... вот он... ямочки... на месте. – Все было так – и не так. – Глаза! Боже мой, как я мог забыть про глаза!» – вдруг осенило его.
И от этой мысли резкая боль в груди, как удар током, пронзила Родика. Он прикрыл веки и увидел Ларису, молодую, смеющуюся, смотрящую на него своими карими светящимися глазами. Он все понял. С фотографии на него смотрела женщина, в глазах которой были боль и обреченность. Таким же получился и ее бюст в его исполнении.
«Как я мог так ошибиться? Как мог? Эх, если бы здесь со мной был Кузьмин», – обреченно подумал он и машинально заглянул в ведро. Глины не было. Лишь по краям ведра тускло светились ее жалкие остатки. Все кончено, подумал Родик, глядя на часы. Из отведенных посланником двух часов оставалось чуть более пятнадцати минут. В прострации Родик поднялся со стула и прошел в склад. Он включил свет и вдруг увидел стоящую в углу небольшую бочку. В ней была глина – самая обычная дешевая глина, Сергей привез ее несколько дней назад для работы над французским заказом. Не отдавая отчета своим действиям, Родик схватил бочонок и бросился обратно в мастерскую. Сорвав крышку и секунду поколебавшись, он добавил в глину немного алебастра и парафина и принялся исступленно смешивать содержимое. «Только не свернись, не свернись!» – заклинал он. Глина не свернулась. Схватив сито и не найдя под рукой перчаток, Родик принялся продавливать глину на лист фанеры. Очень скоро мелкие, но острые, как бритва, песчинки в кровь изрезали его пальцы и ладони. Капельки крови смешивались с глиной, и Родику показалось, что она по цвету отдаленно напоминает ту волшебную глину, которую он израсходовал так бездарно. Глубоко вздохнув и похлопав себя по щекам, Родик вновь сел к станку.
Перед тем как начать работать, он кинул взгляд на часы, висевшие на стене. В его распоряжении оставалось всего двенадцать минут и двадцать пять секунд. Он вынул из рамки фотографию Ларисы и положил в карман фартука. Фотография была ему уже не нужна. Родик прикрыл глаза, и образ Ларисы вновь возник перед ним как живой – той Ларисы, молодой, счастливой, полной любви, которую он знал много лет назад. Почти не открывая глаз, боясь потерять образ, Родик работал руками, без петли и шпателя. Очень скоро кожа пальцев рук его была совершенно стерта. Кровь текла по лицу Ларисы и капала на пол. Через двенадцать минут работа завершилась. Бюст был готов. На Родика смотрела Лариса. Его Лариса. Та Лариса, которую он знал и любил. В эту минуту зазвонил телефон.
– Да-да, – закричал Родик, хватая со стола трубку. – Слушаю, Лариса, слушаю, как ты?
– Родик, у меня приступ прошел, кровотечение остановилось, я могу дышать, свободно дышать!
– Лора, это правда, или ты меня успокаиваешь?
– Конечно правда! Так хорошо, как сейчас, я не чувствовала себя уже давно. Я дышу свободно, и у меня ничего не болит. Ты просто волшебник. Как это получилось?
– Приеду, расскажу. Но ты мне все равно не поверишь. Да и не надо. Кузьмин признал, что я – скульптор, и мне этого достаточно. Это дорогого стоит.
– Родь, приезжай скорее, у меня есть твое любимое персиковое варенье и фисташки, которые ты обожаешь. А чемоданы я уже почти собрала. Бритвенный прибор и твоя пижама, как всегда, на месте.
– Спасибо, Лора, скоро буду, вот только инструменты соберу и приеду. Ложись, поспи немного. Завтра, да нет, уже сегодня, нужно выехать пораньше. Мне так много нужно тебе рассказать! Эх, если бы Кузьмин был жив, он бы меня понял.
– Нет, Родя, я буду ждать тебя, – после долгого молчания сказала Лариса, – приезжай скорее, – и повесила трубку.

– И далеко собрались, Родион Михайлович? – вдруг услышал он за спиной знакомый голос. Выронив из рук скарпель, Родик обернулся и увидел Иванова. Он стоял возле входной двери и улыбался ему. – Может, подвезти, а, Родион Михайлович? На улице темно, как бы чего не случилось.
– Нет, спасибо, сам доеду.
– Должок за вами, дорогой, вот, пришел получить.
– Конечно, я помню, возьмите. – Родик подошел к столу и открыл верхний ящик.
– Руки на стол! Быстро! Не двигаться! – скомандовал Иванов и, откинув полу пиджака, выхватил пистолет. – Отойди к стене. Вот так, хорошо. Стой спокойно. Не дергайся.
– Вы что? С ума сошли? У меня оружия никогда не было, я хотел достать доверенность на квартиру, а машина стоит на стоянке, за институтом. Подкиньте меня домой – и она ваша.
– Эта, что ли? «Бээмвэшка»? – Иванов достал из левого кармана брюк ключи с брелком и, покрутив их на указательном пальце, зажал в кулаке. – Водитель ваш, Родион Михайлович, уж больно несговорчивым оказался... И чем это вы его так прельстили?
Родик похолодел. Ему стало страшно. Почти так же страшно, как тогда, в лесу, когда он впервые с Зиной пошел за глиной. Между тем Иванов достал из ящика стола подготовленную Родиком доверенность и, быстро прочитав ее, сложил вдвое и опустил во внутренний карман пиджака.
– А это еще что за баба? – спросил он, выходя из-за стола и кивая на бюст Ларисы. –Кто такая?
– Это моя жена.
– Вот как? Жена? – переспросил Иванов и, размахнувшись, ударил рукояткой пистолета по бюсту Ларисы.
Розовые, почти красные осколки глины, словно кровь, брызнули в разные стороны.
– Не сметь! Негодяй! Подлец! Не сметь! – Родик бросился на Иванова.
Родион Михайлович не услышал звука выстрела и не почувствовал боли. Падая лицом в пол, он краешком угасающего сознания вспомнил слова Кузьмина: «Если ты скульптор и работа тебе удалась, не волнуйся, это необратимо. Все будет хорошо».